И если когда-нибудь охота на него дойдёт до логического конца, то финальная схватка непременно произойдет лицом к лицу. Некоторые из ее собратьев-охотников считали идиотизмом доверять тому, на кого охотишься, но она привыкла составлять свое собственное мнение о людях. Она не питала иллюзий, прекрасно понимая, что Жанвьер опасен, как обнаженный клинок, но вместе с этим знала, что в то время, из которого он родом, слово человека зачастую оказывалось единственным, что у него имелось. Вряд ли бессмертие уже разрушило его представления о чести.
Поэтому она протиснулась мимо него, хотя он нарочно подвинулся, прижимая ее к двери. А она не протестовала так уж бурно; а следовало бы, потому что вампиры были «запретной зоной». Гильдия напрямую не запрещала отношения, и многие из охотников заводили романы с вампирами, но Эшвини была скорее согласна с такими, как Елена. Та как-то заметила, что вампиры почти бессмертны, и для них люди – не более чем мимолетное удовольствие, игрушки: легко добытые… легко позабытые.
А Эшвини не собиралась быть легкой добычей ни для какого мужчины – будь он смертным, вампиром или ангелом. Хотя ангелы никогда не снисходили для интрижек со смертными. И это было неудивительно, ведь правители мира считали людей существами низшего уровня.
– Не совсем то, что я предполагала увидеть, – сказала она, проходя в стильно обустроенную мансарду, где так неожиданно доминировал свет. Оттенки заходящего солнца задавали тон всему декору; на коричневый диван было наброшено яркое покрывало, на полу – индейские пестрые ковры, стены – окрашены в цвета пустыни.
– Я люблю тенистые болота, – пробормотал Жанвьер, закрывая дверь и проходя на кухню. – Но иногда, чтобы оценить всю красоту места, надо прочувствовать его противоположность.
Он перемещался по кухне с легкостью человека, который точно знает, что надо делать, и Эшвини позволила себе полюбоваться его мужской красотой. Пусть Жанвьер и был старой занозой в заднице, но с таким сильным и подтянутым телом, как у бегуна или пловца, он являлся просто сексуальной мечтой любой женщины. Ростом в шесть футов три дюйма, он возвышался над ней на добрых пять дюймов и двигался с непринужденностью человека, абсолютно уверенного в себе.
В конце концов, подумала она, у него было больше двухсот лет, чтобы развить в себе некоторое высокомерие.
– Похоже, ты не слишком-то волнуешься из-за солнечного света, – заметила она, оценивая мансардное окно справа. Кровать стояла прямо под ним, и, когда часы показывали восемь утра, солнечные лучи должны были падать прямо на простыни.
Перед глазами тут же услужливо возникла картина лежащего Жанвьера, запутавшегося в этих простынях. Кровь прилила к голове, в ушах зазвенело, и она с трудом расслышала его слова.
– Выискиваешь мои слабости, охотница? – он протянул ей маленькую чашку с густым напитком, даже отдаленно не похожим на тот кофе, какой она пила обычно.
– Что это? – она подозрительно принюхалась, рот тут же наполнился слюной. – И да, конечно. Возможно, мне удалось бы вытолкнуть тебя на солнце и я смогла бы понаблюдать, как ты изжаришься.
Его губы изогнулись в усмешке.
– Но ведь ты будешь скучать по мне.
– Похоже, возраст начинает давать о себе знать, раз у тебя возникают такие бредовые идеи.
– Это café au lait – кофе, молоко и чуточку цикория, – наблюдая, как она делает глоток, он кивнул на кровать: – я люблю солнечный свет. Вряд ли вампиризм был бы таким уж привлекательным, если бы мне пришлось провести вечность в темноте.
– Раз уж всем известно, что вампиры с легкостью выносят солнечный свет, то, казалось бы, старый миф должен развеяться, но он продолжает жить в умах обывателей, – она задумалась, вдыхая необычный аромат кофе.