Зато я никогда за годы пребывания в Китае не ел таких груш, таких дынь и винограда, которые имели по-настоящему присущий им запах и таяли во рту. Про баранину я даже говорить не буду, такой душистой и вкусной баранины, да еще в таких количествах я вообще в жизни никогда и нигде не ел.
Фото из личного архива автора
На следующий же день посреди города организовали митинг, посвященный началу съемок, с приглашением общественности, которую оторвали от работы минимум на полдня, а вечером, как только стемнело, прямо в гостиничной столовой устроили неимоверный загул, который помог всем хоть немного перезнакомиться между собой. Одна часть съемочной группы состояла из местных национальностей (уйгуры, казахи, таджики), другая из китайцев (ханьцев), ну и двое приблудных русских мы с Олей (русская девушка из Благовещенска, игравшая в этом фильме роль главной героини). Было и пиво, и китайская водка, и даже местная брага из винограда и прочих фруктов, которую в большой канистре привез ответственный за тыловое обеспечение помощник режиссера (зам по тылу). Было много блюд из баранины, говядины, курятины, рыбы, разных других овощей, поэтому все отрывались по полной. Дело дошло даже до плясок, что присуще в Китае именно Синьцзяну. От жутких последствий пьянства и алкоголизма меня спасло то, что сидел среди артистов, часть из которых не пила вообще. За нашим столом по молодости лет набрались только два молодых артиста ханьской национальности.
Но что за дела? После столь обильного накануне вечером застолья и вдруг такой аскетизм на следующий день. Хоть я и не был избалован питанием на всех предыдущих съемках, здесь было что-то невероятное: днем во время обеда кормили одним рисом и овощами, а вот вечером на столах появлялось и мясо и мясной или рыбный суп. Мое удивление развеял мой помощник на этот раз мне выделили в ординарцы джигита, уйгура по национальности, который объяснил, что сейчас время поста перед праздником Рамадан. Днем правоверные вообще не должны есть и даже пить, а вот после заката солнца можно есть все. Так вот невольно и православные стали вдруг правоверными. 入乡随俗 «Жу сян суй су», как говорят китайцы, что означает, «явился в чужую деревню, так и живи по чужим правилам».
Зато через неделю начался собственно праздник Рамадан. Он совпал со временем отдыха по случаю Дня образования КНР, поэтому никто не работал, а все местные жители очень нарядные на разных видах транспорта от автомашин и мотоповозок, до, что еще лучше, обычных двуколок, в которые впряжены либо низкорослые лошадки, либо ослики, целыми семьями ехали куда-то в гости. Обойти этот праздник наша съемочная группа тоже не могла, поскольку большая часть состояла из мусульман. Вечером в столовой опять приготовили обильно накрытые столы, зелье, и были пляски до упаду. Но, как оказалось, это только благодаря присутствию в группе именно китайцев, ну и примкнувших к ним русских. Уйгуры-то, особенно верующие, могут веселиться, петь и танцевать, даже без спиртного.
Было заметно, что местные относились ко мне явно лучше, чем к китайцам (один казах вообще постоянно называл меня по-русски «брат»), и были сильно удивлены тем, что я пользуюсь многими словами, по их разумению, уйгурского языка (эти слова мною выделены в тексте специально). Например, что я аксакал, люблю есть шурпу, плов, изюм и булки, играть на дутаре, ездить на ишаке, фотографировать мечети, любоваться арыками, носить штаны и жупаны, пользоваться шарфом и кушаком. Названия всех городов я называю не по-китайски, а по-уйгурски, ведь в китайском языке нет букв, поэтому очень трудно передавать в транскрипции какие-то названия из других языков, так, например, Урумчи превращается в Улумуци, и это не самый худший вариант, бывают и более запутанные названия. А уж когда я спокойно благодарил за угощение словом «Рахмет!», восторг всегда вообще был выше крыши. Пришлось объяснить, что мы в Советском Союзе выросли в дружной семье разных народов, а я даже любил читать произведения авторов из среднеазиатских республик, поэтому и усвоил некоторые слова, присущие языкам этих народов. Мало того, сразу же стал называть их всех не так, как искаженно называют их китайцы, а собственно уйгурскими именами, что для меня было совершенно привычным делом: Абдукерим, Исламджан, Курбанджан, Адиш, Махмуд, Айбек, Айгюзель, Зульфия, Гюли (сразу вспоминается: «Зульфия мой халат гладит у доски, шьет Гюли, а Фатьма штопает носки») и т.д., что сразу же сделало меня лучшим другом всего уйгурского народа, во всяком случае нашей съемочной группы.
Как мало, оказывается, надо для этого! Что же спит наша пропаганда? Ведь Китай постоянно вещает телепередачи и на русском и на азиатских языках на прилегающие территории, а по радио так и на весь мир. И совсем не нужно заниматься какими-то подстрекательскими делами, достаточно просто рассказывать элементарные вещи о жизни в нашей стране на протяжение последних пятидесяти лет и все. Ведь они даже этого не знают и слушают, открыв рот о самых простых вещах из жизни Советского Союза, России, Казахстана и других стран. Наши съемки проходили как раз в то время, когда китайский тайконавт впервые вышел в космос из космического корабля, но в китайских СМИ все подавалось так, что можно было подумать, что это вообще происходит впервые в мире. И как же были удивлены некоторые мои молодые собеседники, когда я вынужден был разочаровать их, заявив, что такую фигуру впервые в мире проделал советский летчик Леонов уже пятьдесят лет назад, а китайские тайконавты успешно используют не только опыт, но и советскую технику.
Но надо помнить и о том, что всевидящее око и всеслышащее ухо бдит в Китае, а особенно в неспокойном Синьцзяне постоянно. Стоило нам с Олей пару раз сходить в местное интернет-кафе, ведь в гостинице интернета не было, как нас тут же засекли и передали строжайшую директиву по всем точкам города, запретив пользоваться интернетом тем, кто не имеет специальной регистрации, по которой можно выловить любого нарушителя спокойствия. А что делать тем, кому нужно воспользоваться интернетом временно? Это никого не волнует. Все очень просто. Если полиция не понимает, что они там читают, принимают и посылают, значит: «За-пре-тить!» и «в Багдаде все спокойно».
На следующий день праздника один из известных артистов Синьцзяна по имени Абдукерим, жена которого была родом из этих мест, пригласил руководителей киностудии, некоторых артистов и нас с Олей в гости к своему тестю.
Предварительно закупив крупного барана, мы всей толпой вошли в ворота одного из домов на обычной улице среди протянувшихся вдоль улицы глухих дувалов, и попали на широкий двор. Привезенного барана сразу потащили куда-то на задний дворик на заклание, а нас пригласили в дом. Курбан-байрам ведь и является праздником жертвоприношения.
Фото из личного архива автора
У порога все сняли обувь и стали приветствовать хозяев поклонами и пожатиями рук двумя руками. Те с улыбками проводили нас в гостиную, посреди которой стоял низкий длинный столик дастархан, богато уставленный разными сладостями и традиционной самзой (жареная в масле печенье-соломка, связанная жгутами), и усадили нас на пол, покрытый большим шикарным ковром. Меня как аксакала (оказался самым старшим по возрасту) при этом усадили во главе стола. Уйгуры, сидя на полу, чувствовали себя замечательно, китайцы тоже нормально, а вот нам с Олей пришлось несладко сидеть на полу трудновато. Через некоторое время хозяева выделили мне какой-то валик, на который я попытался усесться. Но через полчаса такого сидения ноги затекли намертво. Пришлось изрядно повертеться.