Сначала у них были обычные лингвистические трудности, но потом начали общаться. Вот изображение.
Я включил проектор и показал изображение этого существа с разных сторон. Оно не более отличалось от человека, чем многие из моих друзей: приземистое, покрытое чешуей тело, с причудливой губчатой головой; в одной из нескольких рук зажато что-то блестящее.
— На самом деле, — продолжал я, — преодолеть лингвистический барьер оказалось сложнее обычного. Чего и следовало ожидать, учитывая, сколь различны наши среды обитания. Поэтому у нас не так уж много информации, да и большая часть той, что есть, нуждается в осторожном подходе. Однако мы в разумной степени уверены, что они не настолько глупы, чтобы быть враждебными, и что они хотят развивать эти новые контакты. Внутри галактики они сильно связаны своими защитными радиационными экранами, поэтому они пригласили нас к себе. Наш агент известил компанию, компания заинтересовалась — и вот, сэры, мы здесь.
— Вот как? Они дали нам координаты своей родной системы? — спросил Валланд.
— Очевидно, — ответил я. — Пространственные координаты, вектор скорости, элементы орбиты и прочие данные о каждой планете своей звезды.
— Это ж должна была быть чертова уйма работы — переводить из их системы в нашу.
— Может быть. В отчете фактора было мало подробностей, поэтому я не могу сказать с уверенностью. Он слишком торопился известить руководство и отправить внешников обратно, пока конкуренты о них не прослышали. Но он пообещал им вскоре отправить экспедицию. Это мы.
— Частная компания вместо официальных органов? — дернул головой Рорн.
— Да не бери в голову, — сказал Валланд. — Какому из миллионов правительств ты предоставил бы право контакта? Космос слишком большая штука, чтобы позволять иметь с ним дело кому-нибудь, кроме частных лиц.
— Будут и другие, — быстро сказал я. Немножко споров во время рейса — хорошая штука. Они не дают людям скучать и поддерживают тонус, но их должно быть именно немножко. — Мы не сможем долго хранить секрет, даже если захотим. Кроме того, мы помимо интересов коммерции представляем еще и Универсарий Нордамерика.
— Итак, джентльмены, перед вами записи и таблицы данных…
Глава 4
Корабль улетал от галактики.
Мы должны были держать высокую относительную скорость. Медленно ползли дни, солнце Ландомара съежилось до звезды, и все равно не было заметно перемен в облике галактики. После взлета у нас было мало работы — все делали роботы. Мы разговаривали, читали, проводили тренировки, у каждого было какое-то хобби, время от времени устраивали вечеринки. Большинство из нас достаточно времени прожили в космосе, чтобы привыкнуть к монотонности. Она, в конце концов, только внешняя. А как бы там ни было, после двух или трех прожитых столетий человеку есть о чем подумать, и рейс предоставляет для этого отличные возможности.
Меня несколько беспокоил Йо Рорн. Он всегда был угрюм и неприветлив. Но впрочем, ничего серьезного.
Некоторую озабоченность вызывал у меня и Энвер Смет, наш химик. Ему было всего-то тридцать лет, и двадцать пять из них он провел под теплым крылышком своих родителей на Арви — буколической патриархальной планете вроде Ландомара. Потом он вырвался из-под опеки и поступил в Космическую академию на Айроне, но это тоже нельзя назвать большим жизненным опытом. Я был его первым капитаном, а наш рейс — первым продолжительным путешествием. В конце концов, надо парню с чего-то начать, а он был в приличной форме.
Очень скоро он стал почитателем Хьюга Валланда. И понятно почему. Мальчик встретил большого, порывистого, по-настоящему крутого и в то же время добродушного мужика, который всюду побывал и все умел — да и к тому же имел почти три тысячи лет от роду.