Олеся зевает. Коваль с непонимающим видом вынимает один наушник.
Ну, начал архиерействовать, Валентин тычет меня кулаком в плечо, но чересчур сильно, будто не прощается добродушным жестом, а злится. Две булы с сосисами. Отправлю посылой.
Три Ко уходят. Я тру место удара, закидываю в рюкзак тетрадку и направляюсь к Веронике Игоревне.
Она оперлась виском на руку и смотрит в окно на кладбище, засыпанное снегом. Рыжие волосы засалились и неряшливо прядями закрывают глаза. Вся Вероника Игоревна выглядит неряшливо как и её мятая юбка, как белая рубашка с закатанными рукавами, рубашка с желтизной на воротнике, рубашка, которую давно не стирали и не гладили.
Я ловлю себя на мысли, что с этой соскальзывающей в немолодость красотой, с тенями снов в углах чёрных глаз, с огнём волос мама Дианы кажется продолжением кабинета как если бы его инопланетное пламя сошло со стен и приняло облик человека.
Вероника Игоревна?
Молчание в ответ. Чёрные глаза странно подрагивают, будто сознание вышло по делам, но прикрыло дверь не до конца оставило щёлочку и одним ухом подслушивает реальность.
Вам просили передать. Я боязливо протягиваю документы.
Что? Вероника Игоревна моргает и оглядывается. Не поняла?
Я вежливо улыбаюсь и ещё на пару миллиметров приближаю к её лицу бумажный пакет. Да, мне приятно помочь Веронике Игоревне. Всё-таки учиться у неё интересно.
Вам просил мужчина передать. У гимназии стоял и ждал вас. Сказал, это очень для вас важно.
Красивые черты Вероники Игоревны искажаются, и у меня в голове будто загорается аварийная лампочка.
Кто просил?.. с тихой угрозой спрашивает Вероника Игоревна.
Ну, мужчина
Вы всегда делаете то, что просят мужчины?
Я растерянно опускаю руку с документами. Вероника Игоревна со свистом втягивает носом воздух, вырывает у меня пакет и трясёт им, чтобы листы внутри конверта съехали в сторону прозрачного окошка. Чёрные глаза напрягаются, щурятся, и бумага словно тяжелеет гранитом ложится на руки Вероники Игоревны.
Сколько он вам обещал?
Чё? Нисколько! Вероника Игоревна!..
Мне стыдно и неловко как за глупую, непоправимую ошибку. Я вытягиваю шею и всматриваюсь в надпись на документе. Увы, под острым углом ничего не видно: пластиковое окошко изогнулось и смазало текст.
Вам у вас с Дианой проблемы будут? Из-за этого письма?
Вероника Игоревна молча отворачивается и смотрит в окно.
Снег закончился. Небо не тёмное и не светлое промежуточное. Розоватое, пастельно-оранжевое, полупрозрачное будто свод Земли вырубили из халцедона или яшмы. На горизонте мрачной стеной плывут тучи. Фонари светят ярко, но всё освещение и естественное, и искусственное образует паранормальное розовато-пастельно-оранжевое сочетание.
Почему бы вам не спросить об этом у Дианы?
Хлёстко, как удар веткой по лицу.
Я сглатываю.
Нечего сказать? зло спрашивает Вероника Игоревна.
Она резко встаёт, хватает что-то с химического стола, подходит к раковине и поднимает бумажный пакет. К его углу Вероника Игоревна приближает зажигалку?
Вот вам бесплатный урок, Артур Александрович. Если встречаете проблемы испепеляйте их.
Вероника Игоревна щёлкает кнопкой вырывается рыжий фейерверк и гаснет. Пламя не появляется. Она хмурится и пробует снова и снова шипят бессмысленные искры. Мама Дианы повторяет этот странный фокус в третий, четвёртый раз, затем бессильно опускает руки. Закрывает глаза.
С-сорян. Это не моё дело, только Сорян. Только помочь думал.
Ха-ха. Вы наверняка заметили, что мне следовало думать лучше.
Как она? спрашиваю я.
Вероника Игоревна так и стоит у раковины глаза закрыты, плечи поникли, будто снова зависла, как на уроке.
Всё ещё обет молчания? шучу я неловко и тут же смущаюсь от собственной неуклюжести.
А как твой отец? Все еще предлагает всем своим женщинам массаж ног?
Моё лицо будто обдаёт невидимым пламенем.
Вероника Игоревна открывает глаза и возвращается к столу.
Родительский комитет опять говорит об исключении.
С тех пор как Диана замолчала, все говорят об её исключении. Не удивлюсь, если и морская свинка пишет об этом в своём дневничке.
Вам нужно с кем-то профессиональным посоветоваться, наверное. Хотя бы насчёт блужданий ну, во сне.
Не поняла? Вероника Игоревна резко вскидывает подбородок. Глаза остекленели, губы кривит усмешка будто мысли умчались дальше, за поворот, но эхо прошлой фразы ещё скользит по лицу.
Ну вот подкаст на «Усатом». У них отдельно про киношки, и про машины, болячки
Голос мой звучит всё тише и неувереннее, потому что Вероника Игоревна смахивает вещи в красную сумку: ключи, ноутбук, шприц-ручку с инсулином, тетради. От каждого движения по юбке разбегается сиреневая рябь. Последним ныряет бумажный пакет белой водородной бомбой формата А4.
А нельзя выпаливаю я. Нельзя остаться с вами на четвёртом уроке?
Артур Александрович, Вероника Игоревна проверяет мобильный и прижимает тыльную сторону ладони ко лбу, вы за мной следить собрались?
Да с чего вы?!.. Нет! Нет, мне тупо понравилось сегодня. Ну, с Ван Гогом и прочее. Из-за кевлара вашего вообще не спал
Я улыбаюсь заискивающе, но Вероника Игоревна даже не смотрит в мою сторону. Как странно она напоминает Диану из прошлого ту Диану, которая наблюдала за Северным сиянием. Будто мать и дочь совпали, зазвучали в унисон если не мыслями, не голосом и поступками, то хотя бы взглядами на недостижимую в пространстве и времени точку.
Вот и идите спать на литературу.
А нельзя нельзя всё-таки у вас остаться? У вас же одиннадцатый «Б»? Неорганические кислоты?
Я поднимаю руку в жесте вопроса, но Вероника Игоревна по-прежнему не слушает.
Последнее время заметно, насколько ей скучно в гимназии. Заметно, что мы раздражаем или не понимаем Веронику Игоревну. Или безразличны. Как бы слишком мелкие, глупые. Ещё год назад она водила экскурсии, вела электив, где выставляла на лабораторный стол шеренгу реактивов, раздавала стаканы и позволяла мешать вещества в любом порядке. А теперь
Не знаю, мне нравилось. Когда неправильного ответа не существовало поливай себе золотистое красненьким и объясни, что получил.
Артур Александрович Вероника Игоревна поднимает раздражённый взгляд, но улыбается, когда замечает выражение моего лица. Черты её смягчаются, хорошеют, и она отвечает явно не так, как хотела: Бог с вами, оставайтесь. Но очень прошу
Не спать? На кислотах?! Я развожу руками. Да ни в жизнь!
Вероника Игоревна качает головой, и улыбка на красивых губах бледнеет.
Убедите мою дочь заговорить.
Сон третий. Музыка остаётся, голоса исчезают
«Западная вахта», раздаётся над головой женский голос. Следующая остановка «Храм жён-Мироносиц».
Троллейбус останавливается и с шипением сворачивает гармошки дверей.
Две ступеньки. Асфальт. Гололедица.
Я засыпаю в рот остатки сухариков, вытираю пальцы об упаковку и скармливаю её ржаво-зелёной мусорке. Кушай, монстрик. Ням-ням.
Безликие высотки нависают бело-синими стенами и словно подминают под себя. Во рту хрустят крошки с привкусом химического холодца.
Седьмой подъезд.
Шестой.
Пятый.
Приближаются серо-синие двери, посреди которых алеет граффити-сердечко. Рядом барахтается на ветру объявление о плановом отключении воды (неужели такие бывают?) и чернеет отметка: «Уровень воды 5 октября 2014».
Какая ирония.
Я повожу плечами и включаю режим камеры в телефоне. Не проходит и секунды, как пятый подъезд со всеми его сердечками, объявлениями и отметками появляется на моей странице в «Почтампе». Не проходит и двух, как Валентин ставит лайк и присылает какое-то видео с названием «Крипота».