Мои руки дрожали. Кровь прилила к лицу, и оно запылало, словно мне надавали пощёчин. Отец, сузив глаза, испытующе смотрел на меня, и под его взглядом хотелось провалиться сквозь пол. Ждал, что я признаю его правоту. Начну извиняться. Оправдываться. Обещать всё, что угодно, лишь бы смягчить его. Но я молчала, не зная, что ему ответить. Словно обратилась в камень. Хотелось только одного кричать, что есть сил. Разбить вазу. Выбить дверь. Перебудить всех слуг. Именно это меня останавливало. Сплетни. Им только дай повод!
У них у всех есть деньги, наконец, выдавила я.
Деньги? Что сейчас значат деньги? он откровенно потешался надо мной. Перстни сверкали на его пальцах. Сегодня они есть, а завтра их нет! А чтобы они были и завтра, нужен характер! Воля! Дисциплина! Власть! Ни у одного из этих блеющих баранов этого нет! И никогда не будет! Ты хочешь денег, а я хочу сберечь семейный бизнес. И не хочу, чтобы однажды ты всё спустила с молотка на аукционах. Двадцать лет я строил свой бизнес. Мечтал о наследнике. Мечтаю о внуках, но не хочу, чтобы ты путалась с кем попало.
Я всегда тебя расстраивала, папа, произнесла я и почувствовала, как дрогнул мой голос.
Вздор, буркнул он, чуть смягчившись. Научись сначала тратить те деньги, которые у тебя есть. А то я чувствую себя дураком, оплачивая очередной «спа-бокс из Шартра», «орлеанское сапфировое колье», «винтажный портрет из секвойи» или счёт «за спасение ста тисовых деревьев». Когда я увижу в счетах что-нибудь более внятное, то, возможно, пересмотрю свои взгляды насчёт тебя. Пока я вижу перед собой взбалмошную девчонку, не видящую дальше завтрашнего дня. Иди. Я устал от этого разговора и таких лоботрясов как Оливер Ле Фернс. Как же надо любить деньги, чтобы иметь столь отвратительный вкус? Сколько же мороки с тобой!
Я вылетела из его кабинета как ошпаренная. Проскочила мимо Леона и хлопнула дверью своей спальни. Кузина ещё была в столовой, и я с облегчением вздохнула. Её увещевания сейчас некстати! В это мгновение казалось, что ещё немного, и отец узнает о том, что оплачиваемые им счета имеют под собой один источник игорный подземный клуб, где мы с Оливером познакомились полгода назад. Когда начинался игровой сезон, то я, минуя все камеры, по ночам отправлялась на улицу Риволи, где с упоением играла в покер он был моей единственной отдушиной.
Дрожащими руками я отправила сообщение Олли со своего кафо: «Ночью репетиция перед полуфиналом. Встречаемся на станции».
Обхватив лицо ладонями, дала волю слезам. Отец хочет видеть рядом со мной такого же тирана как он! На меньшее просто не согласен! Поэтому отправляет восвояси всех, кто осмеливается просить моей руки. Бизнес для него всё! Ради него он способен на многое. Даже использовать меня как разменную монету. А чтобы перестать зависеть от него, я должна уметь играть на высшем уровне, если не суждено выйти замуж за того, за кого хочу. Благодаря покеру смогу заработать столько, чтобы покинуть отцовский дом, так как терпение на исходе. До двадцати пяти лет мне оставалось чуть меньше шести лет, и я не представляла, как дотяну до юбилея в такой атмосфере.
Свобода никогда не достаётся бесплатно.
Разумеется, я ошибалась. Разумеется, у дюжины реставрационных богов на меня были другие планы.
Глава III. Бои без правил
«Несдержанность меньшее из зол пред Богом,
И он не так карает за него».
Данте Алигьери, «Божественная комедия».
Лилль, 21 марта 2193 года
В этот день, четыре года назад, я окончил лётную академию и, получив все допуски, начал самостоятельные полёты. Помнил, как в первое время небо впускало наш учебный самолёт в свои владения осторожно, когда никто толком не знал, что будет происходить на такой высоте. Редкие облака казались призраками былых эпох, погребённых под землёй, водой и ледниками. Я смотрел на изломанную береговую полосу, затопленные города, груды металла среди заросших травой полей, которые люди снова пытались сделать плодородными. Они возвращались к земле, но она не торопилась делиться своими плодами, даже тогда, когда был снят верхний слой ила и мусора. Если раньше мы привыкли рассчитывать на кропотливую работу нанороботов и вспомогательной техники, то сейчас учились вновь полагаться только на свои силы. Ещё никто не смог противостоять стихии и утвердить над ней свою власть. Ещё никто не смог одолеть цунами или устоять во время землетрясения
Снижаясь, я видел исчезающую в предрассветном сумраке вереницу из рассыпанных по небесной тропке звёзд. В небе я неизменно оказывался в мире, где ещё не изобрели электричество. В мире, существующем на протяжении долгих тысячелетий. В мире, где прошлое до сих пор встречается с будущим. Раньше я по-детски верил, что бог встретит меня в небе. Но вместо этого пришла мировая катастрофа, после которой началась эпоха реставрации с новыми богами и ожившими легендами, коррупцией и симонией[9], контрабандой и потерей прежних ценностей, на которых стоял старый мир.
Мы с отцом остались в Лилле я начал возить гуманитарные грузы под флагом Красного креста, а отец продолжал работать главным техником на заводе «Аэрокредо». Раз в месяц я брал длинные отгулы, позволявшие мне участвовать в кулачных боях это помогало снимать скопившееся напряжение. Конечно же, я не забывал о данном себе слове: в каждом противнике видел ненавистное лицо Ринальди, которое через пару ударов превращалось в кровавое месиво. Тактике боя меня обучал один из лучших подпольных мастеров китаец Ли Цянь, он же заставлял тренироваться до седьмого пота.
Ты бешеный лис, Марк, картавя, приговаривал он, видя, как я кружу вокруг боксёрской груши. Только в тебе нет столько хитрости. Она компенсируется злостью! Ну же, давай! Покажи её!
Я нещадно бил грушу. Думал, что с годами гнев испарится, но он был подобен холодной змее, которая свернулась в глубинах моей души. Она ждала своего часа. Ждала удобного момента. Ждала, когда я дам ей полную свободу действий. Инферис сломал наши жизни, а Ринальди мою семью. Моя робкая и мягкая мать никогда бы не ушла по своей воле. Никогда бы не отвернулась от того, что являлось для неё смыслом всего.
Со временем на моём теле появились шрамы. На самых заметных из них я набивал татуировки: театральные маски соседствовали с французским флагом, номер жетона с силуэтом ворона, а Дева Мария с взлетающим самолётом. Окончив художественную школу, мой друг детства Фредерик стал известным в колонии татуировщиком. Говорили, что его посещали святые отцы-апокалиптики, местные шаманы и представители ультрарадикальных партий, ратующих за независимость Бельгии от Франции. Периодически они устраивали погромы в городах, и, возвращаясь в Лилль, набивали себе новые цифры и символы
Все художества Фредерика на моей груди, спине и плечах надёжно скрывала белоснежная рубашка с нашивками, однако, порой меня выдавало отёкшее лицо или новая ссадина. Начальство смотрело на это сквозь пальцы я летал в труднодоступные регионы, мог много часов обходиться без сна и не боялся обстрелов. Брался за любую возможность! Меня не пугали ни ветры, ни ледники, ни снаряды от партизан, оккупировавших побережье. Обычно те, видя красный крест на хвосте самолёта, пропускали нас туда и обратно, однако, многих моих уже бывших сокурсников это не убедило сесть за штурвал.
А помнишь, как ты терялся в аэродинамике? Основа основ! тараторил Алеф, когда мы шли к ангару. Над горизонтом занимался серый рассвет. Тебя валил сам Оттавана, а ты просто тупо хотел летать. Ты готов был с ним спорить до хрипоты по расчёту углов атаки!