В квартиру, сбив с ног хозяйку, ворвались Инюхин, Карташевский и Дурынин, скрывшие свои лица под черными матерчатыми масками.
Потерпевшую Пекарскую, как уже сказано, сильным ударом в грудь свалили на пол и, угрожая ее жизни и жизни полугодовалого сына, потребовали добровольно указать, где спрятаны деньги, и добровольно же передать пришельцам ценности в виде сережек, колец и прочих изделий из желтого металла. Считая, что потерпевшая находится в их полной власти, не дожидаясь, пока-то она осознает свое бесперспективное положение, Карташевский попытался самостоятельно вырвать сережки из ушей потерпевшей.
А при чем здесь Наташа, спросит поборник справедливости? И будет прав!
Перерастяжение мочки левого уха, обширный кровоподтек на грудной клетке и левом бедре в результате ударов ногами, ссадина на верхней губе, превратившая рот в один распухший синяк, – эти и все остальные следы насилия впоследствии были отнесены судебно-медицинской экспертизой к категории легких, не усугубляющих вину азартных молодых людей, поскольку не повлекли за собой даже «кратковременного расстройства здоровья».
В протоколе будет записано так, словно речь идет о новелле из жизни незадачливых гувернеров: «ей пытались снять серьги».
Почему «ей», а не «у нее», понятно, такой уж в суде разговор, а вот почему «снять», а не «вырвать», если мочку безобразно вытянули, причинив Варваре Дмитриевне ужасную боль, «не повлекшую кратковременного расстройства здоровья», вот это понять, не будучи платным ревнителем правосудия, судьей или адвокатом, крайне затруднительно.
…Господа судьи! Господин прокурор! Господа народные заседатели, поборники законности, справедливости и порядка! Позвольте задать вопрос без протокола?
Если в ваш дом, пусть даже благодаря вашей оплошности, ворвались превосходящие вас числом и силой гости, сбили с ног, попинали, как следует, сунули под нос пистолет и посулили укокошить вас и вашего шестимесячного сына, беспомощно пребывающего в колыбели и не способного защитить мать, как по причине малолетства, так и спеленутости по рукам и ногам, посчитаете ли вы применительно к себе, избитому, лежащему на полу, все эти действия «не опасными для жизни», или граждане судьи и гражданин прокурор поймут «угрозу жизни» только после выстрелов, ударов ножом и проламывания черепа чем-нибудь убедительным?
Сказано же в Евангелии русским языком: поднявший меч от меча и погибнет.
Не ударивший, не причинивший кратковременное расстройство здоровья или долговременное усекновение членов, а поднявший, всего лишь поднявший меч, должен от меча и погибнуть.
Куда уж ясней!
Людям простым, не поднаторевшим в защите негодяев, может показаться, что угроза для жизни возникает уже в тот момент, когда непрошеные гости с неизвестными еще намерениями переступают порог вашего дома или подходят к вам за пределами спасительных стен вашего дома с наглыми требованиями…
Нет, почему-то господа защитники прав и свобод вносят в ясную, как Божий день, картину туман и хитрость.
«А ты докажи суду, что меч был поднят для того именно, чтобы проломить тебе череп или вовсе снести голову прочь! Ах, не можешь доказать? А вот гражданин обвиняемый говорит, что он хотел просто показать вам, как переливаются лучи солнца на зеркальных плоскостях ножа, то есть меча. И меч, то есть нож, он поднял, чтобы не зарезать, а как раз развлечь расплакавшегося вашего ребенка, которого вы почему-то не хотели утешить… Если вы не можете доказать обратного, то все спорные моменты решаются бесспорно в пользу обвиняемых. Посмотрите, как они молоды, сколько у них еще всего впереди!..» и т. д.
Вот и Наташа-сибирячка, если бы она вовремя не покинула Братск, могла бы на суде совершенно определенно сказать, что позвонила в дверь шутки ради, из озорства, свойственного несовершеннолетним, а вошедшие вслед за ней в квартиру молодые люди в масках ей не ведомы.
И действительно, кто там под маской, поди, угадай!
Будем, наконец, справедливы, разве политики, государственные мужи, открывающие не то, что двери, ворота для противоправной деятельности, объявляются во всероссийский розыск? Разве им портят жизнь, отвлекают от государственного строительства повестками, допросами и прочими юридическими докуками?
Так что ж объявлять охоту на девушку, назвавшуюся подругой сестры Любы?
А может быть, она действительно хотела попросить воды запить таблетку?
А может быть, ее саму толкнули?
А может быть…
Много чего еще могла бы сказать и неопровержимо доказать молодая женщина, не утратившая привлекательности и после двух сидок. Но! Уже наученная горьким опытом, она предпочла затеряться где-нибудь подальше от тайги, от родных кедров, еще кое-где уцелевших, подальше и от ангарской сосны, почти уже вырубленной, выбрав себе укрытие в надежных дебрях города Святого Петра и в безбрежной сети железных дорог, примыкающих к Северной Пальмире и ее опутывающих.
…Для потерпевшей Варвары Дмитриевны все кончилось хорошо.
Правда, сначала нестерпимая боль заставила ее согласиться добровольно снять сережки своими руками и передать их в качестве заслуженного трофея в руки молодого человека, придавившего ей коленом грудь.
Следом за этим Варвара Дмитриевна так же добровольно, как подчеркивали адвокаты, сняла с рук два кольца из желтого металла, одно с искристым прозрачным белым камнем, второе цельнометаллическое, приняв за достоверное обещание молодого человека в матерчатой маске отрубить ей пальцы, если сама колец не снимет.
Потерпевшая, оказавшаяся на беду молодых людей человеком дальновидным, хорошо рассмотрела характерный скошенный подбородок одного молодого человека, не прикрытый маской, и уверенно опознала своего гостя по подбородку на очной ставке уже в семь часов вечера, спустя всего лишь шесть с половиной часов после визита молодых людей к ней в дом.
Угрозу своей жизни и жизни ребенка Варвара Дмитриевна восприняла как реальную, особенно после ударов ногами в голову.
Но поучимся наблюдательности у адвокатов и заметим хорошенько, Варвара Дмитриевна повела себя непоследовательно.
Сначала она угрозу жизни восприняла вроде бы как реальную, в подтверждение чего отдала и деньги, и драгоценности, а вот потом…
Но все по порядку.
Уходя из квартиры потерпевшей, трое молодых людей прихватили спортивную сумку фирмы «Адидас», по цене 130 тысяч неденоминированных рублей, сбросили в нее все, что подвернулось под руку на три миллиона шестьсот семьдесят три тысячи неденоминированных рублей, и строго предупредили потерпевшую о том, что любая ее попытка связаться с милицией неминуемо повлечет смерть и ее, и ребенка, при этом квартира будет сожжена.
И вот здесь возникает интересный вопрос.
Почему в одном случае потерпевшая отнеслась к угрозам серьезно, а в другом пренебрегла этими же самыми угрозами?
При полной видимости сотрудничества со следствием была ли она до конца искренней?
Ей же даже руки клейкой лентой замотали, чтобы она не вздумала нарушить свое торжественное обещание, так нет же, она исхитрилась связанными руками открыть входную дверь и, выйдя на площадку, лбом нажать кнопку звонка в соседнюю квартиру. После этого она отдала соседке плачущего ребенка и вызвала милицию по телефону, что ей делать было категорически запрещено.
Адвокаты Инюхина, Карташевского и Дурынина настоятельно требовали от гражданки Пекарской дать суду не двусмысленный, а ясный ответ: верила ли она в реальность угроз со стороны их подзащитных? Почему в одном случае она как бы поверила и собственноручно отдала деньги и изделия из желтого металла, а через десять минут после ухода подзащитных из ее квартиры угрозами пренебрегла и вызвала милицию?