Ты хочешь узнать о Граале. Рассказ о нем и начинается с кроличьей норы.
Как я уже сказал, эта история для тех, кто станет жить спустя долгое время после того, как сам ты отправишься на корм червям. Начинай потихоньку. Жан-Франсуа помахал изящной рукой. Родился рос
Родился я в луже грязи под названием Лорсон. Рос сыном кузнеца. Старшим из троих детей. Ничем не выделялся.
Вампир окинул его взглядом с ног до головы.
Мы оба знаем, что это не так.
Что ты знаешь обо мне, холоднокровка? Собери все это в кучу, отожми воду, и получишь, сука, щепотку сведений.
Тварь по имени Жан-Франсуа изобразила легкую зевоту.
Ну так просвети меня. Твои родители. Они были набожными людьми?
Габриэль хотел уже отчитать его, но слова так и замерли у него на губах, стоило присмотреться к книге на коленях. Холоднокровка не просто записывал за Габриэлем каждое слово, он еще и зарисовки делал: пользуясь своей противоестественной быстротой, набрасывал в миг по несколько штрихов. На глазах у Габриэля линии складывались в образ: портрет мужчины в три четверти. Измученный взгляд серых глаз. Широкие плечи и черные как ночь длинные волосы. Резко очерченная челюсть, покрытая мелкой щетиной и потеками запекшейся крови. Под правым глазом два шрама, длинный и короткий, похожие на дорожки от слез. Это лицо Габриэль знал так же хорошо, как свое.
Ведь это и было его лицо.
Какое сходство, заметил он.
Merci, пробормотало чудовище.
А ты рисуешь портреты других пиявок? Вам со временем, поди, уже и не вспомнить своих лиц, раз уж зеркало не желает мараться и отражать вас.
Напрасная трата желчи, шевалье. Если эту водицу вообще можно назвать желчью.
Габриэль уставился на вампира, водя пальцем по губам. Кровогимн гудящий, пульсирующий дар того, что он выкурил с трубкой, усилил каждое чувство в тысячу раз. По его жилам струилась мощь веков.
Он ощущал ее силу, отвагу, шедшую с ней рука об руку отвагу, что пронесла его сквозь ад Августина, через пики Шарбурга и ряды Несметного легиона. И пусть очень нет, слишком скоро от них не останется и следа, прямо сейчас Габриэль де Леон ощущал себя совершенно бесстрашным.
Ты у меня еще покричишь, пиявка. Я сцежу из тебя кровь, как из хряка, а самое лучшее, что в тебе есть, забью в трубку и приберегу на потом, и покажу, чего на деле стоит ваше бессмертие. Он пристально посмотрел в пустые глаза чудовища. Так достаточно желчно?
Губы Жан-Франсуа изогнулись в улыбке.
Мне говорили, что у тебя тяжелый характер.
Занятно. А я вот о тебе вообще не слышал.
Улыбка медленно растаяла.
Чудовище заговорило далеко не сразу.
Твой отец. Кузнец. Он был набожным человеком?
Он был горьким пьяницей с улыбкой, под чарами которой монашки сигали из исподнего, и с кулаками, которых страшились даже ангелы.
Это напомнило мне о яблоках и о том, как далеко они падают от яблонь.
Не припомню, чтобы спрашивал твоего мнения о себе, холоднокровка.
Говоря дальше, чудовище оттеняло глаза на портрете Габриэля:
Расскажи о нем. Об этом мужчине, что вырастил легенду. Как его звали?
Рафаэль.
Значит, звали его в честь ангела, из тех, которые страшились его кулаков?
Уверен, это их здорово бесило.
Вы с ним ладили?
Да разве же отцы с сыновьями ладят? Чтобы увидеть, каким по-настоящему был тот, кто тебя растил, надо сперва самому возмужать.
Это не про меня.
Да, ты же не человек.
Глаза мертвой твари блеснули, когда она подняла взгляд на Угодника.
Лесть откроет любые пути.
Руки у тебя белые, как лилии. Локоны золотистые. Габриэль с прищуром оглядел вампира с ног до головы. Ты из Элидэна?
Пусть будет так, ответил Жан-Франсуа.
Габриэль кивнул.
Прежде чем мы перейдем к сути дела, тебе надо кое-что знать о ma famille [5]: мы северяне. У вас на востоке рождаются красавчики. А в Нордлунде? Свирепые люди. Просторы моей родины мечами секут ветры с хребта Годсенд. Это необузданная, жестокая земля. До Августинского мира к нам вторгались чаще, чем к кому бы то ни было во всей империи. Ты слышал легенду о Маттео и Элейне?
Разумеется. Жан-Франсуа кивнул. Сказание о принце-воине с севера, который женился на королеве Элидэна еще до становления империи. Говорят, Маттео любил свою Элейну со страстью четверых обычных мужей, а когда они умерли, Господь превратил их в звезды и вознес на небосвод, дабы они могли вечно быть вместе.
Это одна версия легенды, улыбнулся Габриэль. Маттео и правда страстно любил свою Элейну, вот только мы в Нордлунде рассказываем о них иначе. Видишь ли, Элейна своей красой славилась на все пять королевств, и от каждого из соседних четырех престолов просить ее руки прибыло по принцу. В первый день принц из Тальгоста преподнес ей табун величественных тундровых пони: умных, словно кошки, и белых, как снега его родины. На второй принц Зюдхейма преподнес Элейне корону из мерцающего златостекла, которое добывали в недрах гор его отчизны. На третий принц Оссвея предложил ей корабль из бесценной древесины любоцвета, дабы увезти ее за Вечное море. А вот принц Маттео был беден. Уже когда он родился, на его земли совершали набеги и Тальгост, и Зюдхейм, и Оссвей. Ни пони, ни златостекла, ни любооцвета подарить он не мог. И тогда он поклялся Элейне любить ее со страстью четырех обычных мужей, а в доказательство он встал у ее трона и, обещая свое сердце, возложил к ее ногам сердца остальных соискателей. Принцев, грабивших его родные земли. Всего получалось четыре сердца.
Вампир фыркнул:
Хочешь сказать, что все северяне кровожадные безумцы?
Хочу сказать, что мы подвержены страстям, ответил Габриэль. И дурным, и прекрасным. Тебе следует помнить об этом, если хочешь узнать ma famille. Наши сердца говорят громче наших умов.
Так что там с твоим отцом? напомнил Жан-Франсуа. Он тоже был подвержен страстям?
Oui, но только дурным. Он был болен, насквозь.
Угодник-среброносец подался вперед и упер локти в колени. Тишину в камере нарушало только шуршание пера, с которым холоднокровка рисовал его портрет, да шепотки ветров.
Он был ниже меня, зато сложением напоминал кирпичную стену. Три года служил разведчиком в армии Филиппа Четвертого, пока старый император не умер, а во время кампании в горах Оссвея попал под лавину и сломал ногу. Кость так и не срослась как надо, вот он и подался в кузнецы. А работая в крепости местного барона, повстречал мою маму. Красавицу с волосами цвета воронова крыла, статную и горделивую. Он невольно влюбился в нее. Да и кто бы устоял? Дочь самого барона. La demoiselle де Леон.
Так де Леон фамилия твоей матери? Мне казалось, у вашего вида фамилии наследуются по отцовской линии, а женщины свои, выходя замуж, забывают.
Родители зачали меня, не обвенчавшись.
Вампир прикрыл рот острыми пальцами.
Какой скандал.
Определенно, дед думал так же. Стоило животу начать расти, и он потребовал избавиться от меня, но мамá отказалась. Тогда дед прогнал ее, сопроводив всеми проклятиями, какие только измыслил. Однако мама была тверда, как скала. Ни перед кем не склонялась.
Как ее звали?
Ауриэль.
Красивое имя.
Как и она сама. Ее красота не потускнела даже в такой помойке, как Лорсон. Мама и папá поселились там, не имея ни гроша за душой. Я появился на свет в местной церквушке, потому что у их хижины еще не было крыши. Спустя год родилась Амели, а потом и моя самая младшая сестричка, Селин. К тому времени мама с папа уже обвенчались, поэтому сестренки получили отцовскую фамилию, Кастия. Я спросил у папá, нельзя ли и мне ее взять, но он отказал. Тут бы мне призадуматься К тому же обращался он со мной
Глядя в пустоту, Габриэль провел пальцем по тонкому шраму на челюсти.
Ты про те кулаки, которых страшились ангелы? пробормотал Жан-Франсуа.