– Да и хрен с ней с Омаровной. Буду здесь лежать! Подумаешь удивила карга старая. Что я не привык в поле ночевать?!
– Да коридор – это фигня! Я уже не про то! – понизил он голос. – Она же сейчас, девки говорят, докладную на тебя строчит.
– Куда? – недоуменно вытаращил глаза Данила.
– В органы! – еще тише добавил он и оглянулся по сторонам. – Типа пусть тебя проверят по полной в ФСБ.
– А что меня проверять, я ни от кого не скрываюсь, – вяло отмахнулся Данила. – Рассказал все как было.
– А все почему? Язык! Враг твой! Помалкивал бы в тряпочку, правдолюбец хренов!
Парни долго смотрели друг на друга как петухи и вдруг Юра сменил гнев на милость, широко улыбнулся, снимая напряжение:
– Ладно! Это пока Омаровна допишет седьмой вариант, пока его отошлют, пока там сообразят, что к чему, у нас есть немного времени. Давай так! Дуй в кабинет к главврачу. Ее сегодня нет. Там Зинка. Вот тебе шоколадка. Попроси ее выдать на пару часов твой паспорт. Скажешь: симку купить надо. Домой звонить, типа деньги кончились. Ну или соври еще чего-нибудь. Как возьмешь, собирай манатки и дуем на вокзал.
– А ты?
– Не парься? Мне давно намекают, что я тут задержался. Я заранее все получил. Тебя ждал.
– Ладно! Спасибо! – повертел Данила в руках плитку «Бабаевского с фундуком». – Пойду попробую!
– Ни пуха ни пера!
– К черту!
Операция по изъятию паспорта прошла без сучка и задоринки и уже спустя полчаса, молодые люди, двигаясь по Кирова, свернули на Придорожный переулок и торопливо вышли к железнодорожным кассам.
– Только не долечились?! – тяжело вздыхал Данила. – Бьет в голову от быстрой ходьбы!
– Ну там тебя скорее в гроб бы вогнали коновалы, – подтрунивал Юра.
– И то правда.
Ростовский поезд подошел без опозданий. Настроение у них было приподнятое. Данила неотрывно смотрел в окно. Синяя форма станционных рабочих. Желтые флажки, белые железнодорожные домики, разъезды, семафоры, холмы, перелески, закрытые шлагбаумы, изгибающийся хвост вагонов, низкое утреннее солнце, водонапорные башни из красного кирпича. Это была Россия.
Операция возмездие
Воронеж встретил их шумным гомоном таксистских зазывал. Юра щедро угощал его сигаретами, был очень улыбчив.
– Одет ты для города, конечно, не фонтан! – делая узкие глаза, критично отмечал он. – А что не взял, что получше? Там же на рынке в Аквилоне были на выбор: и «Горки», и «Цифры» и «Охота»?
Сам он был в форме с иголочки: хорошее сукно, все подогнано в размер, наглажено.
– Я же с госпиталя. На что хватило.
– Ну да! Ну да! – торопливо соглашался Юра. – Это поправимо.
– Да я не парюсь.
– Разберемся. Ну поехали, сеструха уже ждет. Это не далеко. Вон и наш автобус.
Данила вертел головой. На Степана Разина в окнах мелькнул Петровский сквер со скульптурой Петра I, выполненный из розового павловского гранита с 5-ю корабельными орудиями, и полукруглое управление Юго-восточной железной дороги с башней в стиле ампир. Доехали быстро.
Сестра, Лида, оказалась очень немногословной девушкой, приятной внешности. Бледное лицо ее было обрамлено красивыми темно русыми волосами, уложенными в тугой узел на затылке, а маленькие морщинки на лбу, у края рта, делали ее чуть старше своих лет. К этому прибавлялся взгляд печальных голубых глаз. Она практически не применяла косметику, не делала маникюр и жила какой-то своей жизнью. Домик, в котором Лида обитала – был неказистый, и девушка жила в нем одна. Это Даниле показалось странным. За этим скрывалась какая-то тайна.
– Уж лучше, в ее положении, снять дешевую комнату, чем прозябать здесь на отшибе, совсем одной?! – поделился он своими мыслями с Юрой.
– Да-а-а-а! – вяло махнул он рукой. – Неудачно сходила замуж!
Данила больше не стал расспрашивать. Сестра собрала скромный обед, где превалировала картошка и солонина с погреба. Юра достал трёхлитровую банку домашнего слабого вина.
– Собственное! Чистый виноград. Вот эти пяточки его давили, перед тем как уехали на фронт.
– Ноги то хоть мыл? – поинтересовался Данила.
– А зачем. Самый смак в этом!! – зассмеялся он. – … Да! Шучу. Шучу.
Вино оказалось отменным, заходило легко и градусы в нем присутствовали. Юра был в ударе, Лида – видать давно не пила – тоже захмелела. На лице у нее появилась долгожданная улыбка. Девушка сняла какой-то груз, что давил нее и лицо ее стало очень милым, добродушным.
– Можно я буду звать вас Данечка?! – неожиданно заявила она и глаза ее заблестели.
– Отчего нельзя. И давайте не «выкать», – согласился Данила и улыбнулся в ответ.
– Тогда еще бокал за нас! – с вызовом бросила она и в глазах ее появились задорные огоньки.
– Лида! – пригрозил ей пальцем брат.
– Чего! – немного расхлябано ответила она ему.
– Ничего!
– Ох! Хо-хо! – дерзко поморщилась она и поднесла полный бокал, и свои спелые малиновые губы к лицу Данилы. Данила засмущался, оглянулся на Юру, и вызвал у нее смех.
– Все, больше этому столику не наливаем! – ревниво возмутился Юра. – Иди! Иди спать! У нас тут мужской разговор.
Девушка, сделав губы трубочкой, показала ему язык. Юра в ответ шутливо вытащил кулак.
– Стоеросовый солдафон ты братик! – с брезгливым выражением заявила она. – Только и умеешь!
– Иди. Иди!
Она не стала больше пикироваться и покачивая бедрами, ушла что-то напевая, но перед тем, как скрылась, обожгла Данилу многозначительным взглядом.
– Да! Дура! Не обращай внимания! – вслед ей, беззлобно, бросил брат.
Данила растянул бокал вина на весь вечер. Он и так ходил по краю, опустошая стандарты обезболивающих. Юра не настаивал и между делом уточнял некоторые детали плана. К его осуществлению они решили приступить с завтрашнего дня.
Когда в банке вина осталось уже меньше половины, Юра вдруг резко встал и завращал глазами.
– Баста! Друган. Я норму знаю! Давай покурим и спать.
– Идет! – беззлобно усмехнулся Данила, наблюдая за изрядно захмелевшим Юрой.
Данила проводил Юру и прошел в свою комнату. Там он с наслаждением вытянулся на чистой постели.
– Класс! – невольно прошептали его губы.
Лицо его озарила довольная улыбка. Сон не шел. В чужом доме все чудились какие-то шорохи, шумы, завывания ветра. Тихо поскрипывала ставни.
Спустя минут пятнадцать, когда все уснули, вдруг чуть слышно отворилась дверь и заскрипели половицы. Данила в недоумении скосил глаза. Лунный свет высветил крадущуюся бледную фигуру. Легкая белая тень, как приведение из детских сказок, метнулась к нему, и Данила вдруг почувствовал у себя на груди теплую ладошку, а потом горячие нетерпеливые губы. Он хотел что-то сказать, но девушка прошипела:
– Т-ссс!
И жестом приказала ему молчать. Ее распущенные шатром волосы были над ним, щекотали лоб, нос, щеки, а губы не оставляли его ни на секунду. Данила притянул ее к себе, но она указала рукой на пол. Это было логично, койка отчаянно скрипела.
Желтая яркая Луна любопытно заглядывала из-за занавески. Четкие полосы, квадраты, резко чертили пространство комнаты, старый комод, белые фарфоровые слоники на нем, настенный коврик с оленями, мечущуюся фигуру девушки в легком одеянии.
Ее распущенные волосы густым веером метнулись на фоне проема окна. Глаза горели и жгли даже сквозь полусумрак комнаты. Голое тело не могла скрыть тонкая ночная рубашка. Ее как будто и не было. В этом воздушном ситце билось, пульсирующее как ртуть, естество, змея в мешке, кобра! Он чувствовал упругую грудь нерожавшей женщины, страсть, поглотившую ее, нетерпеливые ласки и даже какое-то остервенение затравленной несправедливостью души. Девушка изгибалась, кусалась, стонала и как будто выплескивала что-то нерастраченное, глубоко скрытое, тайное, что давно ждало выхода. Это был вихрь, вулкан, катастрофа – перед которыми нельзя было устоять.
Данила впервые полностью забыл про свои болячки, но полугодичное отсутствие женщины, сыграло злую шутку. Все было так спонтанно и быстро, что вызвало у нее разочарование, которое она не смогла скрыть. Но она поняла. Это была не слабость, а физиология. Девушка даже тихонько засмеялась лежа у него на руке.