Мой долг – сказать вам, что оно означает гражданскую войну. Оно означает вооруженную схватку между двумя частями великой
страны, разрыв дружеских связей и семейных уз, вражду между отцами и сыновьями, между братьями и сестрами и даже, быть может, отчуждение мужа и жены.
– Это означает независимость Юга и разрыв с безродными торгашами и аболиционистами! – крикнул капитан Пинкни.
– Если здесь есть джентльмены, – продолжал незнакомец, не обращая внимания на капитана, – которые дали обязательство, что наш штат выступит в этих крайних обстоятельствах
на стороне Юга, или стремились к образованию Тихоокеанской республики, сочувствующей и помогающей южанам, если их имена внесены в этот список, – он поднял лист бумаги,
лежавший перед полковником Старботтлом, – но которые теперь считают, что важность последних известий требует более серьезных размышлений, они вольны покинуть собрание, дав
честное слово джентльмена южанина сохранить тайну.
– Я не согласен, – прервал какой то рослый кентуккиец, вставая с места и спускаясь по ступенькам в патио. И, прислонившись спиной к калитке, добавил: – Я пристрелю первого
труса, который пойдет на попятный!
Его слова вызвали бурный смех и возгласы одобрения, но незнакомец спокойным, бесстрастным голосом вновь потребовал внимания:
– Но если, напротив, все вы считаете, что это известие увенчало и освятило надежды, желания и планы этого собрания, тогда пусть каждый подтвердит это еще раз письменно на
листке, который лежит здесь возле полковника Старботтла.
Когда поднялся кентуккиец, Кларенс вышел из своего укрытия; теперь, видя, с каким пылом люди устремились к столу, он перестал колебаться. Проскользнув вдоль прохода, он
вышел на лестницу, ведущую к задней стороне балкона. Сбежав вниз, он оказался в тылу возбужденной толпы, сгрудившейся вокруг стола, и даже оттолкнул одного из
заговорщиков, не будучи замеченным. Его жена уже встала со стула и тоже направилась к столу. Быстрым движением он схватил ее за руку и заставил сесть обратно. Когда она
его узнала, с ее губ сорвался крик, а он, все еще держа ее за руку, встал между ней и удивленными заговорщиками. Наступило минутное молчание, потом раздались крики:
«Шпион!», «Держите его!» – но всех покрыл голос миссурийца, который приказал не трогаться с места. Повернувшись к Кларенсу, он невозмутимо сказал:
– Мне знакомо ваше лицо, сэр. Кто вы такой?
– Муж этой женщины и хозяин этого дома, – так же спокойно ответил Кларенс и сам не узнал своего голоса.
– Так отойдите от нее! Или вы надеетесь, что если она в опасности, то это защитит вас? – крикнул кентуккиец, с угрожающим видом вытаскивая револьвер.
Но тут миссис Брант внезапно вскочила и встала рядом с Кларенсом.
– Мы оба не трусы, мистер Брукс… впрочем, он говорит правду… и, к моему стыду, – прибавила она, глядя на Кларенса со злобным презрением, – он действительно мой муж!
– Зачем вы сюда пришли? – продолжал судья Бисуингер, не сводя глаз с Кларенса.
– Я уже сказал достаточно, – спокойно отвечал Кларенс, – чтобы вы, как джентльмен, немедленно покинули мой дом. За этим я и пришел. И это все, что я могу вам сказать, пока
вы и ваши друзья оскорбляете мой кров своим непрошеным присутствием. А что я скажу вам и всем другим после, что потребую от вас в соответствии с вашим собственным кодексом
чести, – тут он поглядел на капитана Пинкни, – это другой вопрос, который не принято обсуждать в присутствии дам.
– Прошу прощения. Минуту, одну минуту! – послышался голос полковника Старботтла. Сорочка с жабо, полурасстегнутый синий сюртук с широкими, словно распустившиеся лепестки,
отворотами и улыбающееся, похожее на маску лицо этого джентльмена поднялись над столом; он поклонился Кларенсу Бранту и его жене с отменной учтивостью.