– С какого перепугу?
– А с такого! Возьми, к примеру, меня. Вчера я был один, а сегодня уже другой. Вчера всякая зараза могла до меня докопаться, а сегодня мне все по фигу.
– Интересно! – откликнулся Илья. – И что же такое произошло?
– Цыпа, дверь прикрой, – произнес Олег заговорщическим тоном и взгромоздился на подоконник.
Яша закрыл дверь, соединяющую умывальник с туалетом, и на всякий случай крепко взялся за ручку, чтобы никто не смог неожиданно к ним ворваться. В туалетной комнате остались пятеро: Глеб, Илья, Яша, Олег и Андрей, по прозвищу Слон, которое он получил не за какие-то невероятные размеры или могучую силу, он, напротив, был очень худым, хотя и довольно крепким. Зато форма его ушей с первого же класса гарантировала ему это сравнение с африканским экзотическим животным.
– Ладно, давай колись, что там у тебя, – сказал Глеб, зная непреодолимую тягу Олега к всякого рода авантюрам и потому горя нетерпением в предвкушении чего-то особенного.
Олег щелчком отправил бычок в открытое окно и смачно сплюнул вслед. Затем, выдержав паузу и снисходительно посмотрев на окружающих, стал медленно расстегивать висевший на плече рюкзак.
Восторженный вздох вырвался из груди собравшихся, когда из рюкзака показалось дуло настоящего револьвера.
– Где откопал? – прошептал Илья.
– Вот именно – откопал! – торжествующе глядя на обалдевших одноклассников, ответил Олег.
Яша не выдержал и, забыв о мерах предосторожности, оставил свой пост.
– Дайте глянуть-то. Ух ты! Это что, настоящий?
– А то! – гордо отвечал Олег. – Я его вчера весь вечер драил – ржавый был, еле отскреб. Зато теперь почти как нулевый. Рукоятка только маленько сломана, а механизм – рабочий, я его машинным маслом смазал.
В подтверждение своих слов Олег несколько раз пощелкал, нажимая на курок.
– Смотри, даже барабан крутится! – воскликнул Слон.
– Еще как крутится, – подтвердил Олег. – Завтра мне пацаны обещали патронов достать, можно будет пострелять… Бах! – неожиданно крикнул он, направив револьвер на Илью.
– Ты поосторожней! – отпрянул Илья, отводя пальцем дуло в сторону.
– А чего сразу на меня? – взвизгнул Слон, отскакивая вбок.
– Э, харэ шутить, Глюк, – сказал Глеб. – Ты лучше расскажи, где нашел.
– Слушай, Батон, чего ты докапываешься? Мало ли где! Может, это секрет! – изобразил негодование Слон, явно стараясь подыграть Олегу, чтобы заслужить его расположение и тем самым право на «пострелять».
– Да нет, мужики, – снисходительным тоном, слегка растягивая слова, отвечал Олег, – никакой это не секрет. Короче, когда Оксана меня вчера из класса турнула, я решил прошвырнуться маленько. Ну не домой же переться. Мать дома была, она бы мне таких наваляла! В общем, двинул я в Узкое.
– В Узкое?! – воскликнул Яша.
На первый взгляд, в этом не было ничего странного. За исключением одной маленькой детали. Узкое – старинная усадьба с просторным парком на юго-западе Москвы, зажатая между тремя спальными районами: Коньково, Ясенево и Теплым Станом, – было местом, о котором все знали, ибо располагалось оно совсем рядом, но никто почему-то там не бывал. Будто усадьба обладала особым свойством отваживать от себя подростков. Если подойти к арке, что выходит на Профсоюзную улицу и согласно справочнику именуется «Небесными воротами», можно увидеть много людей, гуляющих по главной аллее парка. Но стоит приглядеться, и поймешь, что среди них нет ни одного школьника.
– Ну да, в Узкое, – кивнул Олег. – Сперва хотел в музей залезть, в этот… как его… в общем, где динозавры. Но там народу немерено. Короче, ловить нечего. А за музеем – лес, красота! И какого, думаю, я там ни разу не был? Значит, надо разведать. Там же усадьба старинная. Вот я и решил, может, там чего-нибудь интересное сопру. Только ноги почему-то не идут – стою как дурак, будто приклеенный. И вдруг – фигак, ноги сами потопали. А тут еще мужик какой-то чудной из-за деревьев вышел и рукой мне так махнул, иди, мол, сюда. А сам – опять за деревья и исчез. Я было напрягся, может, маньяк, думаю, или этот, как его… извращенец. Да вроде одет солидно, только прикольно так, будто в театре – в плаще, в шляпе. Подумал-подумал и решил: а фиг ли? Так я и попер туда, прямо в лес. Иду, короче, иду. И вот уже почти до особняка дошел. И вдруг опять – фигак! Снова стою на месте. Я – сигарету в зубы. Думаю, чего это я здесь застыл? А тут ворона рядом села и давай каркать. Я хотел в нее камнем запендюрить. А чего она раскаркалась, дура? Напугала, зараза! Нагибаюсь, шарю по земле и – фигак! – натыкаюсь на него. – Олег повертел в руке револьвер. – Вытащил, отряхнул. Гляжу – пестик, блин. От старых хозяев, что ли, остался?
– Вряд ли, – возразил Яша. – Скорее всего, он там с войны, с Великой Отечественной. Там наверняка какая-нибудь часть стояла или военный госпиталь. Я читал, что усадьбы использовали для таких целей, у них расположение всегда удачное.
– Какая разница, откуда он взялся! Главное – пестик настоящий! – встрял Слон. – А там еще есть?
– Откуда? – зевнул Олег. – Это тебе склад, что ли?
– Но этот же… – Слон, затаив дыхание, осторожно коснулся револьвера указательным пальцем, – там как-то оказался? Значит, должны быть еще.
– Ни фига это, Слон, не значит. Нет там больше ничего, понял?
– Как же так? – растерянно пробормотал Слон. – Должно быть, обязательно должно…
Прозвенел звонок, и Олег спрятал револьвер обратно в рюкзак.
– У нас сейчас что? – спросил он.
– Химия, – ответил Яша.
– О нет. На химию я сегодня не пойду, – заявил Олег, слезая с подоконника. – Привет Лапше!
Он небрежно махнул рукой и спустился на второй этаж, где, скорее всего, как он это обычно делал, нырнул в туалет, открыл окно и лихо спрыгнул вниз, на улицу.
Глеб подхватил свой портфель – он, в отличие от большинства, сумки и рюкзаки не признавал категорически – и помчался вслед за друзьями на урок. В класс он вбежал последним и едва успел добраться до своей парты, как в дверях появилась вечно чем-то недовольная Антонина Александровна Лапшина, учительница химии, естественно, за глаза именуемая «Лапшой», хотя внешне она была весьма далека от такого образа. Ей бы больше подошло что-нибудь вроде «пудинга» или даже «студня». Но это всё домыслы. Причины, по которым к человеку прилипает то или иное прозвище, порой совершенно неведомы. Тем не менее фамилии очень часто, если не сказать чаще всего, играют в этом вопросе решающую роль. Взять хотя бы Илью Пятакова или Яшу Цыпкина. То же самое произошло и с Лапшиной. Правда, следует отметить, в отношении учителей чаще все же случается, что их просто называют по имени, без отчества, как, например, Оксану Филипповну за глаза все величают просто Оксаной. Но это скорее дань уважения, нежели простое пренебрежение. В то время как нелюбимых учителей неизменно награждают прозвищами, и зачастую не слишком благозвучными.
– Та-ак, – протянула Лапшина, – Семенов у нас, как всегда, опаздывает. Его звонок не касается.
Глеб молча стоял возле парты, даже не пытаясь оправдываться. Он знал, что это бесполезно. Глеб на уроки не опаздывал никогда, и даже такие незначительные заминки, как сегодня, случались с ним крайне редко. Но спорить с Лапшиной – себе дороже.
– Может, ты уже готов выйти к доске? – скривившись в некоем подобии улыбки, поинтересовалась Антонина Александровна и грузно опустилась на стул. – Не слышу. И каких только бездельников и лентяев не приходится учить! Садись. За поведение ставлю «неуд».
Глеб сел. Кровь ударила в лицо, ладони вспотели. Но он стиснул зубы и продолжал молчать.
– Правильно, – шепнул сидевший рядом Илья. – Не выступай, а то еще пару влепит.
Глеб и не собирался выступать, он просто пытался справиться с нахлынувшим негодованием. В конце концов ему это удалось. Постепенно мысли о вопиющей несправедливости уступили место совсем другим, более приятным думам. Тем, которые нередко одолевали его в последнее время, и тогда он забывал обо всем на свете и парил где-то высоко над землей, подстегиваемый неуемной фантазией и романтическим порывом.