Сосчитав до пяти, Френч повернулся к лестнице. Никто за ним не последовал. На площадке второго этажа его ждали четыре закрытые двери. За первой скрывалась ванная комната, пустая. За второй спальня, и дверь была заперта на замок.
Джейсон?
Он услышал внутри какое-то шевеление, а потом негромкое:
Вот черт
Открывай, сынок! Я просто хочу поговорить.
Сейчас не самое подходящее время.
С тобой никогда подходящего не бывает!
Иди на хер, я сказал.
Ладно, тогда
Френч взялся одной рукой за ручку, навалился плечом на дверь и почувствовал, как замок подается. Дешевый металл. Дешевая дверь. Внутри горела единственная лампочка, накрытая красной тряпкой, смягчающей свет и отбрасывающей тени на голую кожу молодой женщины. Та сидела верхом на лежащем на спине Джейсоне, медленно и размеренно двигая ягодицами. Ее сцепленные руки были заложены за голову под копной длинных темных волос. Наверное, она даже не услышала, как с треском распахнулась дверь. А может, ей было на это просто плевать.
Тира, детка Тормозни чутка. Задрав подбородок, Джейсон похлопал ее по бедру. Не дашь нам минутку?
Соскользнув с кровати, девушка с полным отсутствием стыда или смущения стала одеваться. Френч отвел взгляд, но она не спешила, двигаясь по комнате и собирая разбросанную там и сям одежду. Наконец одевшись, надолго приникла поцелуем к губам Джейсона, после чего протолкалась мимо Френча, бросив ему: «Свинья!»
Чудесно, отозвался он. И вам не хворать.
Девушка показала ему средний палец, и Френч проследил, как она уходит. Джейсон на кровати прикрылся одеялом до пояса; его боевые шрамы тускло поблескивали в красноватом свете. Потянулся за пачкой сигарет, вытряхнул одну, прикурил.
Прямо из тюряги, пап! Нельзя было дать человеку пять минут?
Сомневаюсь, что это первая девушка, которая у тебя была после выхода из тюрьмы.
Джейсон заложил руку за голову и выпустил дым прямо ему в лицо.
Что тебе надо?
Ты не сказал нам, что возвращаешься домой.
А я не думал, что вам захочется знать. Злость. Отстраненность. Еще одна струя дыма. Зачем заглянул? Услыхал про завтра?
А что произойдет завтра?
Братья будут вести себя по-братски. Могу предположить, что ты явился все это прекратить. Гибби любимый сын и все такое, а мамочка у нас ну просто мимоза в ботаническом саду
Давай-ка все-таки поуважительней.
Что скажешь, неподходящее слово? Мимоза Снежинка Пепел на ветру. Джейсон пошевелил пальцами, словно растирая на них перепел, и дунул на них.
Ты под балдой? спросил Френч. Ты сейчас употребляешь?
А «Джордж Дикель» считается?
Джейсон приложился к бутылке, и все его негодование сразу проявилось у него на лице: по поводу этого внезапного вторжения, вопросов, вообще последних лет его жизни
Гибби не любимчик. Он просто младший и еще совсем юный.
Того же возраста, что и Роберт, когда его призвали.
Это разные вещи.
Разница небольшая. И ты вообще знаешь, в чем главная трагедия, в чем печальная ирония всей этой ситуации? Еще один глоток виски. Гибби всегда был самым сильным из всех нас я хочу сказать, тогда. Тринадцать лет от роду, а ни в чем от нас не отставал: походы с палатками, кроссовые велики, охота, драки Малыш был непоколебим, как скала. И что он представляет собой теперь? Джейсон ткнул перед собой сигаретой. Просто жалость берет, во что вы его превратили.
Ты несправедлив, сынок.
Джейсон вздохнул, словно ему вдруг стало жутко скучно.
Чего ты вообще хочешь, пап? Чтобы я опять свалил из города или держался подальше от своего единственного брата? Если дело в этом, то говори это и уходи. Ничего хорошего из этого не выйдет, но мы, по крайней мере, поймем друг друга.
Френч изо всех сил подыскивал ответ, но вопрос был за пределами простых ответов. Он любил этого парня, но теперь совсем уже не знал его.
Завтра, говоришь? По-братски?
Вообще-то предполагалось, что Гибби сам вам все расскажет.
Френч кивнул. Просто ничего другого не оставалось.
Доставь его домой в целости и сохранности, хорошо? И чтоб ничего глупого, опасного или криминального.
Принято, детектив.
Джейсон опять приложился к бутылке, и Френчу тоже вдруг отчаянно захотелось хлебнуть чего-нибудь горячительного, прямо в этот момент. Ему хотелось выбить злость из своего сына, притянуть его к себе и стиснуть так крепко, чтобы не оставалось больше никаких вопросов о прошлом, любимчиках и любви. Ему хотелось сказать: «Ты же мой сын, черт побери, и мне плевать, что ты сделал, или что ты сейчас из себя представляешь, или даже что ты ненавидишь меня!» Ему хотелось держать своего мальчика в объятиях, пока сердце не переполнится и не поднимется солнце и не заболят руки. Но вместо этого он лишь опять кивнул и молча вышел из комнаты.
4
Я еще не спал, когда отец вернулся домой. Я знал по долгому опыту, насколько неуклюже он пытается сохранять тишину. Со всеми этими поздними возвращениями и затяжными полицейскими расследованиями можно было бы предположить, что он давно уже знает каждую отставшую половицу в доме. Но нет. Сначала я услышал поскрипывание в коридоре, а потом позвякивание кубиков льда, когда отец надолго остановился у двери моей комнаты. Когда я был младше, он мог разбудить меня, чтобы поговорить, обычно в плохие дни, когда какое-нибудь расследование шло наперекосяк, или в числе потерпевших или убитых оказывался кто-то особо того не заслуживающий. Он никогда не посвящал меня в подробности, но даже в свои двенадцать или тринадцать я уже понимал, что ему просто хочется поговорить о каких-то нормальных вещах, убедиться, что его собственные дети в полной безопасности и мирно лежат в своих постелях. Подобные ночи стали более частыми, когда Роберта отправили на войну, и резко прекратились, когда из Вьетнама вернули его тело. Теперь все было только так: отец за дверью в коридоре, позвякивание льдинок в стакане
Когда он ушел, мои мысли вернулись к Джейсону и утесу.
«Никаких колебаний»
«Он даже вниз не посмотрел перед тем, как прыгнуть»
Включив лампу, я открыл обувную коробку, наполненную фотографиями Роберта, одни были сняты, когда он был еще мальчишкой, а другие присланы из Вьетнама. На некоторых мой старший брат выглядел испуганным, а на других в основном каким-то потерянным. Не всякий заметил бы это, естественно. Большинство людей увидели бы симпатичного парня со сдержанной кривоватой улыбочкой. Но я-то знал Роберта получше остальных даже лучше, чем Джейсон. Именно Роберт научил меня всегда выкладываться по полной что в учебе, что в спорте, что просто в жизни, показывал, как найти свое место в мире. Хотя с каждым годом становилось все трудней вспоминать его, так что теперь я все чаще и чаще доставал эти фотографии. Вот каким я вижу его, лишь закрою глаза: Роберт в джунглях и смотрит куда-то влево, или стоит с какими-то другими людьми на краю сожженного поля. Даже тот день, когда он прыгнул ласточкой с Чертова уступа, уже расплывался у меня в голове. Вместо него я видел Джейсона и чувствовал, что меня тянет и к нему тоже. Чего ему от меня надо? Зачем он вернулся в родные края? Я знал, что сказал бы Роберт, если б я спросил у него насчет завтрашнего дня.
«Живи на полную катушку, Гибби, но имей голову на плечах»
«Ты слышал, что я сказал?»
«Сечешь?»
Я долго таращился в темноту, после чего натянул джинсы, взял сигареты из материнской сумочки и выскользнул на крыльцо. Звезды были уже бледными, воздух прохладным. Я прикурил, раздираемый противоречивыми чувствами как будто кто-то устроил войну прямо у меня в голове. «Каким быть? Таким, как Роберт, или как Джейсон? Хорошим сыном? Или плохим? Или тем и другим одновременно?» Подумал было, не умыкнуть ли немного виски, но не стал.