Теперь он опасался одного - чтобы не
прилетела другая птица и не впуталась в сети, став пугалом. Однако было
тихо и спокойно, даже вороны примолкли в глубине кладбищенского парка, и
восходящее за черными деревьями солнце не вызвало ветра.
Он не услышал почему-то ни шороха крыльев, ни стука в ветвях от касания
лапок, однако неведомая птица уже оказалась на клене.
- Ва! Ва! Вау! - разнеслось почти над головой и могильными камнями.
Старик, сидя на кофре, поднял бинокль к глазам, но восходящее солнце
плавило воздух и сплетение ветвей,- не разглядеть. Тогда он тихо опустился
на колени и принялся медленно тянуть резинку, поднимая сеть, чтобы
отрезать, перекрыть птице путь в просвете деревьев. Он опасался, как бы
паутинка не зацепилась за сучок или резинка не соскочила с блока,
закрепленного на дереве. Даже вспугнутые птицы никогда не уходят свечой в
небо,- напротив, чаще всего слетают к земле, где больше свободного
пространства. Прислушиваясь к чудесному пению этой райской птицы, старик
почти уже поднял сеть, но в этот миг голос оборвался, потому что в сети,
растянутой над крестами, вдруг забился случайный скворец. И принесло же
его в такое мгновение! Птицелов быстрее заработал руками, надеясь успеть
заслонить последний просвет паутиной, пока птица не слетела с клена,
однако что-то застопорилось в блоке, и к тому же заверещал скворец, давая
сигнал смертельной опасности. Видимо, под этот шум райская птица неслышно
вспорхнула с дерева и исчезла.
Старик все-таки еще надеялся и минут пятнадцать слушал, стоя на коленях,
пока не ощутил ледяной холод земли. Бедолага-скворец давно висел в сети,
как летучая мышь,- вниз головой, не трепыхался и не верещал. Птицелов
вспомнил, что забрался на запретное кладбище без разрешения охраны и могут
быть неприятности, поэтому второпях снял сети и, пристроившись на
скамейке, стал выпутывать скворца. Тот уже упаковался в паутину, как в
кокон, и, чтобы освободить его, пришлось провозиться около получаса.
Скворец, правда, скоро обвыкся с опытными руками Птицелова и спокойно
дожидался своей участи.
- Еще раз попадешься - запру в клетку! - пригрозил старик на прощание и
отпустил дуралея. Скворец вспорхнул на вербу, охлопался, встряхнулся и
нырнул в кусты чуть зеленеющей сирени. Птицелов тоже взбодрился: не
удалось сегодня- получится завтра! Не последнее утро в этом мире... Только
приехать следует еще раньше и обтянуть клен со всех сторон, чтобы взять
птицу на подлете. Способ не совсем честный и, конечно, не благодарный
(опять влетит какой-нибудь горемыка!), но зато надежный, когда не знаешь
ни характера, ни повадок птицы.
Чтобы не плутать среди тесноты могил, старик вышел на проезжую аллею и
пошел к месту, где за забором стояла его машина. В это время откуда-то
слева, из-за надгробий, выкатился грузовой "Москвич" и поехал прямо на
него. Это была наверняка кладбищенская охрана, прятаться и бежать -
поздно, да и несолидно.
"Москвич" остановился возле старика.
- Ну что, Птицелов, поймал жар-птицу? Охранник говорил насмешливо и
цинично, готовый к расправе. Скорее всего, это был отставной морской
офицер - черный китель без погон, форменные брюки, пистолет в подвесной
кобуре у колена; он сразу же напомнил старику пожившего матерого грифа,
поскольку совершенно лысая голова держалась на длинной шее, обрамленной
стоячим воротником, и нос на бровастом лице был крючковатый, хищный.
- Увы,- виновато проронил Птицелов и показал пустую клетку.
- А знаешь, что ловить птиц на кладбище запрещено? - надменно спросил Гриф.
- Знаю,- поторопился старик.