«Ну почему ко мне ты равнодушна?
И на меня ты смотришь свысока.
Я не прекрасен может быть наружно,
Зато внутри …»(130)
Вышел из кабинки, и в зеркале напротив нечаянно увидел знакомого, без одежды, мокрого и на двух ногах. Очевидно, симметрия устойчивее, чем асимметрия. Ещё пришла мысль, что мужское и женское отличаются. Если смотреть товар лицом, то у женского персонала линия «золотого сечения» (золотая середина) действительно делит туловище вертикально симметрично, у мужского населения такой «симметрии» не наблюдается. Получил Ваше дежурно-традиционное, «простите меня», которое Вы чередуете периодически с «прощайте» (да простил же уже). Однако, Ваше «простите» – без мотива, а значит – не за что. Кстати, в «не прощаюсь» – возвратная частица «сь» значит – не прощаете себе (или себя). Нет мотива – за что просить, если нет греха. Не дошёл ещё прогресс. Спите спокойно. «Пра-а-йдет!». Пришёл из магазина, со скоростью 2 см./час. Виктор Иосифович со своей бронхиальной астмой ходил быстрее. Влажный почти весь. Город Владимир теперь и физически – хрен его знает – где: надо ведь съездить получить ключи от двух келий, вернуться за Вами в Москву, переехать на м. Комсомольская с Курской, чтоб встретить Вас, потом с Вами – обратно, потом – во Владимир, открыть Вам на выбор кельи … Аминь. Но может быть Вам ещё повезёт, как той девочке, что написала: – Не один на свете ты. А потом и потому – слава богу – не вышла за меня замуж. Может я ещё что-нибудь сломаю, и будет Вам «щастье». Сапёр и электрик ошибаются один раз в жизни, это правда, но электрик – каждый день. Мне кажется, самая страшная смерть – под водой, потому что эту смерть видишь, понимаешь. Нет писем. Это похоже на смерть от удушья или под водой. Евреи тоже люди: Крастошевского в США накрыла вода тоски, и он написал «Городок», потом это стало песенкой. «Две газеты и писем нет…». Но «Ж», которая – Варум, конечно – типичное здесь не то. Сегодня 24.02. – первый день на службе, женский персонал (товары для беременных и меданализы) доволен, удовлетворил их всех, обеспечив то, что они хотели, теперь у них нет жалоб, теперь у них – одно сплошное «щастье»: … – освещение не гаснет неожиданно. Почти во взмыленном состоянии, вернувшись домой, съел всего 4 или 5 ложек какого-то супа, но выпил 4 бокала пива (Пилснер) – так организм был обезвожен. Наверное, резковато взялся на службе в первый день. Состояние предобморочное и слабость. А завтра – на аэродром. Потом – клуб. («Единое счастье – работа»). Не знаю, что Вы «думаю, думаю». Не думайте, чтобы ни остаться в одиночестве. Ладно, Вас по-о-о-нял, не буду, уговорили, бескорыстно, так и быть, без домогательств, без «расчёта», не посягну, пусть другие держат Вашу коленку, не покушусь. Хотя мне уже как бы и пора вкусить запретного плода. На всякий случай, как говорили Виктор Иосифович и Семён Семёныч. И, пожалуйста, не вменяйте мне дурацкое бытие своими дежурными поздравлениями, хотя бы такими оригинальными, но и претенциозными, как предыдущее. Начал приходить в нормальное состояние, даже в Честере немного пообедал. Ещё теперь с пониманием, сожалением и сочувствием смотрю на женский персонал, залезающий и вылезающий из городского транспорта, падающий в кресла транспорта или учреждений (не имею в виду молодых невеж), больные ноги – такая «планида»: и хочется в рай, а грехи не пускают. Вот и у Вас: думай не думай – моральный кодекс строителя коммунизма (10 заповедей) не пускает, а может «спастичность мышц»… И берегите (нет, не мужчин, но почаще взглядывайте: авось подвезут когда – у Вас ещё всё впереди: и второй, и третий возраст…), берегите ноги – правая нога у Вас не совсем комильфо, как успел заметить – и не потому, а может и наоборот, что Вы не надеваете чулок, хотя бы и не синих (но не в энтом дело – главное конечно, чтобы человек был, в котором – как сказал Ваш Чехов – «всё должно быть»). Не буду повторять тех прозвищ, что Вы мне любезно дали. Напомню только о Вашем посыле: – «СВОБОДНЫ». Хотя это несколько не вяжется с последующим – о том, что 7 декабря установили не Вы – мне. Что – очевидная нелогичность. Чем и отличается в истории народов женский персонал, и ещё – непоследовательностью (бывает – с плюсом эгоцентризма и экзальтации). Случайно прочёл у Писемского (книжки перебирал): «Сила любви заключена в нас самих и никак не обусловливается достоинством любимого человека, которого мы сами украшаем из собственного воображения и таким образом любим в нём свой призрак». Это Ж.Санд – в изложении. После: «Что это было за умное и милое существо». А – это тюфяк (не Ж. Санд, так повесть у Писемского называется – «Тюфяк»). И никакой я не «дорогой» (когда же это успел подорожать?), а совсем даже наоборот. Сегодня, второй раз после «одноножия», теперь о двух ногах принимал т.н. «деловой обед» в Честер пабе (хорошая кухня, девчонки не ходят, а бегают, почти летают, сегодня опять дежурила дева неопределённого возраста, но с талией под блузкой свободного покроя и над юго-восточной частью – почти по циркулю, лицом на Вас похожа, в брюках, т.к. поднимается и на 3-й этаж, а лестницы открытые. Хотя те, что в фирменных юбчонках, тоже, кажется, поднимаются). В первый раз настолько была слабость, что буженину не брал, лапшичку – еле-еле, и беф-строганов – кое-как, и компот. В общем, как чеховская мадам Щукина: «Кофий сегодня пила, и без всякого удовольствия». А на другой день – и буженина (вкусно с морковкой, наструганной на тёрке, зеленью и ещё какими-то хреновинами, ну и собственно буженина), чтоб не рисковать – заказал опять тот же еврейский суп (с какой-то травкой зелёненькой), гуляш, пюре (в виде бублика без дырки), зелёный чай (белая чашка на салфетке на белом блюдце и ложечка, белый же чайник и сахарница – тоже белая. Всю эту белую жуть принесла та сама дева. Выпил две чашки. Без сахара). Следующими днями процесс дошёл до зелёных щей с яйцом, котлеты домашней рядом с лужицей соуса, и традиционный зелёный чай. А ведь Вы так и не знаете, как лошади кусаются. Подсматривать за окружающей экологией из под Невидимки – это у Вас уже почти в крови, может ещё не призвание, но уже диагноз. Представляю, как Вы – на ковре, пальцы Невидимки у Вас в волосах, дыхание на шее, и далее, как в UKRWIENIE Вишневского.
«Нострадамус – Кларе…»
Нострадамус, будучи в провинции Шампань, как-то задумался о муках творчества писателей любовных романов, а вернувшись в Париж 8 марта, напророчил об этом в письме Кларе (не той, у которой Карл украл кораллы, а другой). Впечатлительная Клара впоследствии отметила этот день, в качестве международного дня солидарности женского персонала против употребления кофе – в т.ч. ночью.
Молодой писатель пришёл в редакцию с толстой папкой подмышкой.
– Вот! – сказал он.
– Что «вот»? – строго спросил редактор.
– Роман написал – застеснялся писатель. – Называется «В деревне – летом».
– Да ну! – обрадовался редактор, развязывая тесёмки папки.
– «В деревне – летом» – прочёл он на титульном листе. – Надо же, действительно, так и есть – добавил он удивлённо и начал читать вслух:
Ранним утром в спальню графини стремительно вошёл граф. Графиня в это время читала «Влажные участки» Роше. Но, не смотря на это, она сразу узнала графа и не стала спрашивать у вошедшего санитарную книжку.
Граф (решительно): – Ваше графское высочество, а не испить ли нам кофейку?
Графиня (кокетливо): – Ваше графское достоинство, если Вы настаиваете…
И – говоря честно, но откровенно – граф стал-таки овладевать графинею…
– Недурно, недурно – вслух задумался редактор. – Вам удалось зримо показать моральное разложение аристократии. – Только вот… чего-то не хватает… Ах, да! Роман называется «В деревне – летом», а природы-то и нету! Ну какая же деревня без природы? Об этом ещё Пушкин писал. Редактор встал в позу лицеиста перед Державиным, подобрал пивной живот и с придыханием завыл: