Жены и дочери - Осина Татьяна А.

Элизабет Гаскелл

Жены и дочери

© Перевод. Т.А. Осина, 2020

© Издание на русском языке AST Publishers, 2021

Глава 1

Утро торжественного дня

Начнем с детской присказки. В стране было графство; в графстве был город; в городе был дом; в доме была комната; в комнате была кроватка, а в той кроватке лежала девочка. Она уже проснулась и очень хотела встать, но боялась невидимой силы в соседней комнате – некой Бетти, чей сон запрещалось тревожить вплоть до шести часов, когда она просыпалась сама – «как заведенная» – и весь день не давала покоя никому в доме. Раннее июньское утро радовало солнечным светом и теплом.

На комоде напротив маленькой белой кроватки, где лежала Молли, возвышалась примитивная шляпная вешалка, а на ней висела шляпа, заботливо прикрытая от любой случайной пылинки большим хлопчатобумажным носовым платком. Кусок добротной ткани был настолько обширным и тяжелым, что если бы изделие отличалось особой нежностью и хрупкостью, то непременно бы «расплющилось» (еще один пример из лексикона Бетти). Однако шляпа была изготовлена из прочной соломы, а единственным ее украшением служила обвязанная вокруг тульи и спускавшаяся в виде тесемок простая белая лента. И все же внутри прятались маленькие аккуратные рюши, каждую складочку на которых Молли знала до единого стежка. Разве не она собственными руками, с невероятным старанием сделала их только вчера вечером? Разве не венчал рюши маленький голубой бантик – первое в жизни Молли поистине изысканное украшение?

И вот, наконец, часы на церкви плавно, мелодично пробили шесть раз, призывая жителей города встать и начать новый день, как делали уже сотни лет. Молли мгновенно вскочила, маленькими босыми ножками пробежала по комнате и приподняла платок, чтобы снова увидеть шляпу: залог радостного, праздничного дня, – а потом подошла к окну, с усилием открыла раму и впустила свежий утренний воздух. Внизу, в саду, роса на цветах уже высохла, однако дальше, в лугах, еще держалась на высокой траве. С одной стороны располагался небольшой городок Холлингфорд, на одну из улиц которого открывалась парадная дверь дома мистера Гибсона; там из множества труб уже начали подниматься хрупкие колонны и изящные завитки дыма: хозяйки встали и начали готовить завтрак для главы и кормильца семейства.

Молли Гибсон видела все это, однако думала о другом: «Сегодня будет прекрасный, прекрасный день! Как же я боялась, что он никогда не настанет или выдастся мрачным и дождливым!» Сорок пять лет назад [1] детские радости в сельской местности были очень простыми, и свои долгие двенадцать лет Молли прожила без единого происшествия, способного сравниться с сегодняшним торжеством. Бедный ребенок! Потеря матери, конечно, стала тяжким ударом и повлияла на ход жизни, однако едва ли оказалась событием в том смысле, о котором шла речь. К тому же тогда по малолетству девочка еще ничего не понимала, а сегодня впервые предстояло принять участие в ежегодном фестивале Холлингфорда.

Разбросанный провинциальный городок одной своей стороной уходил в поля возле ворот обширного поместья лорда и леди Камнор – «графа» и «графини», как их называли местные жители. Горожане сохранили немалую долю феодальных чувств, то и дело проявлявшихся в мелочах, которые сейчас кажутся забавными, но в свое время обладали нешуточной важностью. Реформа избирательной системы еще не состоялась, однако среди нескольких живших в городе свободных и просвещенных землевладельцев то и дело возникали разговоры либерального толка. Больше того: в графстве обитала принадлежавшая партии вигов [2] знатная семья, время от времени на выборах составлявшая конкуренцию Камнорам, которые выступали с позиций тори [3]. Можно предположить, что упомянутые выше либерально настроенные жители Холлингфорда могли бы по крайней мере признать возможность голосования за мистера Хейли-Харрисона, который выражал их взгляды. Однако ничего подобного: граф владел не только поместьем, но и значительной частью земли, на которой располагался Холлингфорд, а потому жители городка кормили, одевали, лечили и до определенной степени уважали и его самого, и все его семейство. Деды их отцов неизменно голосовали за старшего сына дома Камноров. По давней традиции каждый обладавший избирательным правом мужчина просто слушался своего лорда и не задумывался о таких химерах, как политические взгляды.

В те дни, когда железные дороги еще не получили распространения, подобный пример влияния крупных землевладельцев на простых соседей вовсе не представлял собой явления из ряда вон выходящего и приносил ощутимую пользу тому месту, где, подобно Камнорам, господствующая семья заслуживала глубокого почтения. Граф и графиня ожидали безоговорочного повиновения, а простодушное поклонение местных жителей принимали как должное. А если бы кто-то из обитателей Холлингфорда вдруг отважился противопоставить свою волю или мнение воле или мнению графа, то застыл бы в изумлении и с ужасом вспомнил французских санкюлотов, наводивших ужас в годы его молодости. Следует признать, что в ответ на почитание семья многое делала для города, неизменно относилась к вассалам снисходительно, а нередко даже проявляла доброту и заботу. Лорд Камнор лично вникал в дела города: случалось, отстранял управляющего и брал бразды правления в свои руки, чем крайне его раздражал. Управляющий был слишком богат и независим, чтобы держаться за место, где его решения могли в любую минуту лопнуть из-за того, что милорду внезапно вздумалось «заняться ерундой» (так неуважительно высказывался он о господине в домашнем кругу). На самом же деле граф всего лишь задавал вопросы своим подданным и любил управлять, основываясь на собственных наблюдениях и выводах. И за эту привычку подданные любили милорда еще глубже. Граф определенно не брезговал сплетнями, причем умудрялся эффективно портить отношения между управляющим и арендаторами. Графиня успешно восполняла эту небольшую слабость супруга своим высокомерным достоинством, проявляя снисходительность всего раз в год. Вместе с молодыми леди – своими дочерьми – она организовала школу, но не в современном духе, когда дети крестьян и рабочих получают образование более интеллектуальное, чем выпадает на долю знатных сверстников, а ту, которую следует назвать производственной. Там девочек учили шить, вести хозяйство, вкусно готовить, а главное, аккуратно одеваться в учрежденную благодетельницами единую форму: белый чепчик, белый палантин, клетчатый передник и синее платье. К костюму прилагались непременные реверансы и вежливые обращения к госпоже.

Графиня, поскольку значительную часть года проводила вдали от поместья, стремилась заручиться симпатией жительниц города, чтобы те посещали школу в долгие месяцы, которые сама она и ее дочери проводили в Лондоне. Многие праздные дамы охотно отозвались на призыв госпожи и с готовностью исполнили просьбу, сопроводив свои действия восхищенными восклицаниями и умильными вздохами: «Как это мило! Графиня такая заботливая!» И прочее.

Всегда считалось, что ни один приезжий не видел настоящего Холлингфорда до тех пор, пока не посетил школу и не выразил должного восторга при виде аккуратных маленьких учениц и их безукоризненного рукоделия. В ответ каждое лето назначался особый торжественный день, когда леди Камнор и ее дочери с великодушным и горделивым гостеприимством принимали попечительниц школы в Тауэрс-парке – величественном фамильном особняке, возвышавшемся в аристократическом уединении в центре обширного поместья, одним из входов обращенного к городу. Ежегодное празднество проходило в строго определенном порядке: в десять часов утра один из графских экипажей направлялся в Холлингфорд и методично объезжал дома удостоенных высокой чести дам. Забрав всех по очереди, возвращался через распахнутые ворота по тенистой подъездной аллее и доставлял нарядную публику к роскошной лестнице, что вела к массивным дверям особняка. Затем совершался следующий рейс, и в Тауэрс-парк прибывала новая партия очаровательных особ. Так продолжалось до тех пор, пока все приглашенные не собирались или в доме, или в великолепном саду. После должной демонстрации роскоши с одной стороны и безграничного восхищения с другой гостьям подавалось угощение, а за ним следовала новая волна восторженного любования сокровищами замка. Около четырех часов подавали кофе, и вскоре прибывал экипаж, чтобы развезти первую партию достойных особ по домам. Дамы возвращались в счастливом сознании восхитительно проведенного дня, слегка оттененном усталостью от долгих часов безупречных манер и высокопарных разговоров. Леди Камнор и ее дочери, в свою очередь, не обходились без усилий самовосхваления и усталости, которая всегда сопровождает сознательные попытки держаться в соответствии с требованиями того или иного общества.