Миссис Бреттон усадила ее к себе на колени, и нежно воркуя, принялась растирать игрушечные ладошки, ручки и ножки. Поначалу ответом ей служил лишь задумчивый взгляд, но скоро на личике появилась улыбка. Обыкновенно миссис Бреттон не отличалась особой сентиментальностью, даже в обращении с глубоко обожаемым сыном, скорее наоборот. Но когда малышка улыбнулась, неожиданно поцеловала ее и ласково спросила:
– Как же зовут нашу крошку?
– Мисси.
– А у мисси есть имя?
– Папа называет меня Полли.
– Полли не против жить здесь, с нами?
– Только до тех пор, пока папа не вернется домой. Он уехал.
Девочка грустно вздохнула, и миссис Бреттон поспешила ее успокоить:
– Он обязательно приедет за своей дочуркой.
– Правда, мэм? Вы это точно знаете?
– Уверена, что так и будет.
– А Харриет думает, что нет: во всяком случае, не скоро. Он болеет.
Глаза малышки наполнились слезами, она вырвала руку и попыталась высвободиться, а когда ощутила сопротивление, холодно заявила:
– Пожалуйста, отпустите: я хочу сесть на скамейку.
Получив свободу, она сползла с колен, взяла скамеечку для ног, отнесла ее в самый темный угол и там уселась. Несмотря на твердость и даже жесткость характера, в мелочах миссис Бреттон частенько проявляла пассивную снисходительность. Вот и сейчас, позволив малышке поступить по-своему, крестная заметила, обернувшись ко мне:
– Просто не обращай внимания. Пусть делает что хочет.
Но я не могла. Сердце мое разрывалось при виде Полли. Упершись локотком в колено, она достала из кармашка своей кукольной юбочки носовой платок размером в квадратный дюйм и тихонько заплакала. Обычно дети громко, без стыда и смущения, криком выражают боль, печаль или недовольство, а у этого призрачного существа лишь редкие всхлипывания выдавали сокровенные чувства. Хорошо, что миссис Бреттон ничего не слышала, пока из глубокой тени не раздался требовательный голос:
– Велите позвать Харриет!
Я позвонила, и няня немедленно явилась.
– Харриет, уложите меня спать! – приказала маленькая госпожа. – Спросите, где моя постель.
Няня жестом дала ей понять, что уже все выяснила, и тогда девочка уточнила:
– А ты будешь спать со мной, Харриет?
– Нет, мисси. Вам предстоит делить комнату вот с этой юной леди, – указала на меня няня.
Мисси не покинула свое убежище, однако я ощутила на себе пристальный взгляд. После нескольких минут молчаливого изучения девочка наконец вышла из темного угла и, поравнявшись с миссис Бреттон, вежливо произнесла:
– Доброй ночи, мэм.
На меня она даже не взглянула, но я все же сказала:
– Доброй ночи, Полли.
– Нет необходимости прощаться, раз мы спим в одной комнате, – последовал резкий ответ, и малышка вышла из гостиной. Мы услышали, как Харриет предложила отнести ее наверх, но Полли повторила:
– Нет необходимости.
Они поднялись по лестнице, и скоро все стихло.
Когда через час я пришла в комнату, чтобы лечь спать, моя соседка бодрствовала, с удобством устроившись среди подушек. Сложив руки на одеяле, девочка сидела абсолютно неподвижно. Некоторое время я молча смотрела на нее и лишь перед тем, как задуть свечу, предложила ей лечь.
– Скоро лягу, – прозвучал холодный ответ.
– Но вы же простудитесь, мисси.
Полли взяла со стоявшего возле кровати стула какое-то крошечное одеяние и прикрыла плечи, но так и не легла. Я не вмешивалась: пусть поступает по собственному усмотрению, – хотя и, прислушавшись в темноте, поняла, что она все еще плачет – тихо и сдержанно.
Проснулась я на рассвете от звука льющейся воды и с удивлением увидела, что Полли уже встала, забралась на скамейку возле умывальника и, наклонив кувшин, потому что не могла поднять, лила его содержимое в таз. Это меня поразило: такая маленькая, но сама умывается и одевается. Было очевидно, что малышка не привыкла самостоятельно совершать туалет: пуговицы, завязки, крючки и петли вызвали затруднения, но она преодолевала их с достойной уважения настойчивостью. Закончив, Полли сложила ночную сорочку, аккуратно заправила постель, тщательно разгладив покрывало, и ушла в угол, за белую штору, где и затихла. Я приподнялась и вытянула голову, чтобы посмотреть, что происходит. Малышка стояла на коленях, закрыв лицо ладонями, и, судя по всему, молилась.
В дверь постучали, и она быстро поднялась.
– Это ты, Харриет? Я оделась сама, но не очень опрятно. Приведи меня в порядок!
– Зачем же вы это сделали, мисси?
– Тсс! Говори тише, Харриет, не то разбудишь девочку. – (Я притворилась спящей и лежала с закрытыми глазами). – Мне же надо научиться все делать самой к тому времени, как ты меня оставишь.
– Хотите от меня избавиться?
– Раньше хотела, особенно когда ты сердилась, но сейчас нет. Завяжи мне пояс ровно и приведи в порядок волосы.
– С поясом все хорошо. Что вы за привереда!
– Нет, его нужно завязать заново! Пожалуйста, сделай это.
– Хорошо, будь по-вашему. Когда я уйду, кого вы станете просить вас одевать – эту юную леди?
– Ни в коем случае!
– Почему же? Очень приятная особа. Надеюсь, вы с ней не станете проявлять свой капризный нрав.
– Никому ни за что не позволю меня одевать, тем более ей!
– До чего же вы забавная!
– Криво, Харриет! Смотри: пробор неровный.
– Вам просто невозможно угодить. Вот так лучше?
– Намного. Куда нам теперь?
– Пойдемте, я провожу вас на завтрак.
Они направились к двери, но девочка вдруг остановилась и воскликнула:
– О, Харриет, как бы мне хотелось, чтобы это был папин дом! Я совсем не знаю этих людей.
– Все будет хорошо, мисси, если вы не станете вредничать.
– Но я здесь страдаю! – Малышка прижала ручку к сердцу и театрально воскликнула:
– Папа! Ах, милый папа!
Я решила все же встать с постели, чтобы пресечь сцену, пока чувства не вышли за рамки допустимого.
– Пожелайте юной леди доброго утра, – попросила Харриет подопечную.
Полли равнодушно буркнула приветствие и вслед за няней вышла из комнаты.
Спустившись к завтраку, я увидела, что Полина (девочка называла себя Полли, но полное ее имя было Полина Мэри) сидит за столом рядом с миссис Бреттон. Перед ней стояла кружка молока, в руке, пассивно лежавшей на скатерти, она держала кусок хлеба, но ничего не ела.
– Не знаю, как успокоить малышку, – обратилась ко мне крестная матушка. – Не проглотила ни кусочка и, судя по всему, глаз не сомкнула.
Я решила не обострять ситуацию и заверила миссис Бреттон, что время и наша доброта все исправят.
– Мы все должны окружить ее любовью и заботой, успокоить, – заключила мудрая крестная.
Глава II
Полина
Прошло несколько дней, но малышка так и не прониклась теплыми чувствами ни к кому из домашних. Она не капризничала, не проявляла своеволия или непослушания, но существо, менее склонное к утешению или спокойствию, трудно было представить. Полли страдала: ни один взрослый человек не смог бы лучше изобразить это унылое, тягостное состояние. Ни одно хмурое лицо изгнанника, тоскующего по родине вдалеке от ее пределов, никогда не выражало это более красноречиво, чем бледное детское личико. Девочка осунулась, была безучастна и далека от жизни. Я, Люси Сноу, прошу не обвинять меня в разгуле разгоряченного и даже болезненно воспаленного воображения, но всякий раз, когда доводилось открыть дверь в спальню и увидеть ее сидящей в углу в полном одиночестве, с опущенной на руку головой, комната казалась не обитаемой, а призрачной.
Просыпаясь ночью при свете луны, я видела на соседней кровати фигурку в белой ночной сорочке, преклонившую колени в молитве, достойной истового католика или методиста – своего рода скороспелого фанатика или преждевременного святого, – и терялась в раздумьях. В мозгу проносились мысли не более здравые и разумные, чем те, которыми, судя по всему, было заполнено сознание этого ребенка.