Подходя к подъезду, я тревожно огляделась, хоть это и было глупо. Вряд ли парням пришло в голову проследить меня до дома. Могли и по дороге шваркнуть по башке чем-то тяжелым. И вновь явилось беспокойство, точно я должна что-то вспомнить, но никак не могу.
В подъезд мы входили вместе с моим соседом Иваном Петровичем. От него я узнала, что местная футбольная команда, ярым болельщиком которой он являлся, вчера опять продула, чему посочувствовала и, в свою очередь, сообщила: на бульваре грабанули фирму «Быстрые деньги».
– Это те, что кредит дают под сумасшедший процент? – уточнил он. – Так им и надо. Прилетело, короче.
Я согласно кивнула, а оказавшись в квартире, устроилась на пуфике в прихожей и задумалась. Пока я стояла в толпе возле ограбленного офиса, мысль рассказать полиции о парнях в балаклавах в голову даже не пришла. Хотя чего проще, раз я была в трех шагах от полицейской машины? Но сейчас вновь возник вопрос: сообщать в полицию или нет? Делать это не хотелось. Как я уже сказала, напрягаться я не люблю, а тут наверняка придется. Заявление писать или отвечать на вопросы следователя… Может, не один раз даже. А мне работу искать надо. Менты без меня обойдутся.
А если эти типы кого-нибудь убили? Одно дело жуликов обнести, и совсем другое… Впрочем, жуликами их тоже назвать нельзя. Люди, которые у них деньги берут, знают, на что идут, по крайней мере, должны знать. Как любила говорить моя бабушка, «взаймы берешь чужое, а отдаешь всегда свое». Отдавать, конечно, не весело, но грабить уж точно не годится. Ну и что мне делать?
Я достала мобильный и заглянула в ленту новостей. Об ограблении уже сообщили. Грабители ворвались в офис и, угрожая оружием, забрали из сейфа деньги. В это время клиентов в зале не было, никто из сотрудников не пострадал.
– Вот и отлично, – кивнула я, но сомнения все равно остались.
Я взглянула на часы. Пора отправляться к Клавдии. Через десять минут я уже шла по бульвару, и вскоре впереди замаячил одноэтажный особняк, чудом сохранившийся в этой части города.
Особняк достался Клавдии от дальней родственницы, за которой она трепетно ухаживала. Их родство вызывало недоверие, но в том, что старушка была окружена заботой, я не сомневалась. Клавдия из тех, кому непременно надо о ком-то заботиться. Каждую нашу встречу она норовит меня накормить, в твердой уверенности, что студенты постоянно голодные, хотя я давно не студентка и пытаюсь сесть на диету, впрочем, с такой подругой это совершенно невозможно. Познакомились мы как раз в тот год, когда Клавдия обрела особняк, а вместе с ним и фамилию даровавшей его старушки – Богоявленская. Клавдия утверждала, что сменила фамилию в знак признательности за наследство, продолжив тем самым династию покойной. Но, учитывая, что фамилия у нее до той поры была Огурцова, перевесить могли иные соображения. Тем более что к тому моменту подружка решила сменить вид деятельности, выбрав стезю публичную, а Клавдия Богоявленская звучит куда солиднее, чем Огурцова.
Познакомила нас моя одногруппница Настя. О Клавдии я и до этого от нее много слышала, причем рассказы непременно сопровождались словами «эта чокнутая», хотя истории, рассказанные Настей, скорее говорили об общей оригинальности. Клавдию умом бог не обидел, причем человеком она была весьма практичным, хотя и в высшей степени неординарным. В студенческое кафе, где мы отмечали день рождения Насти, она явилась в черном бархатном платье в пол. Огромная роза ядовито-красного цвета украшала ее голову, устроившись строго на темечке. Настины гости в количестве четырех человек, как и я, до той поры Клавдию не видевшие, замерли с открытыми ртами и еще с полчаса силились прийти в себя. Мне Клавдия сразу понравилась. С дурацкой розой на темечке она чувствовала себя в своей тарелке, а чужое томление ее смешило, хотя она честно пыталась это скрыть. Еще она забавно морщила нос, это мне тоже нравилось. Я ей по неведомой причине пришлась по душе. Очень скоро мы стали встречаться уже без Насти, а потом и вовсе подружились.
Клавдия в те времена работала психологом в детском саду, денег ей за труды ее тяжкие платили самую малость, оттого она кляла страну, президента, дошкольное образование и все, что в тот момент приходило на ум, используя в основном ненормативную лексику. В этом ей, надо признать, равных не было. Многие выражения я слышала впервые, хотя выросла в рабочем районе, кисейной барышней не была и, уронив утюг на ногу, поминала отнюдь не хризантему, а все то, что обычно вертится на языке в таких случаях. Однако привычка Клавдии, вдруг разгневавшись, разражаться той частью великого и могучего, который она знала в совершенстве, меня, признаться, слегка пугала, и я перво-наперво поспешила донести до нее мысль, что леди так не выражаются.
– Леди делают то, что хотят, – отрезала Клавдия, но задумалась.
В остальном она смело могла претендовать на звание самой крутой девицы города. И не только из-за дурацкой розы, являвшейся любимым головным убором. Роза была не одна, я насчитала три десятка, разных цветов и размеров, прибавьте к ним кружевные перчатки, немыслимой высоты каблуки, мундштук из янтаря и взгляд с поволокой, от которого мужики впадали в ступор.
– Лучше французский выучи, – посоветовала я ей, и Клавдия неожиданно согласилась, а я поздравила себя с победой. Но радовалась недолго. К языку Дюма и Гюго Клавдия быстро охладела, правда, время от времени украшала свою речь французскими словечками. Сейчас она матерится не чаще пяти-шести раз в день, что я смело могу приписать себе в заслугу. На всякий случай я составила таблицу слов и выражений, которыми при необходимости Клавдия могла заменить более ей привычные.
В общем, подружка делала успехи. Как-то, заглянув ко мне после курсов французского, она с порога спросила:
– Знаешь что, мон шер, совершенно неприлично для леди?
– Что? – доверчиво спросила я.
– Вкалывать за хреновое вознаграждение.
В реальности это звучало немного иначе, но смысл был именно такой.
– Это да, – кивнула я.
Мне на работе платили вполне прилично, но денег, как известно, много не бывает.
– Я решила с этим покончить.
– Тебе же вроде бы работа нравилась, – неуверенно заметила я.
– Работа – да, зарплата – нет.
– И куда ты собираешься?
– На вольные хлеба. У меня дар открылся, ясновидения. Вполне перспективное направление.
– Правда открылся? – забеспокоилась я. От Клавдии, в принципе, можно ожидать чего угодно.
– Пока нет, но если постараться, то куда он денется?
Так Клавдия стала матушкой Евлампией, ясновидящей в третьем поколении.
– С матерщиной придется завязать, – начала я с козырей, узнав в тот памятный вечер о ее намерениях.
– Поборем порочную зависимость, – кивнула она, а я подумала: «Что Бог ни делает, все к лучшему».
Продолжая двигать по бульвару, я подняла голову и увидела рекламный щит, на нем Клавдия, то есть матушка Евлампия, в одной руке держала свечу, а вторую простирала к страждущим. Фотография, кстати, была выполнена высокохудожественно. Под ней имелся слоган: «Помогу, подскажу, утешу». Не буду утверждать, что это лучшее из всего мною созданного. Пришлось спешить, заказ уже был в типографии, а я в тот день явно была не в ударе. Но работает безотказно.
Уже два года народная тропа к особняку Клавдии не зарастает. Только не подумайте, что она нахально дурит граждан. Дурит, конечно, но кое-кому действительно помогает. Поначалу это вгоняло меня в тоску, ибо разочаровывало в роде человеческом, к которому и я принадлежала, но потом стало ясно: большинство несет Клавдии деньги, чтобы было с кем всласть потрепаться. Моя подруга способна слушать страждущих часами. А потом просто говорит им то, что они и без нее прекрасно знали. Но как говорит! С сочувствием и материнской любовью. Ни один из клиентов не ушел от нее недовольным. Многие возвращались. Были такие, кого мы видели слишком часто. Но так как каждое посещение сопровождалось денежными вливаниями, то жаловаться было грех. «Постояльцам», как их называла Клавдия, она делала скидку тридцать процентов. Люди радовались.