– Марусь, давай на обратной дороге лучше! И они небось все червивые, август же!
– Я хороших соберу.
Ничего перед собой не видя, думая только о том, что нет больше никаких Джона с Шерлоком и Гриши с Марусей, она зашла в лес и стала подниматься на пригорок. В речке шумела вода, и слышно было, как Гриша и Агриппина разговаривают. Только слов не разобрать.
Из-за поворота вынырнул человек на мотороллере, оглянулся по сторонам и покатил прямо к Марусе. Она всё смотрела под ноги на жёлтые иголки. Он подкатил, спрыгнул с мотороллера, выдернул непонятно откуда железяку и коротким сильным движением стукнул Марусю по затылку.
Она ахнула и неслышно повалилась на иголки.
Он ещё оглянулся – никого не было видно, – прислонил к дереву свой транспорт, поднял под мышки бездыханную Марусю и сноровисто перевалил её через широкий багажник. Подумал, не привязать ли, и решил, что, если понадобится, привяжет потом, подальше. Марусины ноги и руки волочились по земле, но человек не обращал на это внимания.
Налегая на руль, он ходко повёл мотороллер по дороге, а потом, когда кончились мох и папоротник и началась твёрдая, усыпанная хвоей земля, свернул в лес.
Когда он свернул с дороги, его заметил Антон и очень удивился. Он некоторое время постоял, глядя ему вслед, а потом пошёл вниз к реке, которая была уже совсем рядом. Откуда-то взялись комары, и он сломал ветку бузины, чтобы от них отмахиваться.
Через полчаса Гриша начал беспокоиться, а минут через сорок отправился Марусю искать.
– Может, она домой вернулась? – предположила сонная Агриппина. Она дремала на своём клетчатом пледе, рядом, растянувшись, спал Антон. – Набрала сыроежек и решила их отнести? Здесь же всё близко, да?
– Да, – согласился Гриша.
Возвращаться домой Марусе было совершенно незачем, да и не ушла бы она просто так, не предупредив его! Что-то сильно её расстроило, и Гриша подумал, должно быть, она расстроилась из-за того, что Антон застал её в таком… непрезентабельном деревенском виде. Девчонки такие странные! Вечно им кажется, будто они плохо выглядят, как-то не так одеты, причёсаны не слишком хорошо, и – главное! – не на шпильках. Вот когда они не на шпильках, значит, всё плохо. Гриша ничего не понимал в красоте шпилек и однажды даже спросил, в чём тут дело. Маруся долго и нудно толковала что-то про тонкость щиколотки, про лёгкость походки, про устремлённость ввысь… Грише быстро надоело слушать, и он сказал, что читал однажды в научно-популярном журнале, что самка павиана, когда хочет понравиться павиану-самцу, ходит перед ним на цыпочках, и шпильки, видимо, – это что-то оттуда.
Маруся тогда разобиделась и сказала, что больше ни за что не станет с ним разговаривать, как с нормальным человеком.
Вспомнив про павиана, Гриша улыбнулся. Некоторое время он ходил между соснами и звал:
– Ма-ру-ся! Ма-ру-ся-я-я!..
Но никто не откликался, только высоко-высоко шумел ветер, и янтарные стволы, похожие на органные трубы, качались величественно и неторопливо.
Гриша беспокоился всё сильнее.
Он сбегал к бобровой плотине и там тоже покричал – никого и ничего, – вернулся на пляж, но Маруся там не появлялась.
Агриппина уже не дремала, а сидела на пледе и смотрела встревоженно. Антон кидал в быструю речку камушки.
– Я в воду зашёл, – сказал он, едва завидев выскочившего из лесу Гришу, – она ледяная! Вы как хотите, а я купаться не стану!
– Не возвращалась Маруся, – проинформировала Агриппина. – Да подожди ты психовать, дома она, скорее всего!
Гриша завёл мотоцикл, сказал, что сейчас вернётся, и напрямик, через горушку, поехал в деревню. Мотоцикл натужно ревел, но всё же горку одолел.
Тётя Лида, собиравшая в кустах смородину, сказала, что Маруси дома нет, с речки она не приходила.
Тут Гриша растерялся.
…Что-то случилось. Причём только что, совсем недавно, у него под носом, а он проглядел, пропустил. Просто так потеряться Маруся не могла – всё же они выросли здесь, и окрестные лесочки были исхожены вдоль и поперёк!.. Кроме того, Маруся никогда не уходила одна. Вообще по одному в лес ходить было не принято, несмотря на то что заблудиться всерьёз в нём довольно сложно – с двух сторон автомобильные дороги, с третьей – деревня. Впрочем, лес был велик, и лоси в нём водились, и кабаны, ходили слухи, что и медведь перебрался с той стороны однопутки, по которой когда-то бегал дизелёк с торфяных разработок.
Вновь усевшись на мотоцикл, Гриша обнаружил, что у него мокрые ладони, и по очереди старательно вытер их о джинсы.
Тётя Лида так и осталась в смородине, взявшись рукой за сердце, а он вернулся на речку.
Агриппина уже давно оделась и свернула свои пожитки, Антон ходил вдоль берега и спрашивал, почему это ласточки живут в земле в каких-то дырах, а не в гнёздах. В итальянских фильмах ласточки живут в гнёздах под потолком старых палаццо.
– Нужно искать, – сказал Гриша. – Дома её нет. Поедем?
– И не возвращалась? – глупо спросила Агриппина. Понятно было, что не возвращалась!
– Из-за чего сыр-бор? – Антон, рассматривая ласточкины гнёзда, пожал плечами. – Чего вы переполошились-то?.. Ну, погуляет, придёт, она же взрослая тётенька!..
– Поехали, – повторил Гриша и опять вытер ладони о джинсы. Сердце у него сильно колотилось, мешало дышать. Он всё старался вздохнуть поглубже.
– Да зачем?! Может, у неё тут местный парубок завёлся и она с ним… как это говорят… гуляет, вот! На танцы в соседнюю деревню ушла! Я однажды кино смотрел какое-то доисторическое, типа восемьдесят пятого года или семьдесят второго, так вот, там по сюжету…
– Ты остаёшься? – перебила его Агриппина.
Она уже устроилась на сиденье за Гришиной спиной.
– Да еду, еду!.. Позагорать не дали, черти!..
Марусю искали до вечера и без толку.
Постепенно к поискам подключились все, кто мог передвигаться, а один из соседей, у которого был трёхлетний малыш, ушёл в лес, посадив малыша в рюкзак. Саня на Гришином мотоцикле – его собственная машина с порванными колёсами была на приколе – поехал по дорогам в надежде, что Маруся может выйти в другую сторону. Прокопенко-супруг тоже поехал, сказав, что в лесу от него толку мало, он ничего не видит, а Прокопенко-супруга присоединилась к женщинам, которые вереницей пошли от деревни вдоль реки. Приехавшие из егорьевского «убойного отдела» тоже отправились, и участковый.
Лидия Витальевна осталась дома – её не держали ноги, идти она не могла. Илья Семёныч велел ей караулить и звонить, если Маруся вдруг вернётся. И Антон остался. Он сказал, что глупо искать человека, который, скорее всего, просто ушёл на прогулку. Он сказал: может, у человека есть свои дела, и вообще все они – свободные личности и могут гулять где хотят.
Участковый Илья Семёныч посмотрел на него странно, как будто собирался дать подзатыльник, но раздумал.
Вечер наступал тёплый, августовский, синий, с плотными тенями – в тени земля сразу становилась холодной, а трава влажной, – но Марусю найти не могли.
Лидия Витальевна стояла у ворот и смотрела в лес, не отрываясь, только иногда забегала в дом, чтобы накапать себе ещё валокордину. Телефон она прижимала к груди, но что от него толку!.. Сначала из-под горушки звучали голоса, но постепенно стали удаляться и наконец стихли совсем. Лидия подумала, что Маруся пропала, и эти люди, которые стараются её выручить, все пропали тоже, всех поглотил туман, поднимавшийся от реки. Туман показался ей зловещим – плотным, глухим и холодным, как мокрая вата.
– Парень, – сказала она Антону, в очередной раз пробегая мимо него за валокордином, – видишь, все в лес ушли! И ты пошёл бы. Может, найдёшь её!..
– Да она не иголка в стоге сена, – бодро отвечал Антон, покачиваясь в гамаке, – вот помяните моё слово, сама найдётся! Придёт, никуда не денется.
Ему хотелось есть, и он всё время помнил, что Агриппина мариновала к вечеру шашлык. Он хотел было спросить, когда будет шашлык, но постеснялся – тётка уж больно распсиховалась, неудобно спрашивать.