Он выскочил из «мини» и запрыгнул в «Хонду» в тот самый момент, когда и ей настал момент трогаться с места.
* * *
Подмигнув Алисе, Гэбриэл решил немного поныть – так он надеялся разрядить обстановку.
– Лично я успел привязаться к нашей английской крохе. Куда до нее этой колымаге!
Алиса сидела напряженная, даже улыбнуться не могла.
– Чем паясничать, пошарили бы в бардачке.
Бормоча слова извинения, он нашел кое-что, чего ему больше всего недоставало с момента утреннего пробуждения: пачку сигарет и зажигалку.
– Слава богу! – воскликнул он, спешно закуривая.
Сделав две затяжки, он отдал сигарету Алисе. Та, не выпуская руль, тоже затянулась и испытала опасное для водителя головокружение. Нужно было срочно заморить червячка, иначе ей грозил обморок.
Она опустила стекло, но воздух сомнительной свежести был слабой заменой еде. Справа сияли несчетными огнями небоскребы Манхэттена, слева громоздились строения Нижнего Ист-Сайда – настоящая декорация из старых детективов, любимого чтива ее мужа Поля.
Поль…
Она отбросила воспоминания и посмотрела на часы. С момента их пробуждения в парке минуло уже больше часа. За это время они не узнали ровным счетом ничего. Загадка оставалась загадкой, более того, ее усугубили новые вопросы, сделавшие ситуацию еще парадоксальнее. Еще опаснее.
Расследование необходимо было переключить на повышенную передачу. Здесь прав был Гэбриэл: без денег они были бессильны.
– Какой адрес этого вашего ломбарда? – крикнула она на въезде в Манхэттен.
6
Чайнатаун
Состариться – это не что иное, как перестать бояться своего прошлого.
Стефан Цвейг «24 часа из жизни женщины»
За Бауэри они свернули на Мотт-стрит. Там Алиса нашла перед китайской лавкой лекарственных растений местечко для парковки. Несмотря на тесноту, она умудрилась влезть между фургоном доставки и автолавкой, торговавшей димсамами.
– Помнится, ломбард чуть дальше, – сообщил Гэбриэл, хлопнув дверцей.
Алиса заперла машину и заторопилась за ним.
Они почти бегом промчались по главной улице квартала, разрезавшей Чайнатаун с севера на юг, – узкому, запруженному людьми, полному толкотни коридору домов из темного кирпича, перевитыми железными лестницами. Вдоль тротуара тянулись, налезая друг на друга, бесчисленные лавки с расписанными иероглифами витринами: здесь набивали татуировки, лечили иглоукалыванием, ограняли драгоценные камни, торговали поддельными предметами роскоши, бакалеей, всевозможными мясными изделиями, в том числе потрошенными черепахами, над которыми висели на крюках утиные тушки.
Ломбард, манивший надписью «продаем, покупаем, ссужаем», располагался в сером здании, украшенном огромным неоновым драконом. Гэбриэл толкнул дверь. Алиса прошла следом за ним по темному коридору и оказалась в просторном мрачном помещении без окон, провонявшим кислым потом.
Все стены здесь были заставлены металлическими этажерками, заваленными разномастным барахлом: плоскими телевизорами, дамскими сумочками с поддельными фирменными эмблемами, музыкальными инструментами, плюшевыми зверюшками, абстрактными картинами.
– Снимайте часы! – потребовал Гэбриэл и протянул руку.
Алиса заколебалась. После смерти мужа она избавилась – явно поторопилась – от всего, от чего могла: от мебели, одежды, книг. Слишком все это напоминало ей о человеке, которого она так любила. Оставила только эти часы, «Патек Филипп» из розового золота с вечным циферблатом и фазами луны, доставшимися Полю от деда.
Месяц за месяцем часы превращались для нее в талисман, в память о Поле. Она надевала их каждый день, повторяя манипуляции мужа: застегивала на запястье медный браслет, вытягивала пусковую кнопку, протирала стекло. Часы действовали на нее умиротворяющее, дарили ощущение – немного искусственное, конечно, но такое нужное, – что Поль остается с ней, что он где-то рядом.
– Пожалуйста! – поторопил ее Гэбриэл.
Они подошли к стойке, защищенной перегородкой из армированного стекла, за которой стоял молодой азиат, женоподобный и очень ухоженный: со сложной прической, в джинсах в обтяжку, в хипстерских очочках, узкой курточке поверх футболки кислотного цвета, разрисованной в стиле Кита Харинга.
– Чем могу быть вам полезен? – осведомился китаец, убирая за ухо длинную прядь. Его продуманный облик резко контрастировал с тягостной убогостью вокруг. Алиса с сожалением сняла часы и положила их на стойку.
– Сколько?
Парень взял часы и внимательно рассмотрел, повертев в пальцах.
– У вас есть документ с подтверждением подлинности? Какой-нибудь сертификат?
– При себе нет, – пробормотала она. Если бы взгляды могли убивать, китаец тут же расстался бы с жизнью.
Он небрежно поднял и опустил кнопку, подвигал туда-сюда стрелками.
– Это хрупкая вещь, – напомнила она.
– Я устанавливаю дату и время, – ответил парень, не поднимая головы.
– Они все показывают правильно. Хватит возиться! Берете или нет?
– Предлагаю пятьсот долларов.
– Вы с ума сошли! – взорвалась Алиса, отнимая у него часы. – Это коллекционная вещь! Она стоит раз в сто дороже!
Она уже готова была сбежать, но Гэбриэл остановил ее, схватив за руку.
– Успокойтесь! Вы же их не продаете, а просто закладываете. Мы заберем их, как только разберемся со всей этой историей.
Она покачала головой.
– Ничего не выйдет. Придется искать другой выход.
– Другого выхода нет, и вы прекрасно это знаете! – повысил он голос. – Учтите, время поджимает. Надо что-то съесть, иначе мы лишимся последних сил. И вообще, без денег мы все равно что без рук. Лучше подождите меня снаружи, я сам с ним договорюсь.
Алиса обреченно отдала ему часы мужа и поспешила на улицу.
Там одуряюще пахло пряностями, копченой рыбой и маринованными грибами – удивительно, как она не почуяла всех этих ароматов несколько минут назад. Сейчас они вызвали у нее приступ тошноты, и она согнулась пополам. Желудок был пуст, поэтому ее вырвало одной желчью. Что не упасть от головокружения, она привалилась к засаленной стене.
Гэбриэл был прав, первая забота – хоть что-нибудь съесть.
Она протерла глаза. Оказалось, что по щекам у нее катятся слезы. Она чувствовала растерянность, даже испуг: этот квартал действовал на нее гнетуще, а тут еще голод и упадок сил. Недавнее напряжение не прошло даром. Стертое в кровь запястье горело огнем, ныли все до одной натруженные мышцы.
А главное, ее мучило чувство страшного одиночества, горя, смятения.
В голове метались сполохи мыслей, от которых впору было ослепнуть. Эпизод с часами оживил в ее памяти болезненное прошлое. Невозможно было не думать о Поле, об их знакомстве, о том, какое сладостное безумие ею тогда овладело, о силе любви, вытесняющей любые страхи.
Хлынувшие воспоминания было не унять, они зафонтанировали, как гейзер.
Воспоминания о безвозвратно канувших в прошлое днях счастья.
Я помню…
Три года назад
Париж. Ноябрь 2010 г.
Дождь льет как из ведра.
– Здесь направо, Сеймур. Приехали: улица Святого Фомы Аквинского.
Включенные на максимальную скорость «дворники» бессильны против обрушившихся на Париж ливней. Как они ни елозят по лобовому стеклу, его полностью заливает за пару секунд, так что ничего не разглядеть.
Наша обычная с виду машина сворачивает с бульвара Сен-Жермен на узкую улицу, ведущую к церковной площади.
Небо чернее черного, со вчерашнего вечера бушует гроза. Впереди нас не осталось тверди, все растекается. Церковь прячется в облаках, все ее завитушки и барельефы смазаны туманом, из которого выступают только угловые ангелы – им этот потоп нипочем.
Сеймур описывает круг по маленькой площади и останавливается там, где стоянка запрещена, – перед дверью гинекологического кабинета.