Я согласен, больную, парализованную мать острее жалеешь и любишь. Однако любоваться ее страданиями, выражать их эстетически низость
Ладно
Подъехали к туристской базе. Какой-то идиот построил ее на расстоянии четырех километров от ближайшего водоема. Пруды, озера, речка знаменитая, а база на солнцепеке. Правда, есть номера с душевыми кабинами Изредка горячая вода
Заходим в экскурсионное бюро. Сидит такая дама, мечта отставника. Аврора сунула ей путевой лист. Расписалась, получила обеденные талоны для группы. Что-то шепнула этой пышной блондинке, которая сразу же взглянула на меня. Взгляд содержал неуступчивый беглый интерес, деловую озабоченность и легкую тревогу. Она даже как-то выпрямилась. Резче зашуршали бумаги.
Вы не знакомы? спросила Аврора.
Я подошел ближе.
Хочу поработать в заповеднике.
Люди нужны, сказала блондинка.
В конце этой реплики заметно ощущалось многоточие. То есть нужны именно хорошие, квалифицированные специалисты. А случайные, мол, люди не требуются
Экспозицию знаете? спросила блондинка и неожиданно представилась: Галина Александровна.
Я был здесь раза три.
Этого мало.
Согласен. Вот и приехал снова
Нужно как следует подготовиться. Проштудировать методичку. В жизни Пушкина еще так много неисследованного Кое-что изменилось с прошлого года
В жизни Пушкина? удивился я.
Извините, перебила Аврора, меня туристы ждут. Желаю удачи
Она исчезла юная, живая, полноценная. Завтра я услышу в одной из комнат музея ее чистый девичий голос:
«Вдумайтесь, товарищи!.. Я вас любил так искренне, так нежно Миру крепостнических отношений противопоставил Александр Сергеевич этот вдохновенный гимн бескорыстия»
Не в жизни Пушкина, раздраженно сказала блондинка, а в экспозиции музея. Например, сняли портрет Ганнибала.
Почему?
Какой-то деятель утверждает, что это не Ганнибал. Ордена, видите ли, не соответствуют. Якобы это генерал Закомельский.
Кто же это на самом деле?
И на самом деле Закомельский.
Почему же он такой черный?
С азиатами воевал, на юге. Там жара. Вот он и загорел. Да и краски темнеют от времени.
Значит, правильно, что сняли?
Да какая разница Ганнибал, Закомельский Туристы желают видеть Ганнибала. Они за это деньги платят. На фига им Закомельский?! Вот наш директор и повесил Ганнибала Точнее, Закомельского под видом Ганнибала. А какому-то деятелю не понравилось Простите, вы женаты?
Галина Александровна произнесла эту фразу внезапно и, я бы сказал, застенчиво.
Разведен, говорю, а что?
Наши девушки интересуются.
Какие девушки?
Их сейчас нет. Бухгалтер, методист, экскурсоводы
Почему же они мной интересуются?
Они не вами. Они всеми интересуются. У нас тут много одиноких. Парни разъехались Кого наши девушки видят? Туристов? А что туристы? Хорошо, если у них восьмидневка. Из Ленинграда так на сутки приезжают. Или на трое А вы надолго?
До осени. Если все будет хорошо.
Где вы остановились? Хотите, я позвоню в гостиницу? У нас их две, хорошая и плохая. Вы какую предпочитаете?
Тут, говорю, надо подумать.
Хорошая дороже, объяснила Галя.
Ладно, сказал я, денег все равно нет
Она сразу же куда-то позвонила. Долго кого-то уговаривала. Наконец вопрос был решен. Где-то записали мою фамилию.
Я вас провожу.
Давно я не был объектом такой интенсивной женской заботы. В дальнейшем она будет проявляться еще настойчивее. И даже перерастет в нажим.
Вначале я относил это за счет моей потускневшей индивидуальности. Затем убедился, насколько огромен дефицит мужского пола в этих краях. Кривоногий местный тракторист с локонами вокзальной шлюхи был окружен назойливыми румяными поклонницами.
Умираю, пива! вяло говорил он.
И девушки бежали за пивом
Галя заперла дверь экскурсионного бюро. Мы направились через лес в сторону поселка.
Вы любите Пушкина? неожиданно спросила она.
Что-то во мне дрогнуло, но я ответил:
Люблю «Медного всадника», прозу
А стихи?
Поздние стихи очень люблю.
А ранние?
Ранние тоже люблю, сдался я.
Тут все живет и дышит Пушкиным, сказала Галя, буквально каждая веточка, каждая травинка. Так и ждешь, что он выйдет сейчас из-за поворота Цилиндр, крылатка, знакомый профиль
Между тем из-за поворота вышел Леня Гурьянов, бывший университетский стукач.
Борька, хрен моржовый, дико заорал он, ты ли это?!
Я отозвался с неожиданным радушием. Еще один подонок застал меня врасплох. Вечно не успеваю сосредоточиться
Я знал, что ты приедешь, не унимался Гурьянов
Впоследствии мне рассказали такую историю. Была тут в начале сезона пьянка. Чья-то свадьба или день рождения. Присутствовал местный сотрудник госбезопасности. Заговорили обо мне. Кто-то из общих знакомых сказал:
Он в Таллине.
Ему возразили:
Нет, уже год, как в Ленинграде.
А я слышал, что в Риге у Красильникова
Следовали новые и новые версии.
Чекист сосредоточенно поедал тушеную утку. Затем приподнял голову и коротко высказался:
Есть данные собирается в Пушкинские Горы
Меня ждут, сказал Гурьянов, как будто я его удерживал.
Он посмотрел на Галю:
А ты похорошела. Никак зубы вставила?
Карманы его тяжело оттопыривались.
Вот засранец! неожиданно произнесла Галина. И через минуту: Как хорошо, что Пушкин этого не видит.
Да, сказал я, это неплохо.
Первый этаж гостиницы «Дружба» занимали три учреждения. Гастроном, парикмахерская и ресторан «Лукоморье». Надо бы, думаю, Галину пригласить за все ее услуги. Денег я захватил ничтожно мало. Один размашистый жест грозил катастрофой.
Я промолчал.
Мы подошли к барьеру, за которым сидела женщина-администратор. Галя меня представила. Женщина протянула увесистый ключ с номером 231.
А завтра подыщите комнату, сказала Галина, можно в поселке Можно на Ворониче, только это дорого Можно в одной из ближайших деревень: Савкино, Гайки
Спасибо, говорю, выручили.
Ну, я пошла.
Фраза оканчивалась едва уловимым вопросительным знаком: «Ну, я пошла?»
Проводить вас?
Я живу в микрорайоне, таинственно реагировала девушка.
Затем отчетливо и внятно, чересчур отчетливо и внятно:
Провожать не обязательно И не думайте, что я такая
Она удалилась, гордо кивнув администратору.
Я поднялся на второй этаж и отпер дверь. Кровать была аккуратно застелена. Репродуктор издавал прерывистые звуки. На перекладине распахнутого стенного шкафа болтались вешалки.
В этой комнате, в этой узенькой лодке, я отплывал к неведомым берегам самостоятельной холостяцкой жизни.
Я принял душ, смывая щекотливый осадок Галиных хлопот, налет автобусной влажной тесноты, коросту многодневного застолья.
Настроение заметно улучшилось. Холодный душ подействовал как резкий окрик.
Я вытерся, натянул гимнастические брюки и закурил.
В коридоре раздавался стук шагов. Где-то звучала музыка. Под окнами шумели грузовики и бесчисленные мопеды.
Я улегся поверх одеяла, раскрыл серый томик Виктора Лихоносова. Решил наконец выяснить, что это за деревенская проза? Обзавестись своего рода путеводителем
Читая, я незаметно уснул. Проснулся в два ночи. Предутренний летний сумрак заливал комнату. Уже можно было сосчитать листья фикуса на окне.
Я решил спокойно все обдумать. Попытаться рассеять ощущение катастрофы, тупика.
Жизнь расстилалась вокруг необозримым минным полем. Я находился в центре. Следовало разбить это поле на участки и браться за дело. Разорвать цепь драматических обстоятельств. Проанализировать ощущение краха. Изучить каждый фактор в отдельности.
Человек двадцать лет пишет рассказы. Убежден, что с некоторыми основаниями взялся за перо. Люди, которым он доверяет, готовы это засвидетельствовать.
Тебя не публикуют, не издают. Не принимают в свою компанию. В свою бандитскую шайку. Но разве об этом ты мечтал, бормоча первые строчки?