Глеб швырнул газету в песок. В темноте читать дальше было совершенно невозможно, да он и не вынес бы больше ни строчки этого абсурда. Он осушил бутылку, потер глаза, но перед ними все кружила и никак не могла наконец сгинуть улыбка Кристины. Ему бы лишь отдохнуть пару минут, и он отправится дальше. Он во что бы то ни стало вернется, и тогда, и тогда…
Руки Глеба ослабли и выпустили бутылку, ряды сосен поплыли перед глазами, и, вопреки предостережениям рассудка, Глеб погрузился в сон.
Перед ним лежало зеркало моря, а кругом было настолько светло, что хотелось зажмуриться. Но, сколько Глеб ни вглядывался в небесный свод, он так и не сумел найти солнца. Свет будто был в самом воздухе, клубился вместе с паром над водой и бризом проносился над берегом. Глеб до боли в глазах всматривался в пустую даль в поисках источника этого необъяснимого сияния. И вдруг он его нашел. Как он мог не увидеть его раньше? Там, где еще пару минут назад было лишь море, теперь возвышалась огромная фигура. Она словно восстала прямо со дна и показалась во всей красе после многих лет, проведенных под водой. Именно от нее исходил свет: от обращенного к облакам лица, от легких перьев, даже от загнутых когтей.
– Сирин? – выдохнул Глеб, пораженный такой неожиданной встречей. – И ты теперь здесь?
Он был благодарен морю. Не было даже сомнений, что его темная глубина вернула к жизни ту, что погибла на его глазах. Теперь она высилась до самых небес, заменив в этом краю солнце.
Вдруг порыв ветра потревожил поверхность моря, превратив его зеркало в миллионы осколков мелкой ряби. Отражение исполинской фигуры задрожало и рассыпалось в яркую крошку, но сама Сирин осталась неколебима. Ветер крепчал, и вот уже тяжелые волны бились о поднимающиеся из воды когти, небо за мгновение заволокли тучи. А Глеб нисколько не боялся за свое детище. Теперь, что бы ни произошло, она бы выстояла.
Тут густая тень ярко очертила горизонт. Она росла, быстро приближаясь к берегу, и через несколько мгновений вслед за ней к острову пронесся ужасающий рев. Глеб попятился – загибая пенящийся гребень, на побережье наступала огромная волна, готовая одним махом накрыть все, что окажется у нее на пути. С оглушающим грохотом она ударилась о распростертые крылья Сирин, и Глеб упал, не в силах больше выносить этот страшный звук.
Он открыл глаза и впился пальцами в песок. Над дорогой из сосновых корней все еще расползался вечерний мрак, а кошмарный сон стоял перед его глазами пугающей картиной. Должно быть, он проспал всего пару минут. Шум волн будто до сих пор слышался ему в вечерней темноте. Или не слышался? Глеб тряхнул головой, поднялся на ноги, замер. Нет, шум прибоя вовсе не преследовал его из мира грез. Он был здесь – несся над верхушками сосен и стелился по остывшему песку.
Мгновение, и Глеб уже карабкался вверх по все более крутой тропе, а шум волн становился все отчетливей.
Через пару минут склон привел его на широкую и плоскую вершину холма. Впереди начиналась монолитная громада моря, над которым ветер нес прохладный привкус соли. Глеб замер, опьяненный этим запахом и простором. Разумеется, он не увидел ни исполинской статуи, поднявшей голову к ночному небу, ни вздымающейся где-то вдалеке стены воды и пены. Лишь все то же бесконечное, бездонное море. Глеб приблизился к краю вершины, вглядываясь в укрытую ночью даль. Ничего. Лишь вода – до самого горизонта. А ведь где-то там, за несколько десятков или от силы сотню километров его ждал континент, на который он должен во что бы то ни стало попасть. Да, это напоминало бегство наобум. Но не хочешь – оставайся, хочешь – рискни. Пожалуй, он готов рискнуть. Надо лишь осмотреть побережье и найти хоть какой-то транспорт.
– Очень самонадеянно, милок, – вдруг донесся до него скрипучий голос.
Глеб обернулся, зашарил глазами по вершине и лишь сейчас заметил, что в тени одного из деревьев пристроилась неказистая лавочка. На лавочке сидела сгорбленная старуха, а над ней, среди листьев, покачивалась подвеска с несколькими длинными лесками. На них едва слышно позвякивали на ветру стеклянные бусины и цветные дельфинчики.
– Что вам от меня нужно? – Глеб подошел к скамейке и, наконец, различил скрывавшееся в темноте лицо старухи.
– Да что ты, миленький, мне-то ничего не надо! – махнула она тонкой рукой. – А тебе нужно! Ты думаешь, что должен убраться отсюда.
– И пусть, это и так понятно. Зачем мне здесь оставаться, – подобные встречи уже порядком надоели Глебу.
– Попробуй, – пожала плечами старуха. – Хочешь осмотреть побережье? Так ступай, справа на склоне начинается хорошая тропка. По ней можешь спуститься на пляж. Но только уплыть с острова у тебя не получится.
– С чего бы это? – хмыкнул Глеб, отходя в сторону и уже высматривая тропу.
– Волны не пустят.
– Чего?
– Волны идут, и они тебя не выпустят.
– Ну, это мы еще посмотрим, – Глеб вернулся к старухе. – Вы меня, бабуль, конечно, извините… Но мне надоело весь день выслушивать этот бред. От каждого, кого я встречаю! Поэтому, пожалуйста, оставьте меня в покое, я сам как-нибудь справлюсь.
– Конечно, милок, тебя никто не будет останавливать, – сказала старуха, закряхтела и поднялась на ноги. Она оказалась просто крошечной – худой, скрюченной, ростом почти что с ребенка. Старушка с шумом потянула морской воздух и вздохнула:
– Нравится мне это место. С этой лавочки каждый раз открывается прекрасный вид. Хотя, порой ее оказывается трудно найти, – она отвернулась и заковыляла к дороге, по которой Глеб поднялся на холм. – Когда надумаешь вернуться к нам, имей в виду, что я часто здесь бываю.
– Не «когда», а «если», – пробурчал Глеб, наблюдая, как сгорбленная фигура скрывается за гребнем холма. Для него осталось загадкой, как такая тщедушная старушка преодолеет крутой спуск, который с трудом осилил мужчина. Впрочем, он не стал это проверять и направился к обнаруженной тропке, что действительно спускалась по склону к виднеющейся далеко внизу полоске пляжа.
Спуск оказался куда сложнее, чем сначала подумалось Глебу. Пару раз он оступался и с пугающей скоростью ехал вниз, цепляясь руками за низкий кустарник. К счастью, скоро под его ногами зашуршала почти невидимая в темноте трава – он вышел на пологий участок склона, к которому прилегала отвесная скала песчаника. Стемнело. Спускаться дальше становилось опасно – Глеб двигался почти наощупь, придерживаясь рукой за склон, крошащийся от единого прикосновения пальцев. И тут рука его скользнула в углубление – Глеб остановился, присел и, вглядываясь во мрак, прошел ладонями по краям неглубокой ниши в склоне. Ее потолок и стены были сплошь увиты корнями сосен. Недолго думая, Глеб выгреб мелкие ветки, листья и камни с пола ниши, залез внутрь и опустил измотанное тело на мягкий песчаный ковер.
Усталость, темнота и гулкая колыбельная прибоя сделали свое дело. Уже засыпая, Глеб поймал себя на сонной и неповоротливой мысли: а ведь старуха говорила с ним по-русски.
Проснулся Глеб рано – это было ясно и без часов. Сырой утренний сумрак поднимался по склону и забирался в нишу, где продрогший Глеб устроился на ночлег. Солнце вставало где-то за холмом и бросало лучи лишь на яркую лазурную полосу моря вдалеке. Глеб, подрагивая и растирая холодные руки, выбрался на склон, проверил содержимое сумки, что он получил от Лоры, и не смог отказать себе в скромном завтраке. Когда он, наконец, продолжил спуск, солнце уже коснулось отмели за пляжем. И вот излишняя самоуверенность легонько подтолкнула его в спину, заставив преодолеть остаток пути вниз кувырком.
На гладком после отлива песке тянулась цепочка глубоких следов, медленно наполнявшихся водой. Они следовали за Глебом и делали его единственным нарушителем покоя в этом безлюдном краю. Впереди – лишь желтая полоса пляжа, уходящая за скалы береговой линии, справа – крутой склон, слева – море. Поначалу Глеб вглядывался было в даль, но быстро оставил эту идею и брел вперед в ожидании перемен. Как говорится, кто ищет, тот всегда найдет. Правда, не обязательно то, что он искал.