.. У порога - сор, а насору
- веник... Я гляжу с печки, -снамикрестнаясила!Из-подвеника-
лохматый, с кошачьими усами...
- Ой, ой, ой, - боялись под тулупом маленькие.
2
Чуть проторенная дорогавелалесом.Вековыесоснызакрывалинебо.
Бурелом, чащоба - тяжелыеместа.ЗемлеюэтойВасилий,сынВолков,в
позапрошлом году был поверстан вотводототца,московскогослужилого
дворянина. Поместный приказ поверстал Василиячетырьмястамипятьюдесятью
десятинами, и при них крестьян приписано тридцать семь душ с семьями.
Василий поставилусадьбу,дапротратился,половинуземлипришлось
заложить в монастыре. Монахидалиденегподбольшойрост-двадцать
копеечек с рубля. А надо было по верстке бытьнагосударевойслужбена
коне добром, в панцире, с саблею, с пищальюивестиссобойратников,
троих мужиков, на конях же, в тигелеях, в саблях, в саадаках...Едва-едва
на монастырские деньги поднял он такое вооружение. А жить самому? А дворню
прокормить? А рост плати монахам?
Царская казна пощады не знает. Что ни год - новый наказ, новые деньги -
кормовые, дорожные,данииоброки.Себемноголиперепадет?Ивсе
спрашивают с помещика - почему ленив выколачивать оброк. А с мужика больше
одной шкуры не сдерешь. Истощало государствоприпокойномцареАлексее
Михайловиче от войн, от смут и бунтов. Как погулял поземлеворанафема
Стенька Разин, - крестьяне забыли бога. Чуть прижмешь покрепче,-скалят
зубы по-волчьи. От тягот бегут на Дон, - откуда их ни грамотой, нисаблей
не добыть.
Конь плелся дорожной рысцой, весь покрылся инеем. Ветви задевалидугу,
сыпалиснежнойпылью.Прильнувкстволам,напроезжегоглядели
пушистохвостые белки, - гибель в лесах была этой белки. Иван Артемич лежал
в санях и думал, - мужику одно только и оставалось: думать...
"Ну, ладно... Того подай, этого подай... Тому заплати, этому заплати...
Но - прорва, - эдакое государство! - развееенапитаешь?Отработыне
бегаем, терпим. А в Москве бояре в золотых возках стали ездить. Подайему
и на возок, сытому дьяволу. Ну, ладно... Ты заставь, бери, что тебенадо,
но не озорничай... А это, ребята, две шкуры драть - озорство.Государевых
людей ныне развелось - плюнь, и там дьяк, алиподьячий,алицеловальник
сидит, пишет... А мужик один... Ох, ребята, лучше я убегу,зверьменяв
лесу заломает, смерть скорее, чем это озорство... Так вы долго нанасне
прокормитесь..."
Ивашка Бровкин думал, может быть, так, а может, и не так.Излесана
дорогу выехал, стоя в санях на коленках, Цыган (попрозвищу),волковский
же крестьянин, черный, с проседью, мужик. Лет пятнадцать он былвбегах,
шатался меж двор. Но вышел указ: вернуть помещикам всех беглыхбезсрока
давности. Цыгана взяли под Воронежем, где онкрестьянствовал,ивернули
Волкову-старшему. Он опять было навострил лапти, - поймали, и веденобыло
Цыгана бить кнутом без пощады и держатьвтюрьме,-наусадьбежеу
Волкова, - а как кожа подживет, вынув, в другой ряд бить его кнутом же без
пощады и опять кинуть в тюрьму, чтобы ему, плуту, вору, впредь бегать было
неповадно.