Вот старик достал из внутреннего кармана бережно обернутый бумагой паспорт. Передал инструктору. Вот инструктор посмотрел в документы, перелистнул страницу, спросил что-то. Вот Панасенко попытался успокоить переволновавшуюся даму.
Звуков не было, лишь стучала кровь в висках и вторили ей колеса на стыках. Дудух-дудух, дудух-дудух
Чикатило уперся лбом в грязное стекло двери.
«Милицию, народные дружины, комсомол всех приказали задействовать, чтобы под каждым кустом на него засада была», прозвучал у него в голове голос инструктора.
«И долго так ловить собираются?»
«Пока не поймают».
Дудух-дудух, дудух-дудух, дудух-дудух
Инструктор вернул старику документы. Что-то сказал. Но Чикатило слышал только стук колес и голоса в голове:
«И долго так ловить собираются?»
«Пока не поймают».
Инструктор взял под козырек, вместе с Панасенко направился к тамбуру.
Чикатило отлип от стекла и отступил к двери вагона.
Дудух-дудух, дудух-дудух, дудух-дудух стучали колеса.
«Пока не поймают, пока не поймают, пока не поймают», звучал им в такт, не унимаясь, голос инструктора в голове.
Чикатило прислонился спиной к стене, запрокинул голову и закрыл глаза. Разъехались с характерным звуком двери тамбура.
Романыч, ты чего? С сердцем плохо? прозвучал совсем рядом голос инструктора. Живой, настоящий, здесь и сейчас.
Чикатило открыл глаза. Перед ним стояли инструктор и Панасенко.
Нормально все, криво улыбнулся он.
1992 год
Отчего-то именно эта сцена вспомнилась ему в зале суда.
Подсудимый, повторяю вопрос.
Я не то чтобы «мог сдерживаться» отозвался Чикатило, отгоняя воспоминания. Я знал, что занимаюсь презренным делом, давал себе клятвы, что больше не буду
Вы знали, что вас разыскивают?
Да, знал, что ищут. Разыскивали, следственные органы осуществляли сплошное физическое покрытие. Я же в народной дружине состоял. Мы дежурили на вокзалах, в парках, электричках. В общем, прикрывали все места, возле которых находили трупы, все подходы и отходы.
Чикатило ухмыльнулся и снова позволил нахлынуть воспоминаниям.
* * *
Чикатило и Панасенко стояли на полупустой пригородной платформе. В стороне, у щита с расписанием, сидела немолодая женщина, торгующая семечками. С ней о чем-то разговаривал инструктор.
Панасенко посмотрел на просвечивающее сквозь пелену облаков солнце, улыбнулся и зажмурился.
Красота! Сейчас бы на речку, а мы по электричкам шатаемся.
Вдалеке раздался мерный рокот. Он нарастал, приближаясь, и люди на платформе запрокинули головы в поисках источника звука.
Вертолет вынырнул из-за деревьев, прошел над платформой и скрылся. Панасенко, прикрыв ладонью, словно козырьком, глаза от солнца, проводил его взглядом.
Пожарный, что ли? Горит где опять?
Не, вроде не пожарный, покачал головой Чикатило.
К ним подошел инструктор с кульком семечек, сплевывая на ходу шелуху.
Наш это, сказал он, отсыпая Панасенко семечек.
А чего он тут летает?
А чего мы тут по электричкам ходим? Вот и он по той же причине.
Чикатило посмотрел туда, куда улетел вертолет, скривил губы.
Романыч, семечки будешь? спросил инструктор.
Чикатило посмотрел на него, продолжая ухмыляться, отрицательно покачал головой.
Нет. Спасибо.
* * *
В Управлении внутренних дел Ростова шло очередное совещание. Участники группы по поимке потрошителя сидели как оплеванные результата не было. Полковник Ковалев говорил сдержанно, но чувствовалось, что он на взводе:
Таким образом, гражданин Калинин к нашим убийствам отношения не имеет.
Витвицкий задумчиво кивнул.
И вся эта «Лесополоса» не дает никакого результата, сказал Липягин. Поставили на уши всю милицию, гоняемся за тенями, а преступник где-то ходит и над нами посмеивается.
До недавнего времени, Эдуард Константинович, вы были уверены, что преступники у вас в камере сидят, подал голос Витвицкий.
Горюнов красноречиво посмотрел на него, капитан отвел взгляд. Тогда Олег Николаевич повернулся к Липягину.
Неправ ты, майор. Отрицательный результат тоже результат. Просто из него нужно сделать правильные выводы.
Это какие? взъелся Липягин. Что помимо преступника, которого мы не можем поймать, у нас теперь есть куча комсомольцев и прочих добровольных помощников, которые в казаков-разбойников не наигрались? И вместо того, чтобы ловить убийцу, мы теперь будем каждый божий день проводить задержания граждан, которые, как этот вот Калинин, порезались, пока рыбу чистили или винегрет крошили?
Задержания мы, конечно, проводить будем, не стал спорить Горюнов. И, скорее всего, среди них будет немало ошибочных. Но твое заключение неверно. При таком внимании со стороны органов преступнику будет затруднительно совершить убийство и не попасться вот верное заключение.
Ковалев, внимательно слушавший их, нахмурился.
При таком внимании преступник может затаиться, лечь на дно, переждать, сказал он.
Долго пережидать он не сможет, возразил Витвицкий.
Чего это вдруг? не понял Липягин.
Не вдруг. Виталий упрямо наклонил голову. Частота убийств растет. Это значит, он вошел во вкус. Не может сдерживаться. Значит, рано или поздно проявит себя.
Отлично! усмехнулся Ковалев. Только долго направлять все силы милиции области на поимку одного человека мы тоже не сможем.
Ошибаетесь, товарищ полковник, не согласился Горюнов. Дело «Лесополоса» поставлено на контроль во всех вышестоящих инстанциях, в том числе в ЦК КПСС. И как сказал генеральный прокурор: «В стране нет дела более важного, чем Лесополоса». И коль скоро руководство операцией возложено на меня, давайте работать.
Горюнов поднялся из-за стола, направился к двери. Следом потянулись остальные. Только Ковалев остался сидеть на своем месте, постукивая ручкой по столешнице.
Последним шел Липягин.
Эдик, окликнул Ковалев. Задержись.
Липягин прикрыл дверь, вернулся к столу. Ковалев кивнул на место Горюнова.
Что думаешь?
Новая метла метет по-старому, пожал плечами Липягин.
Заговорил по-другому. Силу почувствовал, сука!
Это на совещании, махнул рукой Липягин. Может, тебе с ним наедине поговорить, а, Семеныч? По-свойски. Он вроде попроще Кесаева будет. Хороший повод с московскими замириться.
Так он врио[3]. Чего мне с ним договариваться, если завтра из Москвы какого-нибудь нового Кесаева пришлют?
Может, пришлют, а может, и не пришлют. Нет ничего более постоянного, чем временное, сам знаешь.
Блядь, с досадой в голосе выругался Ковалев, скорей бы уже все это закончилось
* * *
Горюнов сидел над материалами дела, когда в дверь осторожно постучали. Тут же, не дожидаясь ответа, вошел Ковалев. Горюнов как бы невзначай перевернул документы на столе текстом вниз и с радушной улыбкой поднялся из-за стола.
Александр Семенович, чем обязан?
Ковалев оценивающе посмотрел на Горюнова, усмехнулся.
Да вот, Олег Николаевич, хотел с вами о делах наших скорбных покалякать.
Так вроде рабочий день закончился, нахмурился Горюнов.
А я, так сказать, в неформальной обстановке.
Ковалев достал бутылку коньяка, поставил на стол перед Горюновым.
Вы как на это смотрите, Олег Николаевич?
Ковалев улыбнулся, но улыбка была натянутой.
Горюнов улыбнулся в ответ, сел за стол, выдвинул ящик стола, достал оттуда два стакана и несколько ирисок «Золотой ключик». Поставил стаканы на стол, жестом пригласил полковника сесть.
Ковалев уселся, открыл бутылку, разлил коньяк.
Я буду откровенно говорить, без всяких там экивоков, сказал он и взял стакан с янтарным напитком. С Тимуром Руслановичем у нас отношения не очень задались. Сложный он человек Ковалев замолчал, посмотрел на Горюнова и добавил: Нет, не плохой. Но сложный.
Да вы не бойтесь, Александр Семенович. Кесаев, прямо скажем, человек себе на уме, улыбнулся Горюнов.