А вот лыжи отец нам всегда покупал сам, каждому свои, и никогда не ругался, когда мы их ломали, катаясь с крутых гор. А если и ругался, то не сильно и очень редко наказывал. Лишь иногда, несмотря на его демократичность, я умудрялся добиться ремня. И каждый раз – за дело! Экзекуцию он проводил так: зажимал мою голову своими ногами и по голому месту, на котором сидят, прогуливался несколько раз кожаным ремнем. Порой оставались синяки, и сидеть после этого было не совсем уютно. Но не помню случая, чтобы я обиделся на него – наверное, потому что все – таки осознавал справедливость и крайнюю необходимость такого метода воспитания.
…И как не хватало этого ощущения там, в холодном каменном склепе! В смысле – ощущения справедливости наших ограничений, которые были практически во всем. Ведь я и мои друзья точно знали, что мы невиновны в преступлениях, в которых нас обвиняли. При этом и мы же сами должны были это доказать, хотя по закону-то обязанность доказывания лежит на следствии…. Однажды пришедший в тюрьму батюшка из местного храма сказал:
– Ну и что, что вы невиновны в этих деяниях, значит, виновны в других. За них-то вас Бог и наказывает.
А ведь он может быть и прав….
Учеба в школе для меня особых сложностей не представляла, хотя определенное трудолюбие приходилось проявлять, особенно в старших классах. Я ежедневно, без давления со стороны родителей, учил уроки, если что-то не понимал с первого раза, перечитывал снова и снова, пока в голове все не вставало на свои места. А вот дружил не с теми, кто хорошо учился, а с ребятами бойкими или, как их еще называли, хулиганами. Бывало, на каникулах возникнет вопрос, кто и как закончил год или четверть, друзья начнут хвастать своими двойками и тройками, считая это какой- то лихостью, а я молчал. Мне «хвалиться» было нечем: в дневнике красовались одни четверки и пятерки…. Правда, по поведению за четверть случался неуд, да и то не каждый раз.
Зато в школьных конфликтах между мальчишками я участвовал всегда, во всех драках и разборках, иногда даже был их зачинщиком. Вообще физически, где то до четвертого класса средней школы поселка Нерль Тейковского района, где проживала наша семья, я был одним из самых сильных. А вот после летних каникул, придя в школу в пятый класс, увидел, что все мальчишки вытянулись вверх и окрепли, а я как-то остался почти таким, каким и был. Однажды даже проиграл в небольшой потасовке парню, которого всегда до этого легко «ставил на место». Вот тут и взыграло мое самолюбие: каждое утро стал отжиматься от пола, заниматься гантелями, которые где-то нашел по случаю, подтягиваться на крепких сучках деревьев. В итоге статус-кво был восстановлен, а заодно, и по физкультуре в дневнике стали одни пятерки.
Классным руководителем в восьмом и девятом классах у нас была преподаватель физики – Нина Георгиевна Гордеева, серьезная, умная женщина и очень хороший учитель. Она часто мне говорила: «Умная голова, да дураку досталась». Правда, я всегда слышал только первую часть предложения и воспринимал ее как похвалу. Как-то я пропустил по болезни дней десять, и по всем предметам быстро восстановил свои знания, а вот по физике не получалось. Нина Георгиевна решила поговорить со мной наедине: «Вот, погляди, Володя, ты пропустил две важных темы по моему предмету, а на них опираются последующие познания. Поэтому, чтобы подтянуться – либо сам изучи как следует пропущенный материал, либо оставайся со мной после уроков, будем вместе разбираться».
Гордыня не позволяла принять помощь. Неделю читал и перечитывал я эти главы в учебнике по физике, пока не понял их основательно, и отличные оценки вновь заполнили дневник. Мне всегда нравились точные науки – математика, химия, физика, увлекла и астрономия, но к ней в школе даже у преподавателей было отношение как к второстепенному предмету. А жаль – звезды меня всегда манили….
…К месту сказать – упорство в изучении чего-то мне непонятного сильно помогло мне и в дальнейшем. Когда пришлось сражаться за свою свободу. Ведь первые эмоции после прочтения уголовного дела, были какие? « Да вся эта бредятина на суде развалится сама собой». Сейчас-то я точно знаю – не развалилась бы. Пришлось понять «логику» людей, которые, на мой взгляд, ее и не обладали. Затем пришлось тщательно изучить «правила игры» своих обвинителей и…научиться достойно играть «по их правилам». Закон, прописанный в умных книжках, они научились обходить….
Глава 2. Куда пойти учиться, чтобы сильно не трудиться
На выборе текстильного института сказалось страстное желание матери. Сама она работала ткачихой и представляла меня на месте ее начальника. Кроме этого, я знал, что родители переехали из поселка Нерль в Иваново ради меня. Школу я закончил без троек, было стремление учиться дальше, а одного меня, склонного к хулиганству, отпустить в большой город они боялись. Маму я любил, поэтому ей уступил и в 1972 году осчастливил своим присутствием именно это учебное заведение, подав туда документы. А ведь собирался ехать в энергетический институт, но мать ненавязчиво попросила меня «проехать» сначала через текстильный, мол, поглядишь – чему учат, узнаешь про будущие специальности, а потом и решишь где учиться. Все получилось так, как она и хотела.
Готовился к каждому экзамену серьезно, стараясь полагаться не на память, а вникнуть в саму суть…. Однако на физике чуть не «завалился». И не то, чтобы не знал ответов на вопросы билета, а как говорят, напало оцепенение от страха «срезаться». Тем более что в активе уже имел две пятерки, и очень хотелось третью. Преподаватель был «в возрасте», опытный и, очевидно, не первый раз встречал абитуриентов цепеневших от страха. Он стал задавать наводящие вопросы, но и это не помогало вывести меня из глубокого философского созерцания своей ничтожности. Я уже видел двойку, и перед глазами стояла картина известного художника Федора Решетникова « Опять двойка», только мать с отцом были мои, родные. По сути, родители меня никогда не ругали, считая, что я развиваюсь в нужном русле самостоятельно.
И тот, от кого зависела моя дальнейшая судьба, видимо догадавшись о моих видениях, спросил о родителях. В те времена негласно, но имело значение «пролетарское происхождение». А предки-то мои были рабочие…. И я, поняв как мне повезло в этом, вдруг вспомнил – зачем пришел, а заодно и ответ на вопрос. И «тут Остапа понесло»: я отвечал так бойко на первый вопрос, что преподаватель никак не мог меня прервать вежливым «достаточно». Так же темпераментно стал отвечать на второй вопрос, и остановить меня смогла лишь жирная пятерка, которую экзаменатор поднес мне под самый нос, понимая, что я ее не вижу и, надеясь только на мое обоняние. Тогда я впервые понял, что жить в семье, мягко говоря не очень обеспеченной, не так уж и плохо. Радости не было предела….
…Подобный восторг я испытал много позже, когда присяжными были оценены мои выступления на суде, но подробно об этом расскажу в свое время…. Сейчас сижу на деревянном настиле, вспоминаю все свои победы по жизни и четко осознаю, что всегда больше радовался выигрышам на интеллектуальном «фронте». Победы на ринге во время спаррингов или во время многочисленных драк тоже, конечно, доставляли определенную радость, но не такую, совсем не такую. Моя память так устроена, что серьезные вещи почему-то забываются, а вот курьезы забыть не могу. Но может это просто защитная реакция психики на карцерные условия, когда возникает потребность хотя бы слабо улыбнуться, чтобы не сойти с ума? …
Столько, например, полезных знаний получил в институте, а вспоминаются одни смешные ситуации. На одной из кафедр был очень строгий преподаватель, одновременно бывший и нашим деканом, который страшно не любил шпаргалок. Когда он принимал экзамен, то зачастую внезапно вскакивал и бежал меж столов, стараясь обнаружить списывающих. Иногда ему это удавалось, автоматом была двойка и пересдача. Но «голь на выдумки хитра», и один из однокашников, сидящий при сдаче экзамена рядом со мной, сделал шпаргалку на резинке. Она была свернута так, что ее можно было читать прокручивая но, не разворачивая полностью. Один конец крепился к шпаргалке, другой – к рукаву рубашки изнутри.