– У нас сколько угодно крупной соли, мы только что закрывали огурцы.
– Я купальник с собой взяла. Он в машине, надо достать.
– В Северке вода очень холодная. Зато она чистая, наша речка. И даже бобровая плотина есть!
– Покажешь?
– Покажу, – обрадовалась Маруся. – Только нужно обуваться, до неё в босоножках не дойдёшь.
– Дашь мне кеды? Или сапоги резиновые?
Когда они вышли на улицу, Маруся обнаружила, что случилось самое страшное – Гриша раскочегаривал мотоцикл. Антон издалека фотографировал его на телефон, но не приближался. Гриша ногой дёргал стартёр, мотоцикл взвывал и глох.
– Гриша! – закричала Маруся с крыльца и топнула ногой, но за грохотом её не было слышно. – Гриша, остановись!
В это самое время мотоцикл наконец «взял», изрыгнул дым, затарахтел и затрясся.
– Мы что, – перекрикивая шум, в ухо Марусе закричала Агриппина как будто в ужасе, – на нём поедем?!
– Нет!!! – проорала в ответ Маруся. – Ни за что на свете!!!
– Как?! Почему?!
– Гриш, выключи ты его, ради бога!
– Зачем?! Поехали! На речку только на нём и проедешь! Или пешком?! – проорал Гриша.
– Я не хочу пешком! – завопила Агриппина. – Я хочу на мотоцикле с коляской! Это мечта всей моей жизни! У деда с бабушкой такой был!! Можно я в коляске поеду?!
Мотоцикл тарахтел, тётя Лида смеялась, Гриша уселся за руль, а профессорская внучка взгромоздилась в коляску. Маруся и Антон оказались словно по другую сторону невидимого барьера.
Гриша газанул, описал круг по двору – счастливая Агриппина тряслась и подпрыгивала в коляске, – тётя откатила воротину, чтобы мотоцикл выехал.
– Маруська, садись! Давай, давай!..
Она в нерешительности приблизилась.
– Я на этой таратайке никуда не поеду! – прокричал Антон, делая шаг назад, как бы из опасения, что его засунут в мотоцикл насильно. – Это даже не смешно! Это даже показать никому нельзя!
Маруся бросилась вперёд, перекинула ногу, устроилась на сиденье и обняла Гришу за талию.
– Вы езжайте, а я молодому человеку покажу дорожку! – И тётя Лида махнула рукой.
– Э-эх! – крикнул Гриша залихватски, мотоцикл наддал и покатил.
Марусе показалось, что покатил он очень быстро, ей даже страшно стало, тёплый августовский ветер засвистел в ушах. За ними по дороге клубилась пыль, Агриппина придерживала на голове каску Марусиного деда, которую напялила тут же, как только оказалась в коляске, и громко пела «Широка страна моя родная!». Они выехали на опушку, и Гриша повернул в лес. Дорога сразу стала мягкой, пыль пропала, колёса катились по примятой траве. Стало попрохладней и запахло цветами, листьями, грибами.
– Какая красота! – придерживая каску, громко восхищалась Агриппина. – Марусь, я у тебя жить останусь! Тут наверняка грибов полно! У нас в Малаховке никакого леса нет, весь давно свели и домами застроили! Как я люблю лес!
Они выкатились на пригорок с залитой солнцем макушкой, а внизу, в лопухах, лежала плотная тень. Здесь было много цветов и просторно стояли берёзы.
«…Как я люблю лес», – подумала Маруся.
Примятые колеи сбежали с пригорка, и некоторое время они ехали в тени под соснами. Они как будто очутились внутри огромного органа – сосны были янтарными, почти прозрачными посередине и тёмными там, откуда поднимались, а поднимались они из плотного зелёного мха, казавшегося бесконечным. Кое-где на зелёном виднелись яркие акварельные кляксы – разноцветные шляпки сыроежек.
Даже Агриппина притихла и ничего не говорила.
Теперь катились по толстой подушке из иголок, в воздухе сильно пахло хвоей.
Потом начались кусты бузины и заросли брусничника, они выехали на берег неширокой и быстрой речки. Этот берег был пологий, вдоль него стояли серебристые ивы, а противоположный – высокий, изрытый ласточкиными гнёздами.
Впереди показался маленький пляжик с белым песком, и Гриша заглушил мотор.
– Вот счастье-то, – говорила Агриппина, выбираясь из коляски. Гриша взял её за руку, помогая вылезти, и Маруся вдруг подумала: а что, если Агриппина заберёт его себе? Она ведь так и сказала!..
«…Если он тебе не нужен…»
…Как это может быть? Как может быть, что ей, Марусе, не нужен Гриша?! Что она тогда будет делать? Как жить? Она же останется совсем одна! Нет, папа и тётя останутся тоже, но это совсем другое.
…Ей никогда в голову не приходило, будто может когда-нибудь случиться так, что Гриша пойдёт своей дорогой, а она своей. А поезд пойдёт своей – как всегда, ей подумалось несуразное. Гриша был частью её жизни – привычной, иногда удобной, иногда раздражающей, но всегда постоянной. Он никогда и никуда не мог от неё деться! Он оказывается рядом всегда. Вполне можно подыскивать себе кавалеров, сетовать на то, что их нет, строить глазки Антону, всё это время зная: Гриша есть и он рядом.
Шерлок и Джон всегда вместе!..
Ну, не всегда и не до конца вместе, но… но…
Какой-то человек проехал по пригорку на мотороллере, Маруся оглянулась и сбилась с мыслей.
Этот человек на мотороллере почему-то показался ей зловещим. Она проводила его глазами.
Ясно одно: Агриппине она Гришу не отдаст. Она сама ещё как следует не знает, что с ним делать, но не отдаст.
…Или знает и просто притворяется? Перед самой собой притворяется?..
– Я каждое утро купаюсь, – говорил Гриша, прыгая на одной ноге и стаскивая джинсы. – Вода холодная, но, если быстро плавать, ничего.
– Быстро плавать – это как? Как Майкл Фелпс? – спросила Агриппина.
Она расстелила захваченный из машины коврик и клетчатый толстый плед – всё было новое, добротное, английское, расстегнула платье, как будто вышла из него. Маруся вздохнула и отвела глаза. Агриппина была вся загорелая, стройная, золотистая, ровная и длинная.
…Какой-то ужас и вселенская несправедливость.
…А вдруг Гриша сам захочет, чтобы Агриппина забрала его себе?! Если ей, Марусе, нравятся молодые люди «из журналов», почему Грише не могут нравиться такие девушки?! Их красота безусловна и безупречна, в них нет изъянов, они состоят только из совершенств, как будто собраны из материалов самого высшего качества!.. Агриппине даже украшать себя не надо. Ей не нужны косметика, драгоценности и наряды. Она и без них так прекрасна, что глаз невозможно оторвать.
– Что ты на меня смотришь? – осведомилась у неё профессорская внучка. И нахмурилась: – Со мной что-то не так?
Маруся пожала плечами. Она уже была совершенно уверена, что Гриша уедет вечером в Москву с Агриппиной. Тем более Груня в полном восторге от его дурацкого мотоциклета!
…Вот тебе и Шерлок с Джоном. Выходит, это их последнее дело?..
– Ты обещала мне бобровую плотину показать, – напомнила Агриппина.
– Это дальше по ручью.
– Сходим?
Маруся опять пожала плечами. Никуда ей не хотелось идти с Агриппиной! С ней теперь везде будет ходить Гриша.
…Ну и ладно. Ну и пожалуйста!
Снимать юбку и кофту при таком совершенстве профессорской внучки, демонстрировать старенький купальник было никак невозможно, и Маруся села в песок прямо в чём была. Песок оказался тёплым, приятным.
Гриша подошёл и сел рядом.
– Вон там мы прыгали, помнишь? – Он показал рукой, и Маруся чуть не заплакала. Она изо всех сил прощалась с ним, отпускала его, а он ничего об этом не знал. – А ещё ты на тот берег за бабочкой поплыла! Плавать не умела, зато очень хотела бабочку поймать!.. И поплыла! Родители, как увидели, перепугались, твой отец сразу в воду кинулся – тебя спасать. А ты доплыла и на тот берег вылезла.
Маруся покивала.
– Только бабочки все улетели, и ты потом весь день ревела, – добавил Гриша.
Она опять чуть не заревела.
– Марусь, ты чего сидишь? – спросила Агриппина разнеженным голосом. – Давай позагораем немножко. А потом быстро поплывём, как Майклы Фелпсы!..
– Я сейчас, – сказала Маруся и поднялась. – Только погуляю немножко. Вы… загорайте.
– Ты куда? – удивился Гриша.
– Да-а-а… – Она ничего не могла придумать!.. – Пойду сыроежек соберу. Сыроежки с картошкой – очень вкусно!