Метла системы - Николай Караев

Дэвид Уоллес

Метла системы

David Foster Wallace

The Broom of the System

© David Foster Wallace 1987

© Николай Караев, перевод, 2022

© Михаил Емельянов, иллюстрация, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

* * *

Проект [1] посвящается:

Марку Эндрю Костелло

и Сьюзен Джейн Перкинс

и Эми Элизабет Уоллес

Благодарности

Автор благодарит за помощь нижеперечисленных:

Роберт Босуэлл

Джеральд Говард

Уильям Кенник

Бонни Наделл

Эндрю Паркер

Дэйл Петерсон

Попечительский совет Амхёрстского колледжа

Часть 1

1. 1981

Обычно у реально обалденных девчонок обалденно страшные ступни, вот и у Минди Металман такие, замечает Линор ни с того ни с сего. Длинные, тонкие, кривопалые, с желтыми пуговичками мозолей на мизинцах и толстым мозолистым уступом над пяткой, и длинные черные волосины вьются на подъемах стоп, и красный лак на ногтях трескается, кудряво шелушится и расслаивается от старости. Линор замечает это лишь потому, что Минди на стуле у холодильника наклонилась и отковыривает лак с ногтей; халат чуть распахнут, видна ложбинка и остальное, куда больше, чем у Линор, и толстое белое полотенце, которым Минди обернула мокрую, вымытую шампунем голову, развернулось, и прядка темных блестящих волос выскользнула из расселины в складках, и застенчиво курчавится вдоль щеки, и свисает ниже подбородка. В комнате пахнет вроде как шампунем «Флекс», и еще травкой, потому что Клариса и Сью Шо курят большое толстое шмалево, которое Линор купила у Эда Сливкера в школе Шейкер-Хайтс и приволокла со всякой всячиной сюда, Кларисе, в этот самый колледж.

Происходит вот что: Линор Бидсман, пятнадцати лет, только что явилась аж из дома в Шейкер-Хайтс, штат Огайо, подле Кливленда, навестить старшую сестру, Кларису Бидсман, первокурсницу женского колледжа Маунт-Холиок; и Линор со своим спальником остается в этой самой комнате на втором этаже Галдеж-Холла, которую Клариса делит с соседками Минди Металман и Сью Шо. Еще Линор пришла, чтобы типа глянуть на колледж, ну, чуток. Потому что, хотя ей всего-то пятнадцать, она, предположительно, весьма умна и оттого развита не по годам, и в школе Шейкер-Хайтс ей осталось учиться год с небольшим, и она уже думает, в какой бы колледж поступать в следующем году. То есть она в гостях. Прямо сейчас вечер пятницы, март месяц.

Сью Шо, даже близко не такая обалденная, как Минди и Клариса, несет косяк Минди и Линор, и Минди берет его, на секунду оставив палец ноги в покое, и реально всасывает шмалево, и шмалево раскаляется, и громко лопается семечко, и кусочки пепла летают и дрейфуют, что кажется Кларисе и Сью зверски смешным, и они реально хохочут, улюлюкают и хватаются друг за дружку, и Минди вдыхает реально глубоко, и задерживает дым, и передает шмалево Линор, но Линор говорит, нет, спасибо.

 Нет, спасибо,  говорит Линор.

 Давай, сама принесла, чего ты  квакает Минди Металман, разговаривая так, как разговаривают не дыша, чтобы задержать дым.

 Я знаю, но в школе беговой сезон, а я в команде и во время бегового сезона не курю, не могу, тошнит,  говорит Линор.

Тогда Минди хмыкает, и наконец выдыхает клуб сизого отработанного дыма, и отрывисто, сильно кашляет, и встает с шмалевом в руке, и несет его через комнату Кларисе и Сью Шо, которые сидят у большой деревянной стереоколонки, слушая эту песню, опять, Кэта Стивенса [2], в десятый, наверное, раз. Халат Минди более-менее распахнут, и Линор видит кое-что обалденно изумительное, но Минди-то просто идет через комнату. На этом этапе Линор делит всех знакомых девчонок на девчонок, на деле считающих себя обалденными, и девчонок, которые на деле считают, что они реально не такие. Девчонкам, считающим себя обалденными, в общем, плевать на то, что халат распахнулся, и они умеют краситься, и любят ходить, когда кто-то смотрит, и преображаются, завидев парней; а девчонки типа Линор, которые не считают себя обалденными, обычно не красятся, и еще бегают, и носят черные конверсы, и всегда завязывают пояс халата как следует. Минди, конечно, обалденная, ну, кроме ступней.

Песня Кэта Стивенса опять кончается, и игла сама отрывается от винила, и, видимо, всей этой троице лениво вставать и переводить иглу, все расселись на твердых деревянных конторских стульях Минди в выцветшем розовом махровом халате, высунув лоснящуюся гладкую ногу, совсем голую; Клариса в дезертах, темно-синих джинсах, которые Линор называет «обувные ложки», и белой ковбойской рубашке, той самой, в которой была на ярмарке штата, когда у нее сперли кошелек, и белые кудри стекают по рубашке, и голубые глаза такие голубые; Сью Шо, рыжая, в зеленом свитере, в юбке из зеленой шотландки, с толстыми белыми ногами, с ярко-красным прыщиком аккурат над коленом, ноги одна на другой, дрыгает ступней в мокасине с тошнотной белой подошвой Линор от таких туфель воротит.

Клариса, помолчав чуток, протяжно вздыхает и говорит шепотом:

 Кэт это Бог,  с кратким смешком в конце. Ее соседки тоже хихикают.

 Бог? Как Кэт может быть Богом? Кэт существует.  Глаза Минди жутко красные.

 Это оскорбительно и совершенно кошунственно,  говорит Сью Шо, глаза выпучены, налились и негодуют.

 Кошунственно?  Клариса помирает от смеха, глядит на Линор.  Кощунственно,  говорит она. У нее глаза получше, реально, только необычно светятся, будто она вспомнила анекдот, но рассказывать не собирается.

 Кощмарственно,  говорит Минди.

 Клошарственно.

 Кошакственно.

 Кларккентственно.

 Купорос.

 Купоросеноксхреном.

 Калибан.

 Крошка Пебблс.[3]

 Кощей Бессмертный.

 Коммуняка.

 Кошунственно!

Они помирают, сгибаются пополам, и Линор смеется тем стремным симпатическим смехом, которым смеешься, когда все вокруг смеются, да так лихо, что ты смеешься тоже. Шум разудалой вечеринки этажом ниже проникает сквозь пол, вибрирует в черных кедах Линор и подлокотниках. Тут Минди, вся обмякшая, соскальзывает с конторского стула и шлёмпает на спальник Линор, на пол, рядом с Кларисиным квазиперсидским ковриком из универмага Маврадяна в Кливленде, и застенчиво прикрывает промежность краешком халата, но Линор все равно не может развидеть, как сиськи Минди колышутся в поношенной розовой вафельной ткани, налившиеся и так далее, даже когда Минди лежит на спине на полу. Линор машинально косится на собственную грудь под фланелевой блузкой.

 Голод,  говорит Сью Шо через минуту.  Зверский, мучительный, неуемный, всепоглощающий, неуемный голод.

 Всё так,  говорит Минди.

 Мы подождем  Клариса глядит на часы на тыльной стороне запястья,  один, ровно один час прежде, чем съесть ващечтоугодно.

 Нет, для нас это, возможно, невозможно.

 Но иначе нельзя. В меньше чем недельной давности комнатных дискуссиях мы недвусмысленно согласились, что не станем жрать, когда припрет вконец, ибо иначе сделаемся жирными и противными, как Минди, где она там, бедная букашечка.

 Пердячья ты ромашка,  говорит Минди рассеянно, она не жирная и это знает, Линор это знает, все они это знают.

 Дама в любых обстоятельствах, ох уж эта Металман,  говорит Клариса. Потом, через минуту: К слову говоря, ты могла бы, возможно, либо зашить халат, либо одеться, либо перестать валяться в Линориных вещах, я реально не рвусь устраивать тебе гинекологический досмотр, к которому ты нас тут типа склоняешь, о Лесбия Фивейская.

 Бель и берда,  говорит Минди, или, скорее: Бель и перда,  и встает, вихляясь и ища твердых предметов, и идет к двери, что ведет в ее спаленку рядом с ванной. В сентябре, въехав первой, она прибрала к рукам спаленку, сообщала Клариса в письме, эта вот еврейско-плейбойская припевочка из Скарсдейла [4], и Минди сбрасывает остатки халата, измятые до опупения, бросает мокрые остатки на колени Линор, сидящей на стуле у двери, и выходит из комнаты на длинных ногах, преувеличенно топая. Хлопает дверью.