Да, я знал, что Элейн Джонсон переехала в Рокленд, штат Мэн, поскольку на эту тему она буквально прожужжала нам все уши на ежедневной основе примерно за год до того, как это действительно произошло. Мол, померла сестра, оставила ей дом… На следующий день после того, как она наконец отбыла восвояси, мы всем коллективом на радостях устроили праздничную пьянку.
– Редкостная была заноза, – сказал я агенту Малви. – Таскалась в магазин каждый божий день и тут же цеплялась к кому-нибудь из нас насчет книги, которую в данный момент читала. Теперь припоминаю, что она вроде как и впрямь переехала в Мэн, но я никак не связал имя с ней, когда вы его назвали. Я знал ее просто как Элейн, а не как Элейн Джонсон.
– А она заслуживала смерти? – спросила Малви.
Я поднял брови.
– Заслуживала смерти? Это вы лично меня спрашиваете? Ну конечно же, нет!
– Ну да, простите. В смысле, вы же сказали, что она была редкостной занозой… Теперь ясно – по крайней мере, мне, – что все жертвы были далеко не всеобщими любимцами.
– У нас она всеобщим любимцем точно не была. Однажды заявила мне, что из лесбиянок выходят херовые писательницы, поскольку те не проводят достаточно времени с мужчинами, которые превосходят их интеллектом.
– О как!
– По-моему, она несла нечто подобное лишь для того, чтобы малость взбодриться. Если хотите знать мое мнение, то за всей этой злобной оболочкой просто скрывались грусть и одиночество.
– А вы знали, что у нее слабое сердце?
После того как ей сделали операцию в больнице, помню, как она всякий раз оттягивала горло своего свитера, всего в катышках, демонстрируя мне сморщенный шрам на своей дряблой груди. Помню, как сам говорил ей: «Пожалуйста, больше мне это не показывайте!», на что следовал лишь смех. Иногда мне казалось, что подобные спектакли Элейн Джонсон всего лишь этим и были – чисто спектаклями – и что она специально нарывалась, чтобы люди грубили ей в ответ.
– Что-то такое припоминается, – ответил я агенту Малви. – Помню, какое-то время она не показывалась в магазине – мы были готовы плясать от радости, – но потом опять стала появляться. По-моему, это было как-то связано с медициной.
Официант робко топтался по соседству. Тарелка агента Малви была девственно чиста, мои же яйца пашот оставались нетронутыми. Он спросил, все ли хорошо.
– Простите, – отозвался я. – Все нормально. Я еще доедаю.
Официант убрал тарелку моей собеседницы, и она заказала еще кофе. Я решил все-таки попробовать взяться за яйца, подумав, что это будет выглядеть странно, если я так и буду скучать над ними. Агент Малви бросила взгляд на свои часики и спросила меня, собираюсь ли я идти на работу.
– Пойду, пожалуй, – ответил я. – Сомневаюсь, что будут покупатели, но, по крайней мере, проведаю Ниро.
– Ну да, Ниро! – произнесла она с восторгом в голосе.
Припомнив, что у Малви есть собственные представители семейства кошачьих, я спросил ее:
– А за вашими-то кошечками кто присматривает?
И стояло мне это сказать, как я осознал, что это сугубо личный вопрос. А еще это прозвучало так, будто я пытаюсь выведать, нет ли у нее мужа или бойфренда. Интересно, промелькнуло у меня в голове, уж не решила ли она, будто я пытаюсь подбить к ней клинья. Я был не настолько уж старше ее – разве что лет на десять, – хотя и понимал, что мои волосы, преждевременно подернувшиеся сединой, заметно меня старят.
– Все с ними нормально, – отозвалась Малви, избегая прямого ответа. – Им и вдвоем хорошо.
Я продолжил безрадостно жевать, а она бросила взгляд на свой мобильник, после чего положила его экраном на стол.
– Мне все-таки придется вас спросить, где вы находились в ночь на тринадцатое сентября – в ночь, когда погибла Элейн Джонсон.
– Ну конечно, – ответил я. – Когда, говорите?
– Тринадцатого числа.
– Нет, какой был день недели?
– Дайте гляну. – Агент Малви опять подобрала со стола телефон, секунд десять прокручивала экран, после чего сообщила: – Это был вечер пятницы. Сплошное несчастье…
Должно быть, вид у меня был сконфуженный, поскольку она добавила:
– Ну, и пятница, и тринадцатое…
– Я был в отъезде, – объявил я. – В Лондоне.
Я всегда беру отпуск в одно и то же время – на две недели сваливаю в Лондон, обычно в начале сентября. С точки зрения туризма это не сезон – детишки уже в школе, но погода все еще ничего себе. Вдобавок это самое подходящее время, чтобы оставить магазин без руководящего присмотра.
– Помните точные даты этой поездки? – спросила Малви.
– Если тринадцатого была пятница, тогда я прилетел обратно на следующий день, в субботу четырнадцатого. Могу прислать вам номера рейсов, которыми летел, если хотите. Я помню, что это было в пределах двух первых недель сентября.
– Хорошо, спасибо, – сказала она, и я понял это в том смысле, что номера рейсов прислать все-таки придется.
– Если Элейн Джонсон убил Чарли… – начал я.
– Да?
– Тогда вероятность того, что Чарли использовал мой список, явно возрастает.
– Да, похоже на то. И это означает, что он не только знает, кто вы такой, но и неплохо знаком с вашим окружением. Предполагаю, это не может быть простым совпадением, что одна из жертв – это человек, кого вы лично знали.
– Тоже так не думаю, – произнес я.
– Может, кто-то затаил на вас злобу? Например, кто-то из работников или еще кто-то, кто мог знать, что Элейн Джонсон – постоянная покупательница «Старых чертей»?
– Ни о чем подобном не в курсе, – заверил я. – Вообще-то в магазине не так много работников. Мне требуются всего лишь два помощника, и тех двоих, которые у меня сейчас, я знаю уже больше двух лет.
– Можете назвать мне их фамилии? – попросила агент Малви, вытаскивая из сумки блокнот.
Я назвал ей полные имена Эмили и Брендона, и она их записала.
– Что можете про них сказать? – спросила Малви.
Я рассказал ей все, что знал. Не слишком-то много. Эмили Барсамян закончила колледж Уинслоу, за пределами Бостона, около четырех лет назад и поступила в аспирантуру при Бостонском Атениуме – независимой исторической библиотеке, в весьма престижном месте. Тогда она обеспечивала прибавку к своим поступлениям, приходя на работу в магазин «Старые черти» на двадцать часов в неделю. Когда аспирантура была закончена, Эмили увеличила количество рабочих часов и с тех пор со мной. Я едва ли знал что-то о ее личной жизни, потому что она редко открывала рот, а когда все-таки делала это, то речь шла в основном о книгах, иногда о кино. Подозреваю, что она тайно пописывала, но так и не получил этому подтверждения. Другой мой служащий, Брендон Уикс, отличался куда большей общительностью. Он все еще жил со своей мамой и сестрами в Роксбери, и мы с Эмили наверняка знали про него, его семью и его нынешнюю подружку практически всё. Когда я принимал его на временную работу как дополнительную пару рук на отпускной сезон два года назад, то, должен признать, испытывал определенные сомнения насчет того, что он станет появляться на работе хоть с какой-либо предсказуемой регулярностью. Но Брендон остался и, насколько я могу припомнить, так и не прогулял ни единого дня и ни разу не опоздал.
– И это всё? – спросила агент Малви.
– Насчет нынешних работников? Да. Сам-то я являюсь в магазин каждый день. А когда ухожу в отпуск, мы либо нанимаем кого-то временно, либо Брайан, мой компаньон, выходит и берет на себя несколько смен. Если хотите, могу составить список тех, кто работал у меня последнее время, и послать вам.
– Брайан – это Брайан Мюррей? – уточнила она.
– Да, а вы что, знаете его?
– Видела его имя у вас на сайте. Да, я знаю, кто он такой.
Брайан – полузнаменитый писатель, живущий в Саут-Энде[32] и пишущий серию с главной героиней по имени Эллис Фитцджеральд. Наваял уже, по-моему, как минимум штук двадцать пять книг; продаются они не столь хорошо, как когда-то, но Брайан все равно их пишет, оставляя свою женщину-детектива Эллис все в том же тридцатипятилетнем возрасте и сохраняя все тот же антураж, не обращая внимания на изменения моды и технологий. Действие происходит где-то в конце восьмидесятых в Бостоне, равно как и действие телесериала под названием «Эллис», который идет уже два года и позволил Брайану обзавестись таунхаусом в Саут-Энде, загородным домиком на озере на самом севере штата Мэн и достаточным количеством свободных денег, чтобы вкладывать их в «Старых чертей».