Подъезжаем, тихо сказала Люба, и Трубадуру показалось, что женщина и сама находится в таком же затаенном ожидании, словно и она впервые увидит сейчас площадь, Стену и Ворота.
Люба чуть прикусила нижнюю губу, глаза ее были широко открыты, в зрачках то играли радужные блики, то чернели провалы, руки излишне крепко сжимали руль. Она сбросила скорость, и теперь мобиль подползал к очередному перекрестку, как охотник-сфинкс подкрадывается к отбившемуся от стада броневепрю. Люба хотела, чтобы ее новый знакомый мог рассмотреть конечную цель своего пути не торопясь, во всех подробностях. Словно она понимала, как важен для Трубадура момент встречи с мечтой.
Ты говорила, что здесь центр Города, удивленно напомнил Трубадур, когда мобиль плавно вошел в поворот и вывез их на очень широкую улицу.
Городской центр там, где Город родился и откуда начал расти, ответила Люба. Раньше города начинали расти от морских или речных портов. Или от вокзалов.
О чем ты? Трубадур знал эти слова, но никогда не наполнял их какими-то образами, конкретным значением.
Не важно, быстро и с легкой досадой сказала Люба, будто мама, которая забыла, что разговаривает с ребенком. Это главная улица, мы называем ее Проспект. Проспект Ворот.
Потому что ведет к Воротам, кивнул Трубадур.
Потому что упирается в них, подтвердила Люба. От них берет начало и в них обретает конец.
Когда мобиль повернул за угол, сумерки сгустились, стали плотными. Трубадур не увидел никакой площади, никаких Ворот. Только конец Города, только конец мира. Словно здесь прекращалась жизнь и наступала вечная беспробудная тьма. За последним рядом домов не было больше улиц, но и равнина тоже не начиналась. Проспект обрывался пустотой. Так казалось лишь миг, и вот тьма ожила смутным копошением. Волна радужного света выхватила в некотором отдалении волну движения, волну жизни.
Трубадур пока не мог рассмотреть массу людей у Стены. Мерцание то погружало окраину Города во мрак, словно съедало остатки лунного света, то возвращало картинку по частям так морда могильщика появляется на дне его воронки-ловушки. И вместе с изображением приходил звук тоже гулкой нарастающей волной. Свет и гул сочетались в едином ритме с движением людей на том конце площади. Цикл на два неторопливых вдоха-выдоха: нарастающие свет гул копошение, затихающие свет гул копошение. Словно ожило древнее сказание, в котором армия героя штурмует каменную стену легендарной крепости.
Только стена была не каменной. Стена тоже была соткана из света то ослепительно белого, то мягкого желтого. От этого бело-желтого сияния вправо и влево простиралось без конца от земли до небес заграждение из мерцающей радуги. Именно это цветное мерцание и вело Трубадура ночью по равнине к Городу, к мечте. Мобиль двигался так медленно, что Трубадур даже не сразу заметил, что движения больше нет. Мобиль замер, но Люба все еще не снимала руки с рулевого колеса.
Этот яркий свет и есть Ворота? спросил Трубадур.
Они самые, кивнула Люба. Сияющие Ворота в Радужной Стене.
Что там происходит? спросил Трубадур.
Погоня за счастьем, пожала плечами Люба. Финальный этап.
Словно толпа людей желает пройти, но их кто-то не пускает. Или что-то. Ворота закрыты? Или вход не для всех? встревожился Трубадур.
От заката до рассвета Ворота открыты всегда, Люба вздохнула. И пускают каждого.
Тогда что делает толпа у Ворот? удивился Трубадур.
Именно то, что ты видишь: желает пройти, но не имеет такой возможности, ответила Люба и, плотно сжав губы, тронула мобиль с места. Трудно объяснить. Подъедем ближе сам увидишь.
Город отвоевал у равнины большой кусок больше, чем любое другое поселение вдоль Немого хребта, разве что Столица могла соперничать по размерам с этим местом. За последним рядом двухэтажных домов Город кончался, снова начиналась равнина. Безлюдное пространство, царство камней, диких животных и кто знает каких опасностей простиралось до самого кончика хвоста Дракона. И, наверное, много дальше. Но Радужная Стена скрывала эту часть равнины. Разрезала мир на две части. Одна из этих частей была пройдена Трубадуром, другая, неведомая, скрывалась за радужным сиянием. Так, наверное, в древности театральные кулисы отделяли сцену от зрительного зала. Или наоборот зрительный зал от сцены.
Именно так Трубадур и представлял себе эти самые «кулисы»: складчатое покрывало из тяжелой пестрой лоскутной ткани, что свисает в трактире от потолочной балки до половых досок. Потолком служило глубокое темное небо, полом земля равнины, «кулисами» Радужная Стена и сами Ворота. Только вместо тяжелой ткани переливы, всполохи, ритмичное мерцание света. Цветные блики выхватывали из ночи кусочки мозаики, которые складывались в картину странную, а потому еще более жуткую и гнетущую.
Многосотенная толпа действительно штурмовала Ворота раз за разом, со стихийным упорством речных пиявок, что преодолевают течение, стремясь на нерест к горным истокам. Гулкой волной накатывались тела на световую завесу, соприкасались с ней ряд за рядом и рассеивались в стороны в корчах, с криками физического страдания или глухого негодования. Когда последний ряд получал свою порцию боли, наступала относительная тишина, а потом гул зарождался, нарастал, достигал пика, превратившись в мучительные стоны, и вновь затихал до следующей волны.
Толпа то рассеивалась блуждающими единицами, то собиралась в единый кулак для нового удара по Воротам. Трубадур однажды видел, как рогачи атаковали сфинкса, крадущегося к их гнездам на склонах. Крылатые твари собирались в стаю, обрушивались на хищника небесной карой и взмывали вверх, чтобы вновь собраться в стаю. Так мокша, собравшись в рой, атакует караваны на равнине. Трубадур тогда даже пожалел несчастного сфинкса раз за разом срывался он со скалы и кувыркался к подножью, беспомощно растопырив когтистые лапы. Толпа у Ворот цикличностью и слаженностью действий напоминала стаю рогачей или рой мокши.
Что делают эти люди? спросил Трубадур с крайним волнением. Почему так страдают?
Люди эхом откликнулась Люба. Подъедем ближе.
Проспект Ворот растекся в площадь. Теперь они катили по немощеной, а только утрамбованной земле равнины. Трубадур не ждал, когда подъедут ближе, он уже видел. Не люди. Не совсем люди.
Вот маленькие поросшие мехом создания с длинными передними конечностями, с выпученными глазами на перепуганных мордочках. Вот существа с тонкими, как посохи Миротворцев, телами; их движения угловаты, резки, словно не живые движения вовсе, а смена статичных поз. Вот оплывшие, бесформенные пузыри, что не ходят, а перетекают с места на место. Вот даже на вид скользкие коренастые фигуры с плоскими рыбьими головами на толстых шеях. Вот размытые тени, что исчезают и тут же появляются в другой части площади, так могли бы выглядеть зловещие и загадочные тени равнины.
Гладкая кожа, короткий или длинный мех, бронированные панцири, блестящая чешуя, руки, ноги, лапы, гребни, хвосты все это различало существ у Радужной Стены, но при этом оставалось нечто общее, роднящее всю эту разрозненную толпу. Трубадур никак не мог уловить, что именно. Так кто же они? Все-таки люди? Или нет? Он задал этот вопрос Любе.
А сам как думаешь? Люба ответила вопросом и при этом глянула на Трубадура так, что он не стал торопиться с ответом. Люба оценила осторожность собеседника. В этом Городе тебе придется очень четко облекать свои мысли в слова, повторила она то, что говорила уже несколько минут назад.
Решив, что Трубадур видел достаточно, Люба резко заложила рулевое колесо так, что пассажир чуть не выпал из мобиля. Проспект Ворот и площадь остались позади, начинались узкие улочки, тоже покрытые булыжной мостовой.