Ты добиваешься справедливости? Успокойся, этот фрукт здесь не растет. Несколько сияющих истин должны были изменить мир к лучшему, а что произошло в действительности?
У тебя есть десяток читателей. Дай бог, чтобы их стало еще меньше
Тебе не платят вот что скверно. Деньги это свобода, пространство, капризы Имея деньги, так легко переносить нищету
Учись зарабатывать их, не лицемеря. Иди работать грузчиком, пиши ночами. Мандельштам говорил, люди сохранят все, что им нужно. Вот и пиши
У тебя есть к этому способности могло и не быть. Пиши, создай шедевр. Вызови душевное потрясение у читателя. У одного-единственного живого человека Задача на всю жизнь.
А если не получится? Что ж, ты сам говорил, в моральном отношении неудавшаяся попытка еще благороднее. Хотя бы потому, что не вознаграждается
Пиши, раз уж взялся, тащи этот груз. Чем он весомее, тем легче
Тебя угнетают долги? У кого их не было?! Не огорчайся. Ведь это единственное, что по-настоящему связывает тебя с людьми
Оглядываясь, ты видишь руины? Этого можно было ожидать. Кто живет в мире слов, тот не ладит с вещами.
Ты завидуешь любому, кто называет себя писателем. Кто может, вытащив удостоверение, документально это засвидетельствовать.
Но что же пишут твои современники? У писателя Волина ты обнаружил:
«Мне стало предельно ясно»
И на той же странице:
«С беспредельной ясностью Ким ощутил»
Слово перевернуто вверх ногами. Из него высыпалось содержимое. Вернее, содержимого не оказалось. Слова громоздились неосязаемые, как тень от пустой бутылки
Ах, не о том, не о том зашла речь!.. Как надоели вечные твои уловки!..
Жить невозможно. Надо либо жить, либо писать. Либо слово, либо дело. Но твое дело слово. А всякое Дело с заглавной буквы тебе ненавистно. Вокруг него зона мертвого пространства. Там гибнет все, что мешает делу. Там гибнут надежды, иллюзии, воспоминания. Там царит убогий, непререкаемый, однозначный материализм
И снова не то, не то
Во что ты превратил свою жену? Она была простодушной, кокетливой, любила веселиться. Ты сделал ее ревнивой, подозрительной и нервной. Ее неизменная фраза: «Что ты хочешь этим сказать?» памятник твоей изворотливости
Твои безобразия достигали курьезов. Помнишь, как ты вернулся около четырех ночи и стал расшнуровывать ботинки. Жена проснулась и застонала:
Господи, куда в такую рань?!.
Действительно, рановато, рановато, пробормотал ты.
А потом быстро разделся и лег
Да что тут говорить
Утро. Шаги, заглушаемые алой ковровой дорожкой. Внезапное прерывистое бормотание репродуктора. Плеск воды за стеной. Грузовики под окнами. Неожиданный отдаленный крик петуха
В детстве лето было озвучено гудками паровозов. Пригородные дачи Запах вокзальной гари и нагретого песка Настольный теннис под ветками Тугой и звонкий стук мяча Танцы на веранде (старший брат доверил тебе заводить патефон) Глеб Романов Ружена Сикора «Эта песня за два сольди, за два гроша», «Я тобою в Бухаресте грезил наяву».
Выжженный солнцем пляж Жесткая осока Длинные трусы и следы резинок на икрах Набившийся в сандалии песок
В дверь постучали:
К телефону!
Это недоразумение, говорю.
Вы Алиханов?
Меня проводили в комнату сестры-хозяйки. Я взял трубку.
Вы спали? поинтересовалась Галина.
Я горячо возразил.
Я давно заметил, что на этот вопрос люди реагируют с излишней горячностью. Задайте человеку вопрос: «Бывают ли у тебя запои?» и человек спокойно ответит нет. А может быть, охотно согласится. Зато вопрос «Ты спал?» большинство переживает чуть ли не как оскорбление. Как попытку уличить человека в злодействе
Я договорилась насчет комнаты.
Вот спасибо.
В деревне Сосново. Пять минут от турбазы. Отдельный вход.
Это главное.
Хозяин, правда, выпивает
Еще один козырь.
Запомните фамилию Сорокин. Михаил Иваныч Пойдете через турбазу вдоль оврага. С горы уже деревню видно. Четвертый дом А может, пятый. Да вы найдете. Там свалка рядом
Спасибо, милая.
Тон резко изменился:
Какая я вам милая?! Ох, умираю Милая Скажите пожалуйста Милую нашел
В дальнейшем я не раз изумлялся этим мгновенным Галиным преображениям. Живое участие, радушие и простота сменялись крикливыми интонациями оскорбленного целомудрия. Нормальная речь визгливым провинциальным говором
И не подумайте чего-нибудь такого!
Такого никогда. И еще раз спасибо
Я отправился на турбазу. На этот раз здесь было людно. Вокруг стояли разноцветные автомашины. Группами и поодиночке бродили туристы в курортных шапочках. У газетного киоска выстроилась очередь. Из распахнутых окон столовой доносился звон посуды и визг металлических табуреток. Здесь же резвилось несколько упитанных дворняг.
На каждом шагу я видел изображения Пушкина. Даже возле таинственной кирпичной будочки с надписью «Огнеопасно!». Сходство исчерпывалось бакенбардами. Размеры их варьировались произвольно. Я давно заметил: у наших художников имеются любимые объекты, где нет предела размаху и вдохновению. Это в первую очередь борода Карла Маркса и лоб Ильича
Репродуктор был включен на полную мощность:
Внимание! Говорит радиоузел пушкиногорской туристской базы. Объявляем порядок дня на сегодня
Я зашел в экскурсионное бюро. Галину осаждали туристы. Она махнула рукой, чтобы я подождал.
Я взял с полки брошюру «Жемчужина Крыма». Достал сигареты.
Экскурсоводы, получив какие-то бумаги, удалялись. За ними к автобусам бежали туристы. Несколько «диких» семейств жаждало присоединиться к группам. Ими занималась высокая худенькая девушка.
Ко мне застенчиво приблизился мужчина в тирольской шляпе:
Извините, могу я задать вопрос?
Слушаю вас.
Это дали?
То есть?
Я спрашиваю, это дали? Тиролец увлек меня к распахнутому окну.
В каком смысле?
В прямом. Я хотел бы знать, это дали или не дали? Если не дали, так и скажите.
Не понимаю.
Мужчина слегка покраснел и начал торопливо объяснять:
У меня была открытка Я филокартист
Кто?
Филокартист. Собираю открытки Филос любовь, картос
Ясно.
У меня есть цветная открытка «Псковские дали». И вот я оказался здесь. Мне хочется спросить это дали?
В общем-то, дали, говорю.
Типично псковские?
Не без этого.
Мужчина, сияя, отошел
Миновал час пик. Бюро опустело.
С каждым летом наплыв туристов увеличивается, пояснила Галина.
И затем, немного возвысив голос:
Исполнилось пророчество: «Не зарастет священная тропа!..»[1]
Не зарастет, думаю. Где уж ей, бедной, зарасти. Ее давно вытоптали эскадроны туристов
По утрам здесь жуткий бардак, сказала Галина.
Я снова подивился неожиданному разнообразию ее лексики.
Галя познакомила меня с инструктором бюро Людмилой. Ее гладкими ножками я буду тайно любоваться до конца сезона. Люда вела себя ровно и приветливо. Это объяснялось наличием жениха. Ее не уродовала постоянная готовность к возмущенному отпору. Пока что жених находился в тюрьме
Затем появилась некрасивая женщина лет тридцати методист. Звали ее Марианна Петровна. У Марианны было запущенное лицо без дефектов и неуловимо плохая фигура.
Я объяснил цель моего приезда. Скептически улыбаясь, она пригласила меня в отдельный кабинет.
Вы любите Пушкина?
Я испытал глухое раздражение.
Люблю.
Так, думаю, и разлюбить недолго.
А можно спросить за что?
Я поймал на себе иронический взгляд. Очевидно, любовь к Пушкину была здесь самой ходовой валютой. А вдруг, мол, я фальшивомонетчик
То есть как? спрашиваю.
За что вы любите Пушкина?
Давайте, не выдержал я, прекратим этот идиотский экзамен. Я окончил среднюю школу. Потом университет. (Тут я немного преувеличил. Меня выгнали с третьего курса.) Кое-что прочел. В общем, разбираюсь Да и претендую всего лишь на роль экскурсовода