Однако, в свете подхода Аврелия Августина Иппонийского, очевидно, что если в случае лжи самому себе из-за двусмысленного и обманчивого восприятия или противоречивых и неточных эмоций мы можем говорить о невиновности, поскольку это акт непроизвольный и чаще всего даже неосознанный, то, что касается мышления, рассуждений, решений, воспоминаний, получения информации, стратегий действий, то есть когнитивной сферы, дело обстоит иначе. В этом случае действительно гораздо большее значение приобретают сознательные и произвольные действия, а также наличие намерения относительно цели, и лишь иногда имеет место смягчающий фактор бессознательного состояния.
В когнитивной сфере первое, о чем нужно упомянуть при анализе лжи самому себе, это память, которая, как говорит один из пионеров нейронауки, Газзанига (2000), «постоянно врет нам о нашем прошлом».
Это удивительное заявление, подрывающее наше представление о том, что мысль есть самый надежный проводник для человека, подтверждается большим количеством исследований, показывающих, насколько искаженной или искусственной создает наша память прожитую нами жизнь и наши переживания в силу ряда факторов: эмоционального состояния субъекта, его убеждений и динамики его отношений (Лофтус, 1993; Лофтус, 2002; Мекаччи, 2001).
Тот факт, что память оказалась весьма ненадежной, все же не подорвал доверие к ней как к процессу способному, например, раскрыть скрытые истины, как в случае психоанализа, или достаточно точно реконструировать последовательность событий, как это происходит во время судебных процессов, несмотря на то, что показания очевидцев иногда оказываются ненадежными (Лофтус, Пальмер, 1974; Лофтус, 1997).
И нужно снова подчеркнуть, что если память лжет, то мы вновь сталкиваемся с тем, что ложь самому себе неизбежна.
Еще одним любопытным явлением, о котором следует упомянуть, является так называемый «эффект ореола», наблюдаемый у исследователей: энтузиазм, убежденность в определенных идеях и проектах, стремление к открытиям часто приводят ученого к тому, что он видит и констатирует в своих исследованиях эффекты, творцом которых он сам и является. Если подобному искажению реальности подвержены и исследователи, подготовленные для проведения строгих исследовательских процедур, то можно себе представить, что может произойти с обычным субъектом в его взаимодействии с миром. Многочисленные исследования каузальных атрибуций[2] (Аркури, Кастелли, 2000) демонстрируют, как люди интерпретируют с помощью логических причинно-следственных связей то, что они наблюдают или переживают, находясь большую часть времени под влиянием предубеждений, верований, мнений или теорий референции, которые, в свою очередь, лежат в основе личной идентичности человека, которую необходимо защищать от всего, что может ей угрожать. Кроме того, чем сильнее убеждение, тем более искажающей будет линза, через которую индивид видит действительность, при этом искажение будет в пользу позиции, подтверждающей его собственные представления.
Иными словами, самообман, создателем и жертвой которого является исследователь, состоит в его желании видеть реальность в соответствии со своими собственными убеждениями, в результате чего этот самообман констатируется и эмпирическим путем. Анализ показывает, что значительный процент так называемых научных открытий является следствием лжи исследователей самим себе.
Примечания
1
Аврелий Августин Иппонийский (354430), также известный как Блаже́нный Августи́н богослов, философ и епископ Гиппона Царского в Нумидии, римской Северной Африке. Его труды повлияли на развитие западной философии и западного христианства (прим. пер.)
2
Каузальная атрибуция феномен межличностного восприятия, заключается в интерпретации, приписывании причин действий другого человека. Понятие было сформировано в западной социальной психологии и наиболее общее своё представление получило в теории атрибуции, разработанной Г. Келли, Ф. Хайдером, Ли Россом (прим. пер.)
Изучение каузальных атрибуций, или того, как люди интерпретируют события и определяют их причины, было самым важным объектом исследований социальной психологии в 1970-х и начале 1980-х годов. Исследователи обнаружили, что этот логический процесс отнесения причин к личным факторам, т. е. личным характеристикам, и внешним факторам, т. е. ситуационным характеристикам, систематически искажается (Мохаддам, 2002) (прим. автора)