Иначе трактуют ученые сегодня и характер советско-германских отношений, позицию обеих стран в отношении Версальской системы, порожденных ею территориальных проблем. Военно-политическим отношениям между СССР и Германией посвятил свою книгу С.А. Горлов. Представленные им документы раскрывают начало контактов и подготовку военного сотрудничества. Материалы ЦК РКП(б) показывают, как принимались политические решения, военные документы – как решения реализовывались. Военно-политические отношения, по мнению Горлова, развивались сложно и противоречиво, имелись лишь элементы союзных отношений: это был «брак по расчету», до правового оформления альянса дела не дошло[76]. Общими для СССР и Германии являлись такие задачи, как необходимость выхода из дипломатической изоляции и возвращение в мировую политику.
Вместе с тем приводимые в некоторых современных работах ссылки на «подлинные» мотивы отхода Ленина от концепции мировой революции представляются спорными: так, Ю.Г. Фельштинский, по мнению Я.С. Драбкина, явил на свет наукообразную версию, будто Ленин сначала «продал Россию» германскому генштабу, а затем он же саботировал германскую революцию и тем «предал» мировую революцию[77].
Линии Рапалло продолжал уделять внимание А.А. Ахтамзян. Ученый писал о выгодных для Германии и СССР обоюдных военных связях, но считал их не сутью рапалльского курса, а побочным результатом. Ахтамзян обратил внимание на то, что советско-германское сотрудничество способствовало выходу обеих стран из кризисного состояния на основе взаимного учета национальных интересов[78]. Воздействие Рапалльского договора на германо-польские отношения рассматривает Г.М. Садовая[79]. Отдельные историки полагали, что договор имел секретное приложение и стал якобы прологом к секретному протоколу советско-германского пакта о ненападении 1939 года. Однако В.В. Соколов и И.В. Фетисов на основе дипломатической переписки доказали, что секретного приложения к Рапалльскому договору не существовало[80].
Изменились прежние оценки руководителей внешнеполитического ведомства Веймарской Германии, сыгравших важную роль в отношениях с СССР и Польшей. Так, Н.В. Фарбман обратил внимание на сочетании «линии Рапалло» и «линии Локарно» в политике Г. Штреземана, который отстаивал мирную ревизию Версальского договора, включая пересмотр германо-польской границы[81]. С.З. Случ показал мотивы, которыми руководствовались лидеры СССР и Германии в своих действиях, комплексно рассматривая аспекты советско-германских отношений, которые в отечественной истории не фигурировали или трактовались в ложном свете: Брестский мир, Рапалльский договор[82]. Работы В.Л. Чёрноперова[83], написанные на основе новых документов, посвящены советскому дипломату В.Л. Коппу, сыгравшему немалую роль в развитии советско-германских отношений.
Геополитическую преемственность политики Советской России в отношении соседних западных государств и сравнительно малое влияние на нее идеологии подчеркивают сегодня многие историки. В сборнике полемических статей отечественные и зарубежные ученые исследуют соотношение во внешней политике СССР концепции мировой революции и реальной политики[84]. В частности, Л.Н. Нежинский прослеживает эволюцию доктринально-концептуальных и конкретно-практических основ внешней политики Советского государства, ее соответствие или несоответствие общественно-государственным интересам, действия по линии дипломатии и Коминтерна[85]. В.А. Шишкин анализирует связи Советской России с другими государствами в 1920-е годы. По его мнению, главным для послереволюционной России было стремление обеспечить национальные и геополитические интересы страны и ее безопасность. В итоге историк показывает преемственность национальной и геополитической традиции в политике России, но не учитывает намерения лидеров РКП(б) и Коминтерна осуществить в большей мере на практике концепцию мировой революции[86].
Проблема отношений Коминтерна и РКП(б) – ВКП(б) оказалась на стыке отечественной и зарубежной истории, что предопределило сложность ее изучения. Поэтому важную роль при анализе советской внешней политики в 1920-х гг. играют книги, статьи и публикации документов А.Ю. Ватлина, подробно раскрывающие определяющее влияние партии большевиков на действия Коминтерна[87]. В 1990-е годы возродился интерес к изучению рецидива революционной стратегии большевиков в 1923 г. в связи с кризисом в Центральной Европе. Выявлению исторической истины способствует написанная на основе ранее неизвестных архивных материалов статья Л.Г. Бабиченко: осенью 1923 года при помощи Коминтерна и РКП(б) Компартия Германии стремилась к захвату власти, но при отсутствии революционной ситуации это была попытка переворота бланкистского типа[88].
Германская историография. Преемственность политики в ЦВЕ была характерна и для Германии. Националистически настроенные немецкие историки и публицисты в 1920-1930-е годы доказывали правильность политики Германии в регионе в годы мировой войны. В 1920-е годы среди немецких историков преобладало стремление интерпретировать неудачу предпринятых Германией усилий стать мировой державой как «субъективное упущение объективно достижимой цели», но с начала 1930-х годов в центре их внимания оказались агрессивные цели Антанты. В 1933 г. Г. Онкен в книге «Германская империя и предыстория мировой войны» писал, что державы Антанты вызвали мировую войну, чтобы подавить немецкую нацию. Только царская Россия, по мнению этого исследователя, не имела исторически обоснованных военных целей в отношении Германии. Ее враждебность относилась скорее к монархии Габсбургов. Именно поэтому, полагает Онкен, во время июльского кризиса 1914 г. Россия, объявив всеобщую мобилизацию, своей активностью и спровоцировала войну[89].
К 1960-м годам историки перевели проблему причин Первой мировой войны в русло конструктивных дискуссий. Барьер «патриотического» подхода преодолел либеральный историк Ф. Фишер, изложивший объективную трактовку генезиса Первой мировой войны в книге «Рывок к мировому господству». Работы Фишера и его учеников, в частности И. Хайсса, являются моделью современной историографии, свободной от националистической узости. В 19701980-е годы Фишер распространил свой подход к Первой мировой войне на генезис Второй мировой войны, обратив внимание на сохранение доктрины «срединного положения Германии в Европе»[90]. Хайсс в книге «Польская пограничная полоса в 1914–1918 гг.», конкретизируя концепцию Фишера, критиковал правящие круги Германии за аннексионистские планы в отношении Польши[91].
Консервативная историография отвергла метод «политико-социальной истории» Фишера, противопоставив его принципам геополитический подход (Фишер не отрицал его значимость). Историки-консерваторы обусловливали политику Германии в XX веке «ее срединным положением в Европе» и «бедностью занимаемого ею пространства».
Германская историография о политике Советской России (СССР) и Веймарской республики в ЦВЕ. Попытку показать трагические для Германии и немцев последствия решений Парижской мирной конференции предприняли видные консервативные историки М. Бем и К. Лоэш, под чьей редакцией вышел трехтомник «10 лет Версаля». Опубликованные в III томе этого издания статьи посвящены возникшим в результате подписания Версальского договора пограничным проблемам между Германией и ее соседями[92]. Авторы этого труда попытались проследить также мотивы политики западных держав в этом вопросе, рассматривая Францию в качестве главного адвоката польских интересов и отмечая сдерживающую роль Англии. Однако, по мнению В. Рекке, Франция добилась успехов в вопросе отторжения в пользу Польши немецких земель лишь благодаря поддержке президента США В. Вильсона, желавшего обеспечить себе голоса американских поляков на предстоящих президентских выборах[93].