Глава 2. Синьцзян, кино и Казахстан
Часть 1
«Опять вагон, опять нам в путь, а очень хочется немного отдохнуть», так пел когда-то в своей любимой песенке великий артист Юрий Никулин. Вот в вагоне я как раз и люблю отдыхать, тем более, что на этот раз и купейный вагон, и нижнее место этому способствовали. От самолета для первой поездки в Синьцзян я отказался сознательно. Можно было спокойно подумать, лежа на полке, ведь я ехал туда, где за долгие годы нахождения в Китае еще ни разу не приходилось быть, хотя наслышан был сверх всякой меры. Было там и много моих бывших учеников, были даже хорошие друзья. Были и другие интересные обстоятельства, которые заставили меня из двух съемочных групп выбрать именно эту. Не испугали даже угрозы тем, что съемки будут проходить в очень диких местах среди песков южных районов Синьцзяна, а именно между Хотаном и Ния, а потом и среди снегов южных отрогов Алтая.
Хотелось хоть из окна вагона воочию убедиться в том, что же там за страсти такие, о которых так много говорят. Что же это за Великий шелковый путь такой, который стоил таких денег, и за владение которым пролито столько крови? Но реально все оказалось очень даже не выразительным. Скорый поезд шел очень быстро, насколько я понял, локомотивы и машинистов в Китае не меняют в течение всего пути, а только заправляют на больших станциях, поэтому мы фактически ехали только две ночи и один день. Железнодорожные пути на протяжении всего расстояния имеют ограждения от разных диких животных и баранов, как четвероногих, так и двуногих. Все проезды и проходы очень разумно сделаны под путями, никаких лишних опасных переездов.
Двойное заграждение железнодорожного полотна
(бетонный заборчик, а за ним еще металлическая сетка)
Фото из личного архива автора
Пока ехали лёссовыми горами, вдоль них и под ними в длинных туннелях, все было довольно знакомо по предыдущим поездкам в провинции Шаньси и Шэньси. Невысокие лёссовые горы с живущими до сих пор в пещерах людьми, мутно-желтые потоки не очень выразительных речек, которые, судя по их поймам, бывают интересны только во время бурных разливов весной или ливней летом.
Фото из личного архива автора
Такие же кирпичные домики с односкатными в сторону своего двора черепичными крышами по типу «мой дом моя крепость», потому что двор обнесен глухой стеной, а в стенах дома, которые выходят наружу и по сути тоже являются частью общей стены, нет даже окон по принципу: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу, но и на меня тоже не смотрите. Похоже, с бандитизмом на этом «Шелковом пути» было все в порядке, даже ставни, как в Сибири, здесь уже не помогали. Чем дальше на запад, тем стены домов становились выше и глуше.
В это время года всюду еще были видны зеленые латки полей что-то еще даже зеленело, хотя на дворе уже стоял конец сентября и воздух на станциях, где удавалось выходить подышать, был довольно свежим.
Через некоторое время стали появляться, как у нас бы сказали, лица среднеазиатской наружности, пасущие отары овец где придется.
Центр провинции Ганьсу, довольно крупный город Ланьчжоу, вытянулся по долине между двумя грядами гор. Именно эта долина была единственным проходом из собственно китайских земель в Среднюю Азию. Но сейчас и здесь, также, как и во многих других местах Китая, серые многоэтажки пока еще лепятся друг к другу в нарушение всех и всяческих санитарных норм, а их окна друг на друга смотрят вечером и днем.
Фото из личного архива автора
Провинция Цинхай показала себя совсем бедным пейзажем. Отсюда почти на протяжение всего пути были лишь однообразные, по типу лунных, картины, без единого признака жизни. Действительно, здесь могли проходить только караваны кораблей пустыни. Лишь кое-где эти безжизненные пустыни, состоявшие даже не из песка, а из очень мелкого галечника, переходили в такие же безжизненно-лысые невысокие горы. И только там, где откуда-то появлялась вода неизвестного происхождения, сразу же были видны небольшие селения, чахлая в это время года зелень и даже небольшие болотца.
Когда начался собственно Синьцзян, и мы подъехали к станции Турфан, знаменитой своим оазисом и виноградом, из окна вагона я ничего цветущего здесь не заметил. Возможно, все прелести этого места остались где-то подальше от железной дороги.
Ближе к Урумчи жизнь помаленьку оживала, становилось больше дорог, по которым катили машины, в основном фуры дальнобойщиков, но попадались и легковушки. Дома в селениях, мимо которых шел поезд, в большинстве своем уже были глинобитными. На одном участке поезд долго шел вдоль ветряных электростанций. Сотни ветряков, поставленные рядами на много километров, неустанно мотают киловатты электроэнергии.
В Урумчи поезд, на котором я ехал, приходит очень хорошо, то есть уже в десять часов утра по пекинскому времени, но по местному времени еще только восемь. По этому времени живут местные жители: уйгуры, казахи и представители других национальностей. Но все часы в городе все равно везде показывают пекинское время, и жители этих районов даже по этим часам просто живут на два часа позже. Удивляюсь, как они не перепутывают время в разговорах между собой.
Первые вывески на многих привокзальных магазинах поразили своей простотой, потому что были написаны на китайском и русском языках. Такое я видел только в приграничном Хэйхэ напротив Благовещенска, куда некоторые жители этого русского города переплывают через Амур, как в соседний русский город.
Фото из личного архива автора
Вот один из таких перлов на одном из магазинов: «Внутренний внешний оптовый городок». Имеется ввиду, что здесь оптовый магазин для своих граждан и для приезжих иностранцев.
А вот приглашение: «Гостиница «Локомотив» приветствует вас!» Ну, с таким мощным названием гостиница может еще долго «приветствовать», хорошо хоть не «шайтан-арба», как до недавнего времени называли местные народы паровоз. Совсем рядом вывеска «Гостиница для командного состава ОМОНа», но на русском языке надписи нет, видимо, русских там не только не «приветствуют», но туда и не приглашают.
Еще одна гостиница, где русских «приветствуют», под названием «Гостиница Ак-Сарай». Мол, если вы давно в сарае не ночевали, то милости просим, ведь мало кто из русских знает, что «Сарай» собственно и означает постоялый двор, то есть гостиница, а значит переводить нужно «Белая гостиница». А может быть «Гостиница для белых»?
Зато «Ресторан Бодун», наверняка, у русских пользуется успехом, чтобы уж вышел из ресторана и сразу после бодуна. Не намного отличались вывески магазинов и в центре, куда я отправился на прогулку в первый же день, который мне предоставили для ознакомления с городом. Понятно, что это связано с тем, что сюда приезжают торговцы из среднеазиатских республик, которые по-прежнему говорят на русском языке. Но я бы не сказал, что их было очень много, во всяком случае они не сильно отличались от местных.
Сразу же бросилось в глаза то, что, несмотря на активную китаизацию, ведь даже дома построены по типовым китайским проектам, чтобы отбить все национальное, это все-таки уйгурский город, потому что даже по внешнему виду людей этот город сильно отличается не только от других городов Китая, но даже и от городов бывших наших среднеазиатских республик.
Фото из личного архива автора
Национальная принадлежность была заметна уже даже в одежде: мужчины весьма развязного вида, как правило, в темных костюмах, но руки обязательно в карманах. Те, кто постарше, в плотных ватных халатах, и обязательно в зеленых тюбетейках с узорами. Женщины в национальных платьях, но расцветки очень разной, либо черной, либо зеленой, либо красной или розовой, со многими узорами, но, самое главное, почти у всех женщин и девушек (много очень привлекательных) головы покрыты платками, у некоторых закутаны настолько, что сверкают наружу только черные глаза, хотя хиджабов и паранджи нигде не видел.