Каюта ветрогона отличалась от остальных на корабле. Окошко неизменно оставалось открытым, и внутри всегда было холоднее, чем в любом другом месте. Там хозяйничал ветер, раскачивая безделушки, свисавшие с потолка на веревочках, перья, стеклышки, камушки с дырками, которые говорящему-с-ветром особенно нравились, стебли вариска, украденные из трюма, где ветрогон спал. Если только сон правильное слово; казалось, он никогда не засыпал по-настоящему, просто сидел на корточках в созерцательном состоянии. Когда бы Джорон к нему ни подходил, ветрогон неизменно демонстрировал, что он не спит. Когда Джорон спал, иногда он видел свою каюту, словно бы тайными глазами ветрогона.
Миас хочет с тобой поговорить, ветрогон, сказал Джорон.
Авк! пронзительно прокричал ветрогон. В его маленькой каюте звук оказался оглушительным. Супруга корабля, супруга корабля, пропел он и встал. Я иду.
Они вернулись в каюту Миас, только теперь шли медленнее. Команда «Дитя приливов» проверяла дуголуки шесть больших луков на сланце и двадцать поменьше на нижних палубах, и ветрогон со своим неизменным любопытством чувствовал необходимость остановиться и понаблюдать за каждой группой. Он проверял все, что они делали, острый изогнутый клюв указывал в сторону разных механизмов, когда их поочередно проверяли; удовлетворив любопытство, ветрогон заявлял: «хорошая работа» или «хорошо сделано», его голос звучал невероятно похоже на собственный голос Джорона, и ему становилось не по себе. С такими многочисленными остановками они перемещались по кораблю, и, если дети палубы обращали внимание на ветрогона, никто из них не подавал вида. Они с юмором относились к его манере подражать офицерам, многие с трудом сдерживали смех.
В каюте Миас они некоторое время стояли, пока она изучала корабельный журнал. На столе лежали листы пергамента, на каждом запись, сделанная ее красивым почерком, и, когда они вошли, Миас собрала бумаги, свернула в конус и подожгла от тусклосвета, горевшего у дальней стены. Когда пергаменты разгорелись, она открыла одно из задних окон каюты и выбросила пергаменты, где они навсегда затерялись в волнах Разбросанного архипелага, и только к лучшему если Джорон правильно понял, что было на них написано: списки тех, кого она считала верными, и тех, кто оставался опасным, возможно, там же имелись планы борьбы с последними.
Ветрогон, сказала Миас.
Супруга корабля, ответил ветрогон и склонил повернутую набок голову, чтобы оглядеть ее поверх стола.
Ты сказал, что нам следует убить остальных ветрогонов? начала Миас.
Лишенные ветра, повторил он странное имя и трижды щелкнул хищным клювом.
Ты говорил, что их следует убить. Миас немного помолчала. Лишенные ветра почему?
Ветрогон издал странный звук, фыркнул или шумно выдохнул через ноздри, после чего дважды повернулся на месте так, что взметнулись его перья и разноцветные одеяния.
Предатели! Похитители яиц! Сказители сказок! Он замолчал, застыв в полной неподвижности. Великая птица их ненавидит. Он склонил голову перед Миас. Убить всех.
Миас смотрела на ветрогона, размышляя над его словами.
Я должна это обдумать, сказала Миас. Ты можешь вернуться в свою каюту.
Ветрогон издал пронзительный крик и выскочил из каюты с поднятым вверх клювом, словно был существом великих достоинств, слишком важным для супруги корабля и ее глупых обычаев. Миас дождалась, когда он уйдет, и снова уселась на стул.
А что думаешь ты, Джорон Твайнер? Ты готов их казнить только из-за слов твоего друга?
Он задумался.
Прежде вполне возможно, сказал Джорон и уселся на стул напротив Миас. Но прежде я бы бросил ветрогона на произвол судьбы, чтобы избавиться от страха перед ним.
Ты думаешь, что он их боится? Миас сверкнула глазами.
У нее уже имелись собственные мысли на сей счет; конечно, иначе и быть не могло, они были у нее всегда. Он являлся для нее слушателем, которому следовало улавливать ее идеи и возвращать ей обратно, взглянув на них по-новому, как если бы они являлись странным и новым существом, поднявшимся из глубин.
Может быть, он их и не боится, но совершенно определенно испытывает дискомфорт, ответил Джорон. Он говорит о них с очевидной тревогой.
Он постоянно испытывает тревогу, заметила Миас.
Но тут все иначе.
Наступило молчание, пока Миас размышляла. Потом она встала.
Давай вместе отправимся на «Сокровища девы», сказала она. Мы поговорим с лишенными ветра, и ты скажешь, что о них думаешь. Она улыбнулась. Испытывают ли они «дискомфорт».
Их доставили на другой корабль гребцы, слишком малое расстояние, чтобы использовать крыло-лодки, Меванс на корме задавал ритм, там же разместились Нарза и Анзир. Джорон стоял с Миас на носу, и они вместе смотрели, как растет коричневый борт торговца.
Ты уже решила, что с ними делать? спросил Джорон.
Она покачала головой.
Я послала Коксварда, чтобы он внимательно осмотрел «Сокровища девы». Это большой корабль, который может оказаться полезным, если удастся удерживать его на плаву, но если нет мертвый груз.
Мастер костей лучший специалист по кораблям, что у нас есть, ответил Джорон.
Какая-то часть меня рассчитывает, что мы сможем оставить его здесь, сказала Миас. Тогда не потребуется разбивать команду на две части.
Так почему бы сразу это не сделать? поинтересовался Джорон.
Она смотрела на корабль, который тихонько покачивался на волнах, размышляя над вопросом Джорона.
Потому что он нам нужен. У Ста островов и Суровых есть сотни кораблей для ведения войны, а наше маленькое движение за мир держится между ними, плохо снаряженное и не готовое к нападению врага. Она усмехнулась, потом подхватила лестницу, сброшенную вдоль борта «Сокровищ девы», и ловко полезла наверх. Джорон последовал за ней, не так быстро и с огромной осторожностью.
Наверху их уже ждал мастер костей Коксвард. Он также закутался в плотный плащ, защищаясь от холода, и Джорон знал, что под ним его тело забинтовано для защиты пораженной язвами кожи у него была болезнь гниль-кейшана, которая постепенно его поглощала, обычная судьба мастеров костей и тех, кто занимался обработкой тел морских драконов.
Он сможет летать по морю, супруга-корабля, сказал Коксвард, который не выглядел довольным. Но этот корабль, он дважды топнул ногой по потрескавшемуся сланцу палубы, никто бы не назвал счастливым. Его бы следовало отправить к Старухе, ведь ему никогда не избавиться от вони страданий.
Тут я не стану с тобой спорить, Коксвард, но он нам нужен. Ты можешь сделать так, чтобы на нем было возможно находиться?
Ну Он сделал глубокий вдох. Мы вытащили полки из трюма. Там все еще воняет, как во внутренностях кейшана, и тут ничего не изменить. Моя команда начала работу с правой части. Его лицо оставалось мрачным.
Они будут награждены за работу, обещала Миас. Я знаю, что это трудная задача.
Там внизу есть еще трупы, супруга-корабля, тихо сказал он. Она кивнула и коснулась его руки. Мы собираем тела на нижней палубе, продолжал он. Мы уже начали выбрасывать их за борт, но такое количество может привлечь крупных морских хищников, а нам это совсем ни к чему.
Миас кивнула.
А где Гаррийя? спросила она.
Она превратила каюту супруги корабля во владения Старухи, ответил Коксвард и смущенно отвернулся, для лечения.
Я поговорю с ней, сказала Миас. Продолжай работу, Коксвард, ты знаешь, что я тебе благодарна.
Оттуда они отправились в бывшую каюту супруги корабля. Миас постучала, и услышала ответ Гаррийи:
Входите, супруга корабля. Входи, Зовущий.
Внутри небольшая каюта изменилась. Большую часть мебели убрали, в центре полыхала жаровня. Гаррийя, маленькая и скрюченная, присела на корточки перед жаровней, рядом с ней на стуле супруги корабля пристроился юноша, глаза которого были плохо сфокусированы.