– Эй, лохи! – в воздухе свистнула пряжка ремня. – Какие проблемы?
Данила, в распахнутом микловановском плаще и с огромным золотым крестом на груди, стоял между ним и блатными, покручивая ремнем в воздухе. Сергей знал, что пряжка заточена, и ей легко можно убить. Одна из шмар внезапно завизжала и тут же осеклась от короткого тычка в горло.
– Захлопнись, – мрачно сказал стриженый и скомандовал: – Валим.
– Ну все, жизни не будет теперь, – сказал гитарист и сплюнул прямо под ноги.
***
– Что же нам с вами делать, Сергей Николаевич? – майор сложил руки перед собой и посмотрел на Сергея лукаво-манящим взором. «Подбородок с ямочкой. Не иначе блядун», – отметил Сергей про себя.
– А зачем, – осторожно спросил Сергей, – нам с вами что-то делать?
Глаза майора сузились.
– А затем, – демонстративно сдерживая себя, начал цедить он, – что у меня вот здесь материала на вас… на пятерых хватит!
И слегка прихлопнул ладошкой по картонной папке перед собой.
– Посмотрим, – он открыл папку, – официальное трудоустройство отсутствует. Тунеядец…
– Не знал, что этим КГБ занимается. Хватило бы и участкового…
– Поговори мне, – огрызнулся майор, – нетрудовые доходы от музыкальной деятельности в ресторане «Сокол»…
– Каждый вечер рапортичку заполняю, между прочим. Так что…
…известном как место сбора так называемых неонацистов.
– Да вы шутите, что ли? Ну, приходят иногда панки какие-то.
– …вот посерьезнее. Связи с антисоветски настроенными элементами.
«Сван? Аня? Да ну, бред».
– Широков Даниил Андреевич. Что-то знакомое?
– Живем в одном номере. Гостиница «Москва», улица Советская. А вы говорите, антисоветские настроения…
– Сергей Николаевич, вы клоуна-то не стройте, дело серьезное.
– Тогда серьезно и официально заявляю, ничего об антисоветской деятельности Широкова Даниила… как его там… мне не известно.
– Это что?
Жестом фокусника майор выбросил на поверхность стола видеокассету с надписью шариковой ручкой на бумажном ярлычке «КРАСНЫЙ РАССВЕТ».
– Видеокассета.
– Смотрели?
– Откуда же я знаю, что у вас там записано. Может, там «Ну, погоди».
– Я начинаю терять терпение.
– Товарищ майор, в чем претензии ко мне? Я работаю на договоре, трудовая лежит в бухгалтерии «Сокола». А по документам я вообще студент вашего кулька. Широкова я себе в соседи не выбирал, мне его администрация подселила. Можете у них спросить. Что он смотрит, что он слушает, меня не касается, его спрашивайте. Мое личное мнение, фильм – дерьмо.
– Все-таки смотрели?! – вцепился майор.
– Читал в журнале «Советский экран». Я нашим критикам верю, а вы?
– Хорошо… Что можете сказать о Широкове?
– Да мы особенно не общаемся, разные круги, знаете…
– Вы в курсе, что он занимается проституцией?
– То есть?!
– Организует вывоз наших девушек за рубеж, под предлогом трудоустройства танцовщицами, официантками и так далее.
(«Ой, что они только не поют своим мамам, – рассказывал на днях Данила, посверкивая стальным клыком, – что танцевать едут, выступать, на ресепшен, в больницу медсестрой…»)
– Вы так не пугайте, пожалуйста. Я уж думал, он сам… Это самое… П-проституткой…
Пауза затянулась.
– Скажите, Сергей Николаевич… – майор поднялся, подошел к двери, рывком распахнул ее, осторожно прикрыл и снова сел. Сказал, почти шипя: – А ты че такой борзый? Ты понимаешь, где находишься? С кем разговариваешь, м?
– Я понимаю, – так же тихо ответил Сергей, – в областном управлении КГБ. Начальник управления генерал Селиванов. Я, кстати, с его внуком хорошо знаком. На днях слушали записи запрещенных в СССР рок-групп. Назвать?
Майор посерел и обмяк.
– А чего вы мне, – забормотал он, не поднимая головы, – голову морочите тогда? Чего вы корчите из себя? Мне это все нравится, что ли, по-вашему? У меня дел других нет?
Сергей почувствовал острую, но очень недолгую жалость к майору.
– Пропуск подпишите, – сказал он, вкладывая ручку в его пальцы.
***
– Слушай, привези мне такой же, – попросил вечером у Данилы приятель Саша. Вдвоем они смотрелись странно – двухметровый Данила с головой и глазами рептилии, и небольшого росточка, крепенький русопятый Александр с легкой золотистой щетинкой на подбородке и под носом.
– Ты в таком же утонешь, Валерьяныч, – ухмыльнулся Данила.
– Ну ты по размеру подбери! Ты же понял!
– Да шучу я, привезу, говно вопрос.
За столиком у двери в зал становилось шумно. Подвыпившие явно несовершеннолетние парни задирали входящих. У одного, судя по всему, заводилы, на горле болталась цепочка с бритвенным лезвием. Данила мазнул по ним взглядом, оценивая риск; пока решил не решать.
– Неудобно спрашивать, но что у тебя с Иркой вчера вышло? – поинтересовался он. – Она мне жаловалась на тебя.
– Вот сука, – удивился Александр, – а че мне ее, уговаривать надо было? Еще и жалуется, тварь. Другая бы хвасталась, да?
Улыбнулся солнечно и светло.
– Наскочишь когда-нибудь на целку.
– Ты за меня не переживай, Данила, – осадил Саша, – я разберусь.
Колонки загудели, кто-то оглушительно откашлялся, блямкнула тарелка. Барабанщик суетился над установкой. Сергей поднялся на сцену, волоча в правой руке клавиши. Вид у него был изнуренный. За столиком у входа раздался дружный вопль:
– Лабух! Дойчен зольдатен!
– Для наших… – начал говорить Сергей в микрофон.
– Дойчен зольдатен! Я, я! Ми вас будем немножко вешайт!
Раздался свист.
Компания кавказцев за другим столиком глухо роптала.
Александр посмотрел вполоборота на парней у двери, легко снялся со стула и вразвалочку подошел.
– Цурюк! – закричал на него сидящий слева кучерявый пацан с выбритыми до синевы висками и передернул затвор воображаемого «Шмайсера», – русише швайн!
– А вы че, ребят, фашисты, да? – добродушно спросил Саша, опираясь руками на стол.
– Че надо, гопник? – презрительно спросил главарь.
– Да просто услышал родную речь. Я только из Германии вернулся.
– Не пиздишь? – прищуренные глаза главаря чуть расширились.
– Бля буду. ГСВГ, слыхал?
– Слы…
Саша сделал рывок и легко опрокинул на компанию стол. Кучерявый, уклоняясь, покачнулся на стуле вбок, но тяжелый кулак догнал его, и кучерявый зарылся носом в палас. Саша вытащил из обломков и объедков главного, схватил двумя короткими пальцами бритву у него на шее и приставил к подбородку:
– Слышь ты, фюрер сраный, мне поебать, кто у тебя папа, чтоб я тебя не видел здесь больше, понял меня? Замочу, на хуй, сука! Понял, бля?!
Фюрер, стараясь не дергать челюстью, кивнул.
– Убью – на – хуй, – повторил Саша. Медленно и отчетливо.
Возвращаясь за столик к Даниле, посмотрел на сцену, сжал руки в замок:
– Маэстро, ваш выход!
Кавказцы, цокая и поднимая руки, выразили горячее одобрение поступку Александра.
– Ну ты молоток, – восхитился и Данила с оттенком презрения, – навел порядок. Может, тебе в милицию пойти?
– Может, и пойду! – Саша убрал рукой прилипшую ко лбу светлую прядь. Только испарина на лбу выдавала, что он несколько напряжен.
– Для нашего гостя из демократической республики Германия звучит эта песня, – сказал в микрофон Сергей и пробежался пальцами по клавишам.
Нарисованы актеры,
Музыканты и танцоры,
Отчего белее мела
Их встревоженные лица?..
Саша расплылся в улыбке, глядя на Данилу с чувством наивного превосходства. Будучи довольно неотесанным человеком, он не умел выражать свои чувства, потому так никогда и не признался Сергею, что был страстным поклонником «Рассвета» с двенадцати лет и даже когда-то учился петь «под Кузнецова», с хрипотцей.
***
– Так давайте веселиться и кружиться в танце вместе… – напевал Данила, выйдя из кабака. До гостиницы было кварталов пять, он решил пройти через горсад. Тени решетчатых ворот качнулись перед ним, как будто приглашая внутрь. Фонари в саду не горели, мрачно громоздилась на фоне темно-синего неба церковь, переделанная в краеведческий музей. Облезлая собака пробежала, вихляясь, из тени в тень, не спуская с Данилы больных желтых глаз.
Он лишний раз поразился пустоте этого города, причем пустота эта была злая, напряженная, готовая сожрать. Это не была идиллия, это не была утопия, это была черная дыра, тянущая в себя все со свистом, не оставляющая никому и ничему ни малейших шансов выжить.