Оправданий герою нет. Это история о двух негодяях, один из которых просто немного хуже, чем другой. Маловероятно, что «альфа», женись он на героине, повел бы себя по отношению к ней более достойно.
Это рассказ о бессмысленной, нелогичной жестокости и несправедливости. Участь героини кажется предопределенной свыше. Действительно, единственный выход для нее, как и в «Грозе» Островского – смерть.
Отчего же я предлагаю снять по этой истории фильм? Чем он может понравиться зрителю? Я уже немного говорила об этом выше. Он должен понравиться нашей собственной несбыточной мечтой о том, что герой вот-вот «исправится». Исправится из-за любви к героине. Это сладостное чувство ожидания раскаяния-из-за-любви украшает немало произведений, начиная от «Опасных связей» и кончая «Звездными войнами» (Хотя почему кончая? Потенциал этого мотива бесконечен). И даже после того, как зритель убедится, что в этом фильме его надежде не суждено сбыться, эта мечта займет постоянное место во вневременном поле его рефлексии.
Вместе с тем это не банальная мелодрама. Сильной стороной истории является невероятное правдоподобие (повторюсь, я уверена, что эта история – быль) и рука Мастера, который выбрал ее среди множества подобных и великолепно изложил. Ну а я предлагаю Вам познакомиться с моим сценарием по этому произведению. Краткий оригинальный рассказ с малым количеством диалогов у меня развернут, добавлены персонажи, сцены, прописано визуальное воплощение и т.д. – вобщем, все, как положено.
Однако то, что получилось – отнюдь не тоскливая «чернуха» в исторических костюмах. Негативным эмоциям, которые вызывают у нас поступки персонажей, противопоставлена «этноэкзотическая» эстетика быта городка. Я ввожу в рассказ цыган – в том числе, для добавления ярких красок и поэтики. Хоть современным режиссерам трудно сравниться в этом с фильмом «Табор уходит в небо» Лотяну, однако не стоит оставлять попыток. Лихие катания в повозках с обществе симпатичных цыганок – все это в сценарии есть. Есть также и нотки юмора в облике главного героя, которые роднят его с Емелей-дурачком. Он и есть Емеля, только злой. Точнее, он -настоящий Емеля; в отличие от сказочного прототипа, в реальности он мог быть только таким. У зрителя будет возможность разрядить напряжение благодаря смешным ситуациям, в которые попадает вечно пьяный, глупый и завистливый герой.
Также я предлагаю фьюжн в музыкальном оформлении. Поступки и мысли героев, по моему замыслу, в одной из сцен должны сопровождаться звуковой дорожкой из «АВВА». И не только для того, чтобы показать вневременность истории, но и для утешения зрителя; точнее, для того, чтобы дать зрителю силы увидеть в героях те немногие проблески добра и любви, которые у них все-таки есть.
Сцена 1.
Утро. Полутемная комната в доме главного героя Ваньки Шишкова.
Обстановка, которую в московской мещанской среде того времени (1840-е – 1850-е гг.) сочли бы небогатой. Но здесь, в маленьком сибирском городке, она считается достаточно зажиточной. Русская печь, пестрые половички. Чистенькие полотенца украшают иконы в красном углу. При этом в комнате много всякого скарба – кадушки, бочки, утварь, пыльные сундуки. Много старого тряпья, отчего в голубоватом утреннем свете в воздухе носится пыль.
Мать и старшая родственница главного героя уже встали и хлопочут по хозяйству. Мать будит сына, который лежит на печи, накрывшись пыльным овчинным тулупом.
Мать: – Вставай уже. День на дворе. К Анкудиму пора пряники нести. С ночи пекла, а с тобой засохнут.
Родственница: – Куда ж ему встать, если полночи гулял.
Ванька с трудом поднимает голову и медленно садится на печи, протирая глаза. Его грязные спутанные волосы всклокочены, лицо опухло. Видно, что вчера он сильно выпил лишнего.
Мать: – Спасибо еще, что Анкудим наши пряники берет. Дай ему бог здоровья. Без него бы померли.
Родственница: – Хороший человек. Богатый, а добро помнит. Помнит, как с Семеном дела вел.
Мать: – Эх, кабы Семен не помер, может, еще бы сосватал бы его Акулинку за нашего. (Грустно смотрит на сына). Человеком бы сделал. А теперь что ж…
Родственница (раскатывая тесто): – Куда там! Анкудим Трофимыч на Фильку Морозова виды имеет. У того ж от отца за Анкудимом четыреста целковых осталось. Понятно, он деньги отдавать не хочет, а хочет дочку за него отдать. Да только… (понижает голос) говорят, не бывать этому. Филька-то, как наследство получил, вконец загулял. Так и говорит, значит: у меня родители померли, так я теперь деньги пропью, все порешу, а потом в солдаты пойду, а через десять лет фельдмаршалом к вам приеду.
Мать (очевидно, не в первый раз слушающая эти слова): – Ох, беда, беда. Отец работал, копил, а он враз все спустить хочет, да еще хвалится. И наш с ним туда же.
Ванька тем временем тяжело слезает с печи и садится на лавку.
Родственница: – Оно понятно, когда деньги шальные заводятся, так и товарищи сразу набегут. А уж девки как его любят, так ужасти.
Ванька (хриплым голосом): – Мать, слышь, дай кваску.
Мать: – Кваску ему… Наказание за мои грехи. Отец пил, теперь этот пьет. Так отец хоть работал. А ты, видать, все имение разорить хочешь!
Ванька: (морщась от головной боли): – Заткнись ты. Дай попить лучше.
Мать: – Чтоб тебя черти съели. (Лезет за квасом, наливает. Подает сыну чашку, он жадно и неаккуратно пьет: жидкость стекает ему на грудь). Собирайся к Анкудиму, говорю. Вовремя не принесешь пряников – он еще осердится, не дай бог, да и откажет нам. Что делать тогда будем?
Ванька: – Что делать? А деньги доставать, которые от бати остались. Они же у тебя в подушку зашиты. (Усмехается) Не так разве?
Мать (со слезами в голосе): – Он еще деньгами меня попрекать будет. Сам день-деньской с Филькой гуляет, а мать с вечера квашню ставит, ночью печет, только бы его прокормить. Так он еще последние гроши у меня вытащить хочет.
Родственница: – Небось, хочет, как Филька. Чтоб девки за ним бегали.
Ванька (родственнице, злобно): – Рот закрой, я сказал!
Мать: – Господи Исусе. Видно, судьба мне на старости лет пойти побираться…
Ванька одевается.
Мать: – Причешись хоть. Смотреть на тебя страшно.
Ванька: (Умываясь из кадки, приглаживая волосы и разглядывая себя в маленькое зеркальце на стене): – Слышь, мать. А правда, что ты от бати к цыгану бегала? Все говорят, я на цыгана похож.
Родственница: – Вот окаянный. Чтоб язык у тебя отсох. Такие речи – и родной матери!
Мать: – Какой из тебя цыган! Пьешь, как русский. (Замечает, что сын берет полушубок и собирается уходить). Погоди, куда ж ты! Каши ж не поел!
Ванька (у двери): – Неохота с вами есть. Раскаркались, вороны. (Поднимает на плечо ящик с пряниками, открывает дверь).
Мать: – Чтоб все донес, дорогой-то не подъел! Анкудим Трофимыч…
Ванька: (недовольно) – Не подъем. (Выходит).
Родственница: – Испортил его Филька. Он и всех парней здешних испортил.
Мать: – Наш и сам хорош.
(Мать, хоть и ругает сына за пьянство, но всерьез перечить ему побаивается. Такая двойственность определяет все ее поведение).
Сцена 2.
Ванька выходит со двора, неся на плече короб с пряниками. Идет по улице, здоровается со знакомыми, подмигивает девушкам. Видно, что ему не очень хорошо «после вчерашнего», однако молодость и свежий воздух помогают быстро прийти в норму.
На улице оживленно: едут груженые телеги, идут мужики и бабы, бегают ребятишки. Видно, что все одеты очень бедно, и сам городок не производит впечатление зажиточного: низенькие деревенские дома, покосившиеся заборчики. Повсюду много нищих. Единственные пестрые пятна – время от времени встречающиеся калмыки в национальной одежде и, конечно, цыгане. Цыганки красивее русских девушек, смотрят веселее и смелее и не боятся выставлять напоказ свою красоту.