Но нельзя век прятаться среди теней. Ей пришлось возвращаться. Городок притаился в низине. Серые дома, как стадо барашков, жались друг к другу, будто искали защиту от окружающего леса. Над площадью поднимался дым костер, на котором сгорела старуха Селандин, догорал, и ветер носил пепел по узким улицам и швырял его в открытые окна.
«Я невидимка, повторяла Эйвис, шагая к дому, я невидимка».
Но она не была невидимкой. Напрасно она носила только серое платье, надеясь, что как лягушка-древесница сольется с пасмурными улицами. Она убирала волосы под косынку, но курчавые медные пряди упорно рвались из плена. Она прятала глаза, но опущенные ресницы, похоже, лишь разжигали любопытство что таится под этим черным кружевом?
Охотник навис над ней, огромный, как медведь.
Что ты там собрала? спросил он, и, не дожидаясь ответа, заглянул в корзину, которую девушка держала в руке.
Это просто вайда, ответила Эйвис тихо, и стиснула плетеную ручку, да так сильно, что камыш заскрипел в ее пальцах, корзины покрасить.
Не стоит ходить в лес, сказал охотник. Там опасно. К тому же, одинокая женщина, собирающая в лесу невесть что, выглядит подозрительно.
Мне нужно из чего-то делать краску.
Как называется этот узор? он провел большим пальцем по ободку ее корзины.
Крылья.
А у тебя есть крылья, Эйвис? Клянусь, иногда я вижу их у тебя за спиной. Как у ангела. Вот что, если тебе нужно собрать травы, позови меня. Я провожу.
Будешь моим надсмотрщиком?
Твоим защитником.
Тут она подняла голову и встретила его взгляд. Он выволок из дома Селандин. Она видела собственными глазами, как он и его бравые товарищи тащили на казнь беспомощную старуху. За то, что прикармливала кошек, и те ластились к ней. За то, что родилась с уродливым пятном на лице.
Спасибо, сказала Эйвис бесцветным голосом, где еще я найду защитника отважней?
И пошла прочь, не оборачиваясь. Весь остаток дня она работала: вынесла из сарая охапку сухого камыша, разложила и полила водой, чтобы размягчить. Она переплетала раскрашенные нитки со стеблями, и одна за другой сизоворонки и кардиналы раскрывали на ее корзинках крылья.
Когда стемнело настолько, что она перестала различать краски, Эйвис убрала камыш, зажгла свечу и поднялась на чердак. В открытое окно она наблюдала, как гаснет день. Как засыпает город. Костер на площади догорел, и ветер унес последние клочки дыма. Эйвис развязала передник и сбросила его на пол. Стащила с головы платок и отпустила волосы на свободу. Расправила плечи и полной грудью вдохнула ночную прохладу. Трудный день миновал, а ночь это ее время. Она почувствовала, как меняется тело: уменьшается, покрывается перьями, наливается силой. Темнота вечная союзница.
Красной птицей Эйвис взмыла в небо. Воздушный поток бережно подхватил ее и увлек за собой. Мир теперь виделся ей иначе. Ничто не нависало угрожающе, ничто не сжимало и не теснило. Ветер, ее добрый друг, разогнал тучи, и сияние звезд смыло с перьев Эйвис остатки дневных страхов. В траве засияли жемчужины это ночные фиалки, проснулись и раскрыли лепестки навстречу луне.
А что ее городок? Какой же крошечный! Сжался со страху далеко внизу. Ну и пусть пока остается. Ее ждала свобода, и звезды, и безбрежная прекрасная ночь.
ГЕРОЙ ИЗ НАРОДА
Замок Красавицы стоял на высоком холме, к северу от нашей деревни. Даже в погожие дни небо над ним было тяжёлое, свинцовое. Высокие шпили приманивали молнии. Вокруг, за черными коваными воротами, непроходимой стеной разросся терновник, с шипами длинными и острыми, как кинжалы
То еще местечко, в общем. Замок этот обитель древней принцессы, уколовшей палец о веретено, и уснувшей зачарованным сном. Говорили, что разбудить красавицу может лишь поцелуй. Немудрено, что была куча желающих попытать своё счастье: от рыцарей в сияющих латах до пропахших овцами пастухов. Такой уж мы народ мужики вокруг полно баб, так нет, нам подавай непременно ту, что за терновыми зарослями дрыхнет вечным сном! Ни у кого, впрочем, из этой затеи ничего не выходило. В лучшем случае, они возвращались ни с чем, поободравшись об терновник, униженные и павшие духом. В худшем их кости остались белеть среди колючек, как зловещее предостережение всем отчаянным дуракам.
В ту пору в деревню нашу всякий народ приезжал: менестрели, сказители, подмастерья, отправившиеся в свой wanderjahre, да и просто бездельники. Каждый из них привозил с собой кучу историй, песен и сплетен со всех концов света, и наш брат их все жадно проглатывал. Но пока мои сверстники мастерили деревянные мечи и гоняли по деревне поросят, я мечтал о настоящих приключениях. Я хотел биться с драконами и отгадывать загадки сфинкса и пересекать пропасти по лезвию гигантского меча. Этим я и занимался в своих грезах. Наяву я, увы, вкалывал на кухне, в деревенском трактире. Сижу, бывало, драю котел, а сам воображаю, как иду по хлипкому мостику над бездонным оврагом. Ветер в ушах свистит, доски под ногами скрипят так, что, кажется, вот-вот сломаются и тут мне кухарка поварёшкой по лбу как треснет и как заверещит прямо в ухо: «Опять в облаках витает, бездельник!».
Ну, вот так, в общем, я и жил, пока к нам в трактир не пожаловал необычный гость. У незнакомца была черная бородка, такая тонкая, что казалась нарисованной на его смуглом лице. Одет он был в самый дурацкий наряд, какие мне только доводилось видеть: куртка, вышитая золотой нитью, тюрбан и широкие штаны с бубенчиками на щиколотках. И ткань такая, переливающаяся. Вся деревня сбежалась на него поглазеть.
«Из-за моря приплыл, видать», решили все.
Так и оказалось. Иноземец прибыл к нам из далёкой страны с одной лишь целью разбудить принцессу, но в дороге тяжело заболел, и едва переступив порог трактира, рухнул без чувств. Три дня пролежал в бреду, а я сходил с ума от любопытства и под любым предлогом околачивался рядом то поленьев в камин подкладываю, то воды принесу, то еще что. Временами, приходил наш гость в себя, и тогда я его потихоньку расспрашивал, кто он и откуда и как собирается через терновник пройти и не нужен ли ему оруженосец. Нет, оруженосец ему нужен не был, а чтоб через терновник пройти, он с собой из-за моря факел с волшебным пламенем привез.
«Так ты маг, значит, присвистнул я. В трактире много всякого народу ошивалось, но магов среди них еще не было, Вот это разговор! Не то, что эти неучи! Ну, главное теперь поправляйся скорее, и принцесса уж как пить дать твоей будет».
Но болезнь оказалась сильней, и спустя три дня бедолага помер. Я огорчился сперва, а потом подумал: «А что если я вместо него пойду и освобожу принцессу?»
Порылся я тайком от всех в вещичках Мага, отыскал факел, завернутый бережно в шелковый платок. Ему он теперь без надобности, так почему бы нет? И дело тут было даже не в самой принцессе, а в признании. Поглядите, мол, сколько народу пыталось, а он мальчишка с кухни! смог. Я же всю жизнь только такого шанса и ждал! В общем, недолго думая, я прихватил факел и рванул к замку. Подошел к воротам и протиснулся между прутьями. Заросли терновника так переплелись, что мышь не проскочит. Поджег я тогда факел. Вспыхнуло синее пламя, ярко-ярко, и поди ж ты, сработало! терновник задвигался и чуть расступился, пропуская.
Двинулся я вперёд, меж колючек. Не обычный это был терновник. Я кожей чувствовал, что он живой. Как зверь, ждущий момента, чтоб напасть и порвать меня на части. Его шипы тянулись ко мне, рвали одежду и оставляли на коже глубокие царапины. Чем дальше я шел, тем беспокойней он становился: лязгал шипами-клинками и гремел костями тех, кто пытался пройти здесь до меня. Но я не слушал: стиснул зубы и поднял волшебный огонь повыше, как герои из моих любимых легенд.