Но будильник не зазвонил. Оливия дотянулась до своего мобильника. Вставать было еще слишком рано. Она дважды проверила в приложении на телефоне систему сигнализации. Дом был под охраной. Ей нужно было снова заснуть.
Оливия переместила ноги под одеялом, закрыла глаза и попыталась устроиться поудобнее.
Что-то зашуршало. Ее глаза резко распахнулись. Огромная фигура метнулась к ней. А в следующий миг тяжелое тело приземлилось на нее, придавив Оливию к матрасу. Судя по весу и росту напавшего, это был мужчина. Оливия попыталась замолотить руками и столкнуть его с себя. Но ее руки и ноги были зажаты в ловушке, пока он сидел на ней верхом. Она оказалась стиснутой в коконе своего одеяла, как туго спеленутое дитя. А ее горло было сдавлено так, что закричать она не могла.
Кровь разнесла панику по всему ее телу. Но Оливия все же постаралась вглядеться в темный силуэт противника, нависшего над ней. Лицо показалось Оливии до странности искаженным, а его черты – более светлыми и плоскими, чем у обычного человека. Он был в маске!
В приступе животного страха она опознала персонажа, чьей маской прикрылся нападавший – Майкла Майерса из фильма «Хэллоуин».
Вспышка ужаса прострелила ей позвоночник. Она вдохнула, приготовившись пусть даже через силу выдавить крик из своего сдавленного горла.
Он ударил ее по лицу. Боль – резкая и острая – обожгла ее скулу, но через несколько секунд отпустила под воздействием вскипевшего адреналина. Только крик умер у нее в груди, так и не сумев прорваться наружу.
Он взмахнул ножом перед ее лицом, а затем приложил палец в перчатке к резиновым губам своей маски: «Тс-с-с».
Оливия замерла. Учитывая их позиции, она в любом случае не смогла бы пошевелиться, да и вряд ли кто из соседей услышал бы ее крик. Тем более при закрытых окнах со звукоизоляцией.
Притворись, что покорна. Дождись подходящего момента.
Инстинктивно ей хотелось оказать ему сопротивление, но он лишил ее всякой возможности бежать или побороться с ним. В ее ушах отзывался стук сердца. Оно колотилось так, словно хотело выскочить из груди, но при каждой попытке наталкивалось на костяную броню грудины и отступало назад. Ее дыхание все учащалось, пока не стало почти нитевидным.
Что он собирался сделать?
Поведя плечом и скинув с него свой маленький рюкзак, он бросил его на постель рядом с ней и расстегнул застежку-молнию. Убрав нож в карман, он перенес свой вес с одного колена на другое и выдернул – поочередно – ее руки из-под одеяла. И зажал оба ее запястья в одной из своих рук. Она попыталась отодвинуться, но ее запястья были тонкими, а его хватка слишком крепкой и надежной. Он достал что-то из своего рюкзака, и Оливию пробрал свежий прилив страха. Она сглотнула металлический привкус, пока он туго обматывал ее запястья клейкой лентой. Как только ее руки были связаны, он залепил ей куском скотча еще и рот.
Из глаз Оливии потекли слезы. Ее нос забился. Она не могла вдохнуть довольно воздуха одним носом. И начала ощущать головокружение. А вдруг она задохнется с залепленным ртом? Ее зрение затуманилось. Перед глазами заплясали точки.
Ей необходимо было контролировать свое дыхание. Голос Линкольна эхом ворвался в ее сознание. «Вдохнули, два, три, четыре. Задержали дыхание, два, три, четыре. Выдохнули, два, три, четыре». После трех повторов ее зрение прояснилось.
А незванный гость слез с кровати и сорвал с нее одеяло. Несмотря на теплоту фланелевой пижамы, Оливия дрожала как осиновый лист, силясь побороть панику, грозившую лишить ее сил и способности соображать. Что бы он ни задумал, ей нужно быть готовой к реакции. Если он собирается ее изнасиловать, тогда ему придется отнять от нее свои руки, чтобы расстегнуть брюки. Однако он не делал никаких поползновений в этом направлении. Вместо этого он обмотал скотчем и ее лодыжки.
Мышцы Оливии затекли. Но… если бы он хотел ее убить, он, наверное, уже бы это сделал? Так ведь?
Пока Оливия сражалась с паникой, он, казалось, сохранял полнейшее спокойствие. Его движения были результативными, четкими и просчитанными, как будто он выполнял совершенно рутинную работу. Он никуда не торопился и, похоже, даже не был возбужден.
Может быть, он хотел просто обокрасть дом? Он действовал практически профессионально. Внутри у Оливии шевельнулась надежда. Наплевать – пусть забирает все, что хочет. Только бы поскорее убрался восвояси!
Уходите. Пожалуйста!
Он опять показал ей нож и прошептал:
– Не двигайся.
Внутри у Оливии все похолодело. Встав рядом с кроватью, он взял ее мобильный телефон и брелок от системы сигнализации, которые она оставила на прикроватной тумбочке. Опустив оба предмета себе в карманы, он застегнул молнию на рюкзаке и водрузил его за спину.
Возьмите все, что хотите, и уходите.
Оливия постаралась лежать неподвижно и беззвучно. Вдруг он позабудет о ее присутствии? Она не должна давать ему поводов причинить ей вред.
Но он снова повернулся к ней лицом-маской. Выражение глаз скрывали темные прорези. Оливия скорее почувствовала, чем увидела его пристальный, испытующий взгляд.
Глубоко в ее глотке заклокотали всхлипы.
Нет. Пожалуйста.
Он наклонился, схватил ее за руки и усадил на краю кровати. Правда окатила Оливию ледяным душем. Он явился к ней в дом не за ее вещами.
Он пришел за ней.
Внезапно его спокойствие стало зловещим, даже ужасающим. Он задумал ее куда-то увезти!
Оливия недавно закончила писать книгу об убийцах и похитителях детей. И ее сознанием завладела одна-единственная мысль: она не могла позволить забрать себя в какое-то неизвестное место, где у него будут и время, и все условия, чтобы делать с ней все, что он пожелает.
Большинству жертв, увезенных в другое место, спастись не удавалось. И, значит, ей уже нечего было терять. Она обязана продолжать бороться.
Оливия ткнула его обеими руками в лицо, но маска защитила его кожу. Он схватил ее за запястья. Она выдернула их из тисков его рук и ткнула костяшками своих пальцев ему в глаза. Он шлепнул по ним на автомате. Оливия лягнулась обеими ногами, но на ее ступнях были надеты только носки. Когда пальцы Оливии ударились о его более крепкую берцовую кость, ее ступни пронзила жестокая боль. Почти с ворчанием он отступил немного в сторону, зажав ее ступни между своими ногами.
Она снова атаковала его лицо. На этот раз она что было силы потянула за край маски, попытавшись ее сорвать. Ноготь Оливии пронзил маску. Кусочек резины оторвался, и она потянулась к мягкой коже его шеи. Ее ногти разодрали ему кожу, и он вздрогнул. Его тело напряглось, гнев впервые за все время отразился в позе.
Он замахнулся и нанес ей удар. Его кулак соприкоснулся с ее лицом. Боль разлилась по ее щеке, в глазах у Оливии потемнело. Но даже невзирая на это она осознала: он снова отвел руку назад. Он мог ударить ее еще сильнее.
Он быстро присел и взвалил ее себе на плечо. Ее руки и верхняя часть туловища свесились вдоль его спины. Его маленький нейлоновый рюкзак начал царапать ей лицо. Оливия дернулась, но он не дал ей сдвинуться с места, прижав свою тяжелую руку к ее спине. Его плечо впилось ей в живот, еще больше стеснив дыхание.
Оливию захлестнуло ощущение безнадежности. Она ничего не могла больше сделать.
Она была беспомощной.
И только ударялась об его спину и отскакивала от нее как мячик, пока он нес ее по коридору. Он знал ее дом слишком хорошо. Как долго он находился в нем вместе с ней?
Жуткая мысль пронеслась у нее в голове. Они направлялись к гаражу. Он задумал ее похитить вместе с ее автомобилем.
Когда она завтра – нет, уже сегодня – не появится в доме матери и в офисе Шарпа, Линкольн ей позвонит. Когда она так и не ответит на его звонки, он наверняка приедет узнать, в чем дело. Но ни ее сумочки, ни ее машины он не увидит. Кроме раскиданных постельных принадлежностей, никаких намеков на то, что ее украли, не будет. Она должна оставить ему какой-нибудь знак – знак, что ее увезли из дома насильно.