К нему подошел Переносов.
Ну, Семен Мироныч, коли хочешь ехать домой, то лошадь готова, сказал он ему.
Хочу, потому у меня молодая жена Только прежде вот что: давай этого варева выпьем
Вали! И Переносов подал ему рюмку жженки.
Что рюмку! Давай стакан. Я не рюмкин сын.
После жженки Калинкин окончательно опьянел. Его повели под руки. На пороге в прихожую он упал.
Не советовал бы тебе его домой отсылать, говорил Заливалов. Пусть здесь ночует, а то, чего доброго, еще в часть попадет. Кучер Михайло и сам пьян-пьянешенек.
Пойми ты, что у него дома жена молодая и я дал ей слово в целости его доставить! отвечал Переносов.
Калинкина увезли, но пир продолжался. Некоторые из гостей отправились в кабинет и уснули там на диванах. Капитан пил пунш и хрипел октавой, показывая гостям голос. Купец Русов, покачиваясь, ходил по зале и кричал «караул!». Мелочной лавочник сбирался плясать вприсядку, вставал со стула и падал. Официанты накрывали ужин. «Французинки» взяли хозяина под руки, отвели в угол и спросили «бутылочку холодненького».
Ах, я дурак! Сейчас! Виноват, мамзели! Совсем забыл предложить! воскликнул он и ринулся в другую комнату, но в дверях его остановил кучер Михайло. Он покачивался.
Купца Калинкина, Николай Иваныч, обратно привез. Невозможно везти Шесть раз с саней падал. Того и гляди, что потеряешь. Теперь пласт пластом в прихожей лежат.
Переносов всплеснул руками:
Ну, что мне теперь делать? А я обещался жене домой его доставить. Делать нечего! Тащите его в угловую холодную комнату и положите там на диван. Пусть до утра проспится. Да вот что: туда официанты ходят, так запри эту комнату и принеси мне ключ.
Переносов хорошо помнит, что он пил с «французинками» холодненькое, помнит, что которую-то даже поцеловал, помнит, что сидел за ужином, но как кончился ужин, как разъехались, как он лег спать решительно ничего не помнит. Вино и его сразило.
* * *
На другой день поутру, проснувшись часу в одиннадцатом, Переносов не без удивления увидел, что у него ночевали литераторы, капитан и купец Русов. Они в дезабилье ходили по зале и опохмелялись. На столе кипел самовар и стояла бутылка коньяку. Заливалов приготовлял какую-то закуску и обильно лил в нее уксус.
Хвати рюмочку-то, сейчас поправишься! предложил он Переносову.
Не могу, отвечал тот.
А ты с солью оно отшибает.
Нет, я лучше чаю с коньяком
Вдруг раздался пронзительный звонок, и в комнату влетела жена Калинкина. Она была в слезах.
Не стыдно вам, Николай Иваныч? Не стыдно? Куда вы дели моего мужа? Где он? кричала она.
Переносова как варом обдало. Он только сейчас вспомнил, что в угловой комнате заперт Калинкин.
Анна Андревна, успокойтесь! Он у меня, уговаривал он жену Калинкина. Его и хотели везти вчера к вам, но он был так пьян, что падал с саней, и кучер привез его с половины дороги обратно.
А еще обещались не поить его! Слово дали
Анна Андревна, видит Бог, это не я, а он сам
Где же он? Покажите мне его, по крайности
Вот в этой угловой комнате. Пожалуйте! Вот вам и ключ.
Переносов отворил дверь и впустил туда Калинкину.
Будет буря!.. прохрипел капитан.
Вдруг в угловой комнате раздался пронзительный визг, и на пороге в залу появилась Калинкина.
Мало того что вы оскорбили женщину, вы еще и насмехаетесь над ней! Где мой муж? Где он? кричала она.
Он там-с!
Что вы врете, там какой-то чужой мужчина!..
Как? Что? Не может быть! И компания ринулась в угловую комнату.
Посредине комнаты, действительно, стоял какой-то незнакомый мужчина и протирал глаза.
Милостивый государь, отвечайте, как вы сюда попали? прохрипел капитан.
Извините, я и сам не знаю как отвечал он. Скажите мне, где я? Я вчера был в гостях у одного моего сослуживца и, признаться сказать, выпил Но как я попал сюда?..
Это все Михайло-мерзавец, это все он! кричал Переносов. Позвать сюда Михайлу! Анна Андреевна, успокойтесь! Мой кучер сейчас расскажет, в чем дело. Тут какое-то недоразумение.
С Калинкиной сделалось дурно. Заливалов хлопотал около нее. В залу вошел кучер Михайло.
Кого ты мне, каналья, привез вчера вместо Семена Мироныча? Кого?
Господина Калинкина отвечал кучер.
Посмотри, скотина, нешто это он!
Кучер взглянул в комнату.
Нет, не он-с.
Так где же он?
Виноват, Николай Иваныч, тут, надо статься, грех случился. Признаться сказать, вчера я был выпивши. Едем мы это по Обводному каналу, а я и вздремнул слегка. Проснулся, глядь назад, а седока-то нет. Господи, думаю, потерял! Я назад. Ехал, ехал, вижу: лежит на дороге енотовая шуба. Стой, думаю, наш! Поднял и привез сюда. Здесь мы его не рассматривали, шубу с него не снимали, а как был он, так и положили на диван. Теперича, стало быть, выходит я вместо господина Калинкина кого-нибудь чужого привез. Вчера ведь был Николин день, и пьяных на улице гибель что валялось. Главная штука енотовая шуба меня поднадула: как две капли воды, что у господина Калинкина.
В это время лакей манил Переносова в прихожую. Переносов отправился. В прихожей стоял Калинкин. Он был бледен, как полотно.
Здесь жена? спросил он.
Здесь. Иди скорей, успокой ее.
О господи, господи! Знаешь, ведь я в части ночевал. Переносов, друг, научи, что мне ей отвечать, как мне перед ней вывернуться?
Тут и вывертываться не надо, а скажи просто, что ночевал у приятеля. Люди, которые ежели по-современному живут, так те и по нескольку ночей дома не ночуют.
Калинкин перекрестился и вошел в залу.
С этого дня Калинкин ни разу уже не был у Переносова.
Забавы взрослого
Пьяная идиллия
Ровно три месяца и два дня крепился купец Семен Семеныч Турков и капли не брал в рот хмельного, но 1 сентября, в день своего ангела Симеона Столпника, сделав у себя вечеринку, проиграл гостям в карты сорок три рубля, выругался и с горя проглотил рюмку водки. За первой рюмкой следовала вторая, за второй третья и так далее. Результатом всего этого было то, что Семен Семеныч напился пьян, по уходе гостей, придя в спальную, сел на кровать, сбирался бить жену и хотел снять сапоги, но по причине сильно пьяного состояния, не могши сделать ни того ни другого, упал поперек кровати и в таком виде проспал до утра. Наутро, проснувшись, Семен Семеныч потребовал графин водки и запил вплотную, как выражались домашние. Первые три дня пьянство происходило по трактирам, но на четвертый день он свалился где-то с лестницы и расшиб себе лицо, вследствие чего засел дома, и пьянство продолжалось уже на квартире. Домашние Туркова были очень рады этому обстоятельству.
Слава богу, что хоть рыло-то свое поганое он перешиб, говорила супруга Семена Семеныча, Платонида Сергеевна. По крайности, хоть дома через это самое сидит; а то что за радость по трактирам-то срамиться? Ведь кабы он смирный был, так пущай бы его А ведь он норовит каждого человека обругать, а нет, так и пустит в него чем ни на есть!..
Что говорить, что говорить! Хуже коня необъезженного вторила Платониде Сергеевне некая купеческая вдова Анна Спиридоновна, оставленная мужем без гроша и уже лет пятнадцать питающаяся от крох, падающих с трапезы богатого купечества.
Ты сама посуди: ведь нынче страсть какие строгости пошли! продолжала Платонида Сергеевна. Не токмо что ежели избить человека, а чуть до лица маленько коснешься, так и то беда! Сейчас к мировому. Прошлый раз, вон, он на Крещеньев день запил, и всего-то его безобразия было только то, что какому-то чиновнику рюмку в лицо выплеснул, а чего стоило, чтоб потушить? Страсть!
Так-то это так, милая вы моя, но все-таки бы вам полечить его Нынче, говорят, лечат, и как рукой снимает
Лечили, два раза лечили, да никакого толку!.. Еще хуже К Истомину его водила и тот не помог. Только что вышел от него на улицу, увидал напротив погребок, шасть туда да там и застрял. Уж чем-чем я его оттуда ни вызывала не вышел!