– Мне нравится эта штука.
– Он тебе подходит.
– Горький и странный?
– Экзотический и соблазнительный, – он пробежал пальцами по ее обнаженной руке. – У тебя красивая кожа, cher. Словно пустыня на закате.
Она отодвинулась из пределов его досягаемости.
– Надень рубашку и проснись наконец.
– С тобой просто невозможно.
– Давай представим, что у меня винтовка. И ты на прицеле.
Жанвьер воздохнул, потирая подбородок, на котором уже пробивалась утренняя щетина.
– Обожаю, когда ты говоришь сальности.
– Да? Ну, может, следующие мои слова заставят тебя изменить мнение, – сказала она, стараясь не думать о том, каково это – почувствовать щетину, покалывающую ее кожу. – Кровь, похищение, месть, захват заложников.
В зеленых глазах вспыхнул интерес:
– Расскажи поподробнее, – он с приглашающим жестом махнул в сторону кровати: – и прости за беспорядок. Не ждал, что ко мне в гости пожалует леди.
Но она проигнорировала его призыв и, подойдя к столу, чтобы поставить кофе, забралась на высокий табурет. Жанвьер усмехнулся, присел на кровать и, оперевшись на локти, вытянул скрещенные в лодыжках длинные, одетые в джинсы, ноги. Солнечный свет плясал в его темно-каштановых волосах, придавая им оттенок чистой меди, столь дивно сочетающийся с золотом его кожи.
Многие вампиры такого возраста обладали сверхъестественной физической привлекательностью, но пока что она не встречала никого с подобной харизмой – или с такой способностью заводить друзей в любом городе, где он только побывал. И именно поэтому он ей нужен.
– Все это происходит в Атланте.
– Атланта? – пауза. – Это территория Бомонов.
Есть!
– Ты их хорошо знаешь?
Он слегка пожал плечами.
– Пожалуй. Это старая семья вампиров.
Соблазнившись ароматом, Эшвини сделала еще глоток крепкого кофе Жанвьера.
– Понятно. Я слышала, ангелы не делают различий между семейными ветвями, когда речь заходит о выборе Кандидата. – Из многих сотен тысяч тех, кто ежегодно претендовал на бессмертие, лишь единицы достигали ранга Кандидата.
– Бомоны умеют изворачиваться, – продолжал Жанвьер. – Они умудрились Обратить как минимум одного члена семьи в каждом поколении. В этом – двоих.
– Моник и Фредерика. Брата и сестру.
Он кивнул:
– Это делает их невероятно сильными. Считая Моник и Фредерика, у них теперь десять ныне здравствующих вампиров, связанных кровью. Самому старому – полтысячи лет.
– Антуан Бомон.
– Жестокий ублюдок, – сказал Жанвьер почти нежно. – Наверняка продал бы детей работорговцам, если бы смог извлечь из этого выгоду.
– Твой друг?
– Спас ему как-то жизнь, – Жанвьер поднял лицо к солнцу, купаясь в его лучах, словно сибарит где-нибудь на европейском побережье, вдалеке от знойных душных объятий луизианского лета. – А он теперь ежегодно присылает мне бутылку своего лучшего Бордо вместе с предложением жениться на его дочери Жанне, – произнесенное на французский манер, имя прозвучало чувственно и волнующе.
Ее пальцы сжались на расписанной вручную чашечке с кофе.
– Бедная женщина.
Он снова обернулся к ней, в глазах плескалось веселье.
– Напротив, она весьма заинтересовалась свадьбой. Прошлой зимой приглашала меня согреть ее в дивном коттедже в Аспене.
Эшвини понимала, что он играет с ней. А еще она знала, что Жанвьер вполне способен был «навешать» ей всевозможных небылиц – просто ради собственного удовольствия.