Почему-то вспомнилась здесь и первая настоящая физическая боль, которую мне пришлось испытать. Было мне тогда лет двенадцать – тринадцать, а может и меньше. Прямо напротив моего дома, за дорогой и рядом с прудом, машинно-тракторная станция (МТС) строила для своих рабочих целый микрорайон двухэтажных кирпичных домиков, каждый на два подъезда, для двенадцати семей. По воскресеньям строители отдыхали, и для нас, подростков, недостроенные дома были своеобразным полигоном для детских шалостей. И в прятки там играли, и в войну – одни защищали «крепость», другие атаковали ее. Причем применяли как «огнестрельное» оружие, так и холодное – деревянные мечи.
Для подъема кирпичей на второй этаж строители использовали электрический подъемник. И вот один умелец, мой друг и погодок Колька Петухов, умудрился изготовить ключ из проволоки для включения лебедки, как мы называли это приспособление. Можно было ухватиться за крюк на тросе и подняться прямо на второй этаж, а при обратном включении – вернуться на землю. Был еще один друг и ровесник, Вовка Сизов, который и управлял включением и реверсом подъемника. Но что-то пошло не так в то время, когда я довольно быстро стал подниматься к небесам….
Подъемная машина вовремя не выключилась, трос оборвался и я стремительно, без парашюта, приземлился на кучу новых белых кирпичей. При этом непонятным образом моя левая рука оказалась под задним местом и приняла на себя всю силу удара. Неимоверная боль пронзила тело, а когда я посмотрел на свою конечность, увидел самый настоящий перелом. Рука выглядела неестественно кривой. Было около шестнадцати часов дня. Прибежал домой, мама сразу потащила меня в поселковую больницу, где был единственный хирург по фамилии Коломин. Странное совпадение, но именно в его дочку в школьные годы я был по-детски влюблен. Но был выходной, и он отдыхал на рыбалке, надо было терпеть до понедельника.
А родителям утром в пять часов было необходимо идти на работу, на ткацкую фабрику в селе Кибердино, расположенном в двух-трех километрах от нашего дома. Я сидел на кухне за обеденным столом при включенном свете и тихо стонал. Отец пытался спать, а мать каждый час вставала и проверяла мое самочувствие. А оно практически отсутствовало…. Боль была реально сильная, казалось, что от руки она расползалась по всему телу, заполняла все его органы, включая голову, ни на минуту не давая возможности забыться. Шину наложить никто не догадался, хотя она могла бы облегчить страдания, и я терпел, как мог, что называется из последних сил. Впервые в жизни появилась спасительная мысль, что рано или поздно это все закончится….
Она, кстати, помогала мне и позже, когда было нестерпимо тяжело или больно. Практически не поспав, Юрий Логинович на работу все-таки ушел – тогда с этим делом было очень строго, а мать решилась на прогул. В восемь часов утра мы уже были в больнице, ждали, когда проспится мой несостоявшийся тесть. Он оказался высоким и широкоплечим мужчиной с доброй улыбкой, а белый халат добавлял ему доверия с моей стороны. Привязав за плечо полотенцем пострадавшую конечность к ручке двери медицинского кабинета, хирург неожиданно для меня с силой дернул за кисть. Что-то хрустнуло, боль пронзила насквозь все тело, но зато рука приобрела более естественный внешний вид. До сих пор помню, что это был перелом лучевой кости. Доктор наложил временную шину и повел в рентгеновский кабинет – проверить результат своего труда. Однако он ему, видимо не понравился. Ничего мне не объясняя, он снял шину, и попросил опереться больной рукой о стол, и та опять стала совсем кривой. Вторая попытка поставить кость на место оказалась более удачной. Наложили гипс, и целый месяц я гулял, как раненый боец, с подвешенной на бинтах рукой.
…Когда закончил описывать этот случай, задумался…. Мысль развивалась вслед за дальнейшими размышлениями о справедливости. Не той – субъективной, человеческой, а высшей, порой для нас непонятной. Сделал когда – то больно другому, не возмущайся, когда и самому станет больно…. Мелькнула догадка: может это наказание небес за загубленного воробья? Или за иконы? Или за какой-то другой неблаговидный поступок, который и в голову-то пока не приходит? Но ведь все люди, за редким исключением, совершают иногда явные нарушения десяти библейских заповедей. Получается, что человечество постоянно терпит наказание от Бога? И в чем тогда смысл, что он создал нас такими? Дал нам свободу выбора в поступках, а теперь наказывает? Уснул с мыслью, что, по-видимому, методом «кнута и пряника» Он делает нас лучше, спасает от самих себя….
Отец длительное время работал помощником мастера на ткацкой фабрике в селе Кибердино Тейковского района, мать Александра Яковлевна, там же – ткачихой. Чуть больше ста рублей в месяц получали они от государства, самого богатого, сильного и гуманного в мире. Что на эти деньжонки можно было купить трем мальчишкам, которым хотелось и велосипед, каждому свой, и лыжи, и коньки…. Одежду братья донашивали после меня, так как я был старший. Средний Виктор был на три года младше меня, а Андрей – на целых восемь.
Помню в магазин поселка Нерль, где мы проживали, привезли коньки на ботинках, моего размера. Мне было примерно тринадцать лет, столько же стоили и они – целых 13 рублей, и позволить мне такого подарка родители не могли. Но после того как я увидел подобное достижение цивилизации, кататься на валенках с коньками – снегурками на веревках, уже не мог. Мать, видя страдания старшего сына, сделала коммерческое предложение. В летние каникулы по утрам я должен был собирать пустые бутылки из-под водки и отдавать ей. Выручка целиком поступала в мой карман. Такой вот был заключен устный договор.
И вот все лето, когда друзья еще все спали, в восемь часов утра я на велосипеде объезжал места, где обычно любили выпивать мужики из рабочего поселка. Мог встать и раньше, боясь, что другие охотники за пустыми бутылками лишат меня моей мечты. Приезжал сначала в центр в поселковый парк: там под каждым кустиком, прямо на газоне иногда организовывалось застолье. Как радовала детский глаз лежащая в густой траве, еще покрытой утренней росой, эта зеленая или прозрачная тара!
Затем – железнодорожный вокзал; там тоже было, что-то вроде парка, да и лавочки для людей, ожидающих поезда, зачастую использовались не только по прямому назначению. А домой возвращался по установившемуся маршруту, вдоль железнодорожных путей, по обе стороны которых были лесные посадки, места щедро пополнявшие мою добычу. В общем, к осени коньки мне справили.
Возле леса, километрах в двух от поселка, еще летом я приметил овраг с водой. В самом поселке были пруды, но мы почему – то любили кидать камни в первый лед, стараясь пробить его, и сильно повреждали ледяную гладь. Рано поутру, как только установился первый ледок, я один с новыми коньками рванул на овраг – испытать радость катания по нетронутому перволедью. С одной стороны оврага стоял густой смешанный лес, с другой – колхозное поле, за которым был наш поселок. Я выписывал замысловатые круги, оставляя после себя резаный след, а душа ликовала. Лед слегка потрескивал и прогибался под весом тела, но страха провалиться в воду не было. Вот оно простое, настоящее счастье, а не куча денег в закромах!
…С каким удовольствием испытал бы я подобное чувство тогда, когда был ограничен во всем, даже в праве на передвижение! Но там была свобода, а здесь – неволя. Ведь именно здесь понимаешь, как мало порой надо человеку для ощущения счастья на душе…. Порой из окна камеры увидишь дерево, даже не целиком, а какую-то его часть и испытываешь необъяснимую радость. Траву по дороге в баню хочется потрогать и погладить, ну, естественно, в летнее время года. Кстати, в бане обливаясь горячей водой и смывая с себя накопившуюся грязь, тоже испытываешь «праздник на сердце»….