Но нет, он торчал тут вместе с отцом, ожидая врача, которого ни один, ни другой ни разу в жизни не видели. К тому же врачом была женщина – как будто Стэн Кардинал мог принять совет от женщины. Ох, Рэй Шокетт, мысленно грозился Кардинал, надавать бы тебе по шее, ленивый ты эгоист.
Кардиналу‑старшему было восемьдесят три – это если говорить о физическом возрасте. Волоски у него на руках поседели, и глаза слезились, как у глубокого старика. Но в каком‑то смысле, подумалось его сыну, старик так никогда и не повзрослел, оставшись четырехлетним ребенком.
– Ну сколько еще нам ее ждать? – в третий раз спросил Стэн. – Мы сидим уже сорок пять минут. Она что, не уважает людей, не ценит их время? Как она, в таком случае, может быть хорошим доктором?
– Тут как во всем, папа. Хороший доктор – человек занятой.
– Ерунда. Это все от жадности. Типичная капиталистическая жадность. Когда я работал на железной дороге, я получал тридцать пять тысяч в год и был доволен. Да нам еще приходилось драться за каждый цент, и уж мы дрались, смею тебя уверить. Но в медицинский колледж поступают не ради того, чтобы получать потом какие‑то там жалкие тридцать пять тысяч.
Ну вот, подумал Кардинал. Тирада номер 27‑д. Такое ощущение, что у отца в мозгу – набор кассет с проповедями.
– А правительство, понятное дело, вело себя с этими ребятами как скряга Скрудж, – продолжал Стэн. – Так что они шли в брокеры или в адвокаты, чтобы получать столько, сколько им хотелось. А теперь вот еще и докторов приличных не стало.
– Поговори с Джеффом Мэнтисом. Это он урезал государственное финансирование медицины.
– И они непременно заставят тебя ждать, не важно, много их тут работает или мало, – не унимался Стэн. – Все дело в классовом расслоении. Его нам не только навязывают, но еще всячески афишируют. Маринуя тебя в приемной, они словно говорят: «Я важная персона, а ты – нет».
– Папа, врачей не хватает.
– Хотел бы я увидеть, что за молодая особа решила посвятить жизнь тому, чтобы заглядывать в глотки и задние проходы. Сам бы никогда не стал этим заниматься.
– Мистер Кардинал?
Стэн не без труда встал. Юная регистраторша вышла из‑за своей стойки, сжимая в руках папку с бумагами.
– Может быть, вам помочь?
– Все в порядке, все в порядке. – Стэн повернулся к сыну. – Ты со мной или как?
– Мне незачем туда с тобой идти, – ответил Кардинал.
– Нет, ты тоже пойдешь. Я хочу, чтобы ты это услышал. По‑твоему, я уже не гожусь для того, чтобы водить машину, так вот, надо тебе услышать правду.
Регистраторша открыла перед ними дверь в кабинет, и они вошли.
– Мистер Кардинал? Уинтер Кейтс. – Докторессе явно было едва за тридцать, но она поднялась из‑за своего стола и двинулась вокруг него, чтобы обменяться с пациентом рукопожатием, с расторопностью бывалого профессионала. Ее тонкая бледная кожа резко контрастировала с черными волосами. Темные брови озадаченно приподнялись, когда она взглянула на Кардинала‑младшего.
– Я его сын. Он попросил, чтобы я пришел вместе с ним.
– Он считает, что я не в состоянии водить машину, – заявил Стэн. – Но я‑то знаю, что ноги у меня пошли на поправку, и пусть уж он услышит это из первых уст. Вам, кстати, сколько лет?
– Тридцать два. А вам сколько?
Стэн недоуменно крякнул, словно не ожидал такого вопроса.
– Мне восемьдесят три.
Доктор Кейтс сделала приглашающий жест, показывая на кресло у стола.
– Не надо, все в порядке. Могу постоять.
И вот они стояли втроем посреди кабинета, пока доктор Кейтс пролистывала карточку Стэна.