Не приневоливай меня сегодня к питью не буду пить, говорил он. Разве одну только и ни капельки больше. Я приехал, собственно, чтоб посмотреть Сам знаешь, я теперь человек женатый молодая жена насилу урвался. К тому же и тесть еще не все приданые деньги отдал. Я у него в руках, а не он у меня.
К столу подошел Заливалов и чокнулся с Калинкиным.
Какой торговлей занимаетесь? спросил он.
В Александровском рынке красным товаром торгуем, отвечал тот.
Зайду, беспременно зайду. Мне кой-что потребуется! покровительственно проговорил Заливалов. По второй, чтоб не хромать, можете?
С душевным бы удовольствием всех превеликих чувств, но сегодня нельзя. Я, собственно, на самое малое время приехал, потому завтра дело
Ну, для меня. Со мной чокнись! упрашивал Переносов.
Калинкин выпил вторую рюмку. Переносов взял его под руку и повел показывать свой кабинет. Показав ему библиотеку, скелеты и прочие предметы, он отвел его в угол и чуть не со слезами на глазах сказал:
Сеня, ты видишь, что у меня все по-современному. Будучи другом, скажи по совести: можно заметить, что я из серого купечества?
Никоим образом нельзя заметить! отвечал приятель.
Вскоре приехали два литератора. Один из них был в высоких охотничьих сапогах и говорил сиплым голосом, другой в желтом пиджаке и с подбитым глазом. Заливалов тотчас рекомендовал их хозяину и сказал, что теперь можно начинать вечер.
Я думаю, не выпить ли прежде всем по рюмке, а потом и начинать? заметил Переносов.
И то дело! отвечал Заливалов. Господа, перед началом музыкально-литературно-химическо-физического вечера хозяин предлагает выпить по рюмке вина или водки! торжественно произнес он.
Гости двинулись к столу с закуской.
Ты там как хочешь, а я не буду пить, говорил Переносову Калинкин. Сам знаешь, жена сидит дома одна Ну, что ей за радость, вдруг я пьяный приеду? К тому же я ей и слово дал не пить.
Господи, неужто с трех-то рюмок?.. Ну, для меня!..
Калинкин упирался, однако выпил. Все сели по местам.
Отдел литературный! возгласил Заливалов. Петр Иваныч, обратился он к литератору в охотничьих сапогах, садись за стол и прочти нам что-нибудь. Прочти свой рассказ «Антошка юродивый».
Как же я прочту, коли у меня нет рукописи. И кроме того, это историческое сочинение. Пускай, вон, Викентий стихи читает! кивнул он на желтый пиджак.
Коли нужно заменить номер, то я могу пропеть комические куплеты под фортепиано, предложил свои услуги Перепелов.
Сделайте одолжение, батюшка! воскликнули в один голос хозяин и его друг.
Первым вышел желтый пиджак, тряхнул волосами, облокотился на стул и начал читать какое-то стихотворение о «ней», о «звездах» и о «луне». Окончив его, он принялся за второе в том же духе. Гости начали позевывать. Капитан и купец Русов поднялись с мест и направились к закуске. Наконец желтый пиджак умолк и поклонился. Ему аплодировал только один хозяин. Мелочной лавочник, успевший уже изрядно выпить, икнул и крикнул:
Вот это чудесно!
После желтого пиджака начал петь куплеты актер Перепелов, но тотчас же сбился, встал из-за фортепиано и подошел к закуске.
Господа, по рюмочке! крикнул Переносов и потащил Калинкина к столу.
Ни за что на свете! упирался тот.
А у нас в полку было так принято, произнес капитан, что ежели кто не пьет в общей пирушке, то тому выливают на голову.
Калинкин попятился.
Стаканчик красненького винца, пожалуй, можно! сказал он.
Между тем начались физические и химические опыты. Заливалов, засучив рукава своего кафтана, стал у электрической машины. Около него поместились Переносов и кучер Михайло.
Алимпий Семеныч, у нас давеча банка с водородом лопнула, сказал Михайло.
Заливалов схватился за волосы.
Ну, не мерзавец ли ты после этого? Ведь ты меня зарезал! Есть ли по крайности серный эфир?
Эфир в порядке. Николай Иваныч только самую малость кошке на голову вылили.
Господа, не угодно ли кому-нибудь встать на эту стеклянную скамейку? предложил Заливалов. Я наэлектризую, и тогда все увидят, что волосы субъекта встанут дыбом. Кроме того, прикасающиеся к нему почувствуют, что от него исходят искры.
Гости переглянулись между собою. Никто не решался встать на скамейку.
Что за радость без покаяния погибнуть! произнес купец Русов.
Я бы встал, да у меня волосы коротки, добавил капитан.
Михайло, становись ты! крикнул кучеру Переносов.
В момент-с! Только дозвольте, Николай Иваныч, прежде мне выпить?
Пей.
Коли так, так и нам следует по рюмочке, послышалось у гостей, и они потянулись к закуске.
Калинкин уже беспрекословно отправился за гостями.
Опыт не удавался. Искры от Михайлы, правда, исходили, но волосы дыбом не становились.
Ты, шельмин сын, верно, опять волосы помадой намазал? крикнул на него Переносов.
Помилуйте, Николай Иваныч, да нешто я смею? отозвался Михайло.
Из всех химических и физических опытов всего больше понравилось гостям обмирание и оживление птиц. Все зааплодировали. У Переносова от самодовольства и восторга даже показались слезы. Заливалов раскланивался. К нему подошел совсем уже пьяный мелочной лавочник.
Дозвольте мне, ваше благородие, этого самого спирту, сказал он. У меня жена баба ретивая. Для нее прошу. Как зашумит она, я ее сейчас и обморю на время.
После опытов началось рассматривание «анатомического человека». Переносов разбирал его по частям и говорил:
Вот это сердце, вот это селезенка, а вот ежели эта самая жила лопнет, то человеку капут.
А дозвольте вас спросить, где в человеке пьяная жаба сидит, что винища просит? спрашивал кто-то.
Господа, теперь пожалуйте наверх, на обсерваторию! Там у меня телескоп, и мы будем звезды рассматривать, предложил Переносов. Михайло, бери две бутылки хересу и тащи за нами!
На «обсерватории» никто ничего не видал; но херес пили все и так громко кричали «ура!», что со стоящей рядом голубятни с шумом вылетели все голуби. Вдруг наверх вбежал лакей и доложил, что приехали дамы.
Ах, это французинки! воскликнул Переносов. Алимпий Семеныч, бога ради!.. И опрометью бросился вниз.
Гости последовали за ним.
В зале стояли «французинки». С ними приехал какой-то долгогривый мужчина в бархатном пиджаке. Заливалов отрекомендовал хозяина гостям. «Французинки» оказались говорящими по-русски как русские и даже с вологодским акцентом.
Еще бы им по-русски не говорить, коли с малых лет в Петербурге! оправдывался перед Переносовым Заливалов.
Сначала гости как-то церемонились и даже забыли подходить к закуске. Только один капитан глотал рюмку за рюмкой. Но потом, когда одна из «французинок» спела куплеты «Я стираю, тру да тру», общество начало аплодировать и оживилось. Купец Русов подошел к «французинкам».
А что, барышни, ведь мы где-то встречались? сказал он. Облик-то ваш что-то очень знаком.
Верно, у Макарья на ярмарке, мы там у Барбатенки в трактире пели, отвечали они.
Калинкин был уже изрядно выпивши. Он подошел и Переносову и обнял его.
Чудесно, чудесно! бормотал он. Только прощай. Пить я больше не могу. Ты сам знаешь, теперь я человек женатый и все эдакое Ах, Коля, ежели бы ты знал, что у меня за жена! Ангел! Прощай!
Погоди, сейчас жженку варить начнем Да и лошадь не заложена.
Ни за что на свете! Ни за что на свете! замахал руками Калинкин, но вдруг очутился у закуски.
Часу в двенадцатом начали варить жженку. Делом этим заведовали капитан и Заливалов. Гости пели разные песни, кто во что горазд.
После жженки все гости окончательно опьянели. Все говорили, все кричали, и никто никого не слушал. В одном углу пели «Возопих всем сердцем моим», в другом затягивали «Девки в лесе». Калинкин, совсем уже пьяный, полулежал на диване, икал и говорил:
Ни одной рюмки! Шабаш!.. Я тоже человек женатый Аминь. Барышни, спляшите казачка!