Глава 2
Они приехали к бабушке. Она жила недалеко, на краю той же деревни.
Отчасти из-за этого семья Лили переехала сюда из Лондона. Когда Лили была маленькой и не болела.
На обед бабушка приготовила, как она считала (почему, Лили уже забыла), любимое внучкино блюдо. На самом деле Лили его ненавидела: картофель со сливочным соусом, шпинатом и чёрным перцем. Бабушка свою стряпню нарочно не солила, поэтому Лили её еда казалась совсем не вкусной.
Ты, наверное, устала, сказала после ужина бабушка.
А если нет? спросила Лили.
Бабушка растерянно моргнула. Она часто теперь терялась, словно не узнавала Лили. Будто когда у Лили брали кровь и прогоняли через аппаратуру, она превращалась в другого человека.
Не обращай внимания, после минутного молчания сказала Лили.
Они поднялись наверх. Лили всегда спала в комнате для гостей напротив бабушкиной спальни. В углу на тумбочке стоял телевизор, который она не умела включать, и всё кругом было накрыто вышивками, вязаньем или кружевными салфетками. Кровать была очень мягкой и удобной.
Она лежала на ней, как принцесса на горошине из известной сказки, не хватало только самой горошины.
Лили переоделась в привезённую бабушкой пижаму и нырнула под одеяло. Бабушка пожелала ей спокойной ночи и поцеловала в лоб что ни говори, приятно, и Лили сразу почувствовала угрызения совести из-за своих планов. Но в то же время она думала о болезни, о будущем, и в этом не было ничего хорошего. Бабушка перед сном всегда молилась у постели, как на картинке в старинной книжке.
Крикулечка, спросила Лили, а ты веришь в рай?
И да, и нет, сказала бабушка.
Правда? удивилась Лили.
Знаешь, ответила бабушка, остановившись в дверях, когда люди говорят о рае, они имеют в виду что-то отдалённое, в небесах, что приходит после гм после кончины. Однако я представляю рай по-другому. По-моему, он ниже, и повсюду, даже когда ты всё ещё здесь. Нужно только захотеть и увидишь.
Ух ты! восхитилась Лили и улыбнулась.
Прекрасная мысль, между прочим. Она даже могла представить.
Спокойной ночи, милая, пожелала бабушка.
Спокойной ночи, ответила Лили.
Она выключила настольную лампу, комната сразу исчезла, и прислушалась к бабулиным тихим шагам в коридоре. Бабушка будет читать на ночь. Триллеры. Напечатанные крупным шрифтом. Лили лежала с широко раскрытыми глазами, размышляя о рае.
Для неё, если рай был здесь, внизу, а не на небесах, это были прежние времена. До болезни. До того, как у мамы в животе появился Малыш.
До того, как она нагнулась к ней и достала из сумочки длинную блестящую плёнку. Бледные очертания Малыша, белые на чёрном фоне с поднятой ручонкой.
И тут же голос отца.
Мы хотели подождать результатов осмотра на всякие аномалии, потому что вдруг что-то не так.
«Если что-то не так, как случилось со мной», подумала Лили.
Да-да, она бы перемотала плёнку жизни назад вжик! До начала болезни, когда в животе у мамы не было одноцветного расплывчатого Малыша.
Но Лили не умела путешествовать во времени, несмотря на бабушкины слова о рае.
Не могла вернуться к прошлому, к себе домой сегодня и найти ту самую мамину записку. Бабуля Крикуля её не взяла, Лили поискала у неё в сумке, пока та зашла в туалет, а значит, она осталась в доме Лили. Бабуля стала немного забывчивой.
Даже если снаружи темно и страшно, Лили нужно лишь добраться до дома, узнать, в какую больницу отправились родители, и ехать туда. На такси? Да, может, и на такси. Или ещё как-нибудь. Она это выяснит, когда доберётся.
Она не собиралась оставаться с бабулей, пока мама и папа без неё забирали Малыша, будто она второго сорта. Она не собирается так просто уступать своё место. Если они всё разрушат, она хотела бы по крайней мере при этом присутствовать, иначе Малыш получит явное преимущество.
Лили должна быть там и она там будет, чтобы напомнить родителям, она у них уже есть, она появилась первой, и хоть она больная, ущербная, забывать о ней нельзя.
Да, как только бабуля Крикуля заснёт, Лили сбежит и вернётся домой.
Глава 3
Побег из бабушкиного дома: эта часть плана далась легко.
А вот поход домой
Не очень, как оказалось.
Лили подождала, пока бабуля заснёт из спальни напротив донеслось глубокое ритмичное похрапывание, полоска света из-под двери превратилась в тьму, потом прокралась по площадке и вниз по ступенькам. Хорошо, что у бабули пол повсюду был застелен коврами со старомодным рисунком королевских лилий.
Ковер в лилиях для девочки Лили, повторяла бабушка. Как гляну, сразу о тебе вспоминаю.
Сравнение с ковровым покрытием восторга не вызывало, но Лили ничего не говорила.
Зато теперь от ковра была большая польза: его ворс поглощал звуки. Лили на цыпочках спустилась по лестнице, вдоль рельсов для инвалидного кресла-подъёмника, которым пользовался при жизни дед убрать их у бабули Крикули не дошли руки, потом в прихожую.
Скрипучую парадную дверь она открывать не стала. Прошла по кухонному линолеуму прямо к чёрному ходу с небольшим крылечком и спустилась в сад.
Тьма превратила деревья и здания в привидения с размытыми очертаниями. Лили вздрогнула, глотнула побольше воздуха и тронулась в путь.
Сад примыкал к двору той самой церкви, где Лили крестили, куда они отправлялись на службу в ночь под Рождество.
На мой взгляд, немного консервативно, как-то выразилась бабушка.
Лили не поняла, что она имела в виду, но в душе не согласилась. Ей нравились свечи и аромат ладана. Была в них какая-то чарующая сила.
С бабушкиного крыльца виднелось дерево, посаженное в церковном дворе родителями, когда она появилась на свет. Боярышник или майское дерево, потому что родилась она в мае. Низкорослое растение, согнутое ветром.
Корни в земле, ветви в раю, так говорил отец.
Наверное, бабуля права: судя по кривым веткам боярышника, рай гораздо ниже.
Лучше бы посадили лилию, недавно заметила Лили.
Лилии долго не живут, ответил отец.
Совсем как я, если не повезёт.
И опять мама заплакала.
Теперь Лили перелезла через низкий садовый забор на церковную аллею и пошла по ней до лужайки.
Она перешла через деревянный мостик у качавшей на ветру ветками плакучей ивы, которые словно тянулись погладить её по голове. Отрывистые неуверенные шаги Лили выдавали волнение. Длинная просторная дорога, бегущая по краю деревни, привела прямо к родному переулку.
Только теперь он был чужим. Деревья отбрасывали на дорогу длинные, цепкие, словно пальцы, тени. Улица не освещалась. Небо заволокли тучи, сквозь которые всё-таки пробивался тонкий осколок луны, крохотная сияющая прорезь, вскрытая в темноте лезвием. В доме в конце переулка света не было.
Она вздрогнула, закутываясь поплотнее в свободный свитер. В последнее время вся одежда стала ей велика.
Неожиданно её сковал страх, облепил, словно тесное пальто, из которого она выросла, и захотелось его стряхнуть.
Это её дом.
Она шагнула вперёд. Достав ключи из кармана, прошла по тропинке к парадному крыльцу. Слева стоял контейнер для строительного мусора, полный обрезков досок и битой штукатурки. Наверху всё ещё шёл ремонт не успели закончить к рождению Малыша. Сверху к контейнеру от строительных лесов, приставленных ко второму этажу, сбегала длинная пластиковая труба из нескольких колен, вставленных одно в другое, словно горка в аквапарке. По ней строители спускали мусор в контейнер.
Лили остановилась. Ей вдруг показалось, что она заметила за шторами какое-то движение. Рябь. Зыбь.
Связка ключей в руке слегка дрогнула. Металл звякнул. Нет там никого. Глупышка. Дом пуст.
Дверь была старая-престарая, с четырьмя стеклянными окошками в свинцовом переплёте наверху. Лили вставила один из ключей в автоматический замок. Вообще-то замков в двери было два: нижний старинный с отполированной от времени медной ручкой-набалдашником, блестящей даже в темноте, со старомодной скважиной. Но ключа от него так и не нашлось, и тот замок никогда не запирался, язычок скрывался в старой железной коробке, так что Лили с родителями пользовались только верхним.