Едем ко мне, коротко ответила она на возмущения Трубадура. Свой ночлег найти всегда успеешь. А у меня давно никто не гостил. Тем более человек твоей профессии. Не против рассказать мне пару историй?
За долгий путь через селения Немого хребта Трубадур видел много людей, выступал в трактирах и на площадях, вел хмельные беседы, покупал любовь Шлюх, развлекал Купцов на караванных переходах, даже дрался пару раз, но при этом он совсем отвык от той близости, что возникает между людьми при взаимной симпатии. Люба нравилась ему, что ж тут скрывать. Оставаться в неведомом Городе, в чужом пустом доме в одиночестве не самый лучших план на сегодняшнюю ночь. Он с радостью принял предложение малознакомой женщины в надежде сблизиться, но не ради любовных игр, а чтобы больше узнать об этом легендарном месте от той, кто явно проживает здесь уже давно.
Все поселения равнины располагались вдоль единого пешего тракта, что тянулся от головы Дракона до самого его хвоста. За века всех Эпох дорога была утоптана ногами купеческих караванов, Трубадуров, переселенцев, накатана деревянными колесами телег, что толкали или тянули Носильщики. Жилые дома, в зависимости от особенностей местности, могли располагаться и ровными улицами, и кругом по краю центральной площади, и в хаотическом порядке как со стороны гор, так и со стороны равнины. Но в любом поселении, по неведомо когда сложившейся традиции, в месте соприкосновения с единым трактом всегда был выстроен трактир.
Часто трактирные окна выходили на деревянные мостики, перекинутые через ручейки и реки. Бравшие начало в горах и растворяющиеся в бескрайних просторах равнины, эти потоки давали жизнь упрямым людям, что жались к воде и никак не хотели отдать, наконец, этот мир во власть другим существам. Вдали от горных склонов питьевая вода смешивалась с ядом осадков и испарений равнинной почвы, вода переставала дарить жизнь. Мостики сшивали пеший тракт в длинную ленту, которую никто еще не проходил от начала до конца.
Этот Город тоже начинался трактиром. Но, в отличие от других поселений, где нить дороги, лишь коснувшись неизбежного трактира, разматывалась по равнине дальше, Город служил тупиком, конечным пунктом. Здесь единый тракт превращался в Проспект Ворот и обрывался на площади у Радужной Стены. Трубадур не сомневался, что жилище его новой спутницы где-то в первом ряду домов, обрамлявших площадь. Однако мобиль, плавно покачиваясь на поворотах, увозил их вглубь ровных одинаковых линеек безлюдных улочек.
На равнине даже в самую глухую ночь, когда диск Луны истончался в серп, небо оставалось глубоким и щедро звездным. Никто не вышел бы на тракт, если на горизонте хотя бы намечался край облачного фронта. Встретить едкий ливень на равнине означало верную мучительную смерть. Только кожные пластины броневепрей или панцири горных крабов могли противостоять разрушительной силе капель. Медленные ветры неспешно толкали тяжелые тучи над крышами домов. Под крышами люди пережидали опасность и в путь собирались лишь тогда, когда земля окончательно впитывала убийственную влагу. Шли из поселения в поселение под чистым небом, поэтому ничто не застилало звездные россыпи от глаз путника, которого ночь застала на дороге.
Небо в Городе было иное. Звезды, бессильные в противлении радужным вспышкам, скромно скрывались за кулисами сияния. Небо, затянутое бело-желтым светом Ворот, как сковорода богача слоем топленого масла, теряло глубину. Темная бездна превращалась в жесткий чугун. И эта чугунная сковорода ночи нависала над Городом, готовая придавить, смешать, стушить всех его обитателей, превратить пеструю толпу в одно бесформенное блюдо.
Улочка обрела заметный крен, теперь мобиль карабкался по мостовой вверх. Над крышами двухэтажных зданий в мерцающем полотне неба образовался черный прорыв, как дыра в лоскутном покрывале. Свет будто бы натыкался на незримую преграду и поспешно отступал, не желая связываться с превосходящим по силе противником.
Что там? спросил Трубадур, хотя не мог не догадываться.
Анкетная башня, подтвердила догадки Люба. Обитель Бухгалтера.
Нам туда? Твой дом рядом с Анкетной башней?
Рядом, кивнула Люба. Насколько это возможно.
Все сказания о Городе, с которыми я выступаю выступал на площадях перед доверчивыми жителями, сходятся в одном: каждый путник, достигший Города, должен посетить Анкетную башню, сказал Трубадур. Именно она и есть конечная цель путешествия, сокровищница всевозможных благ и залог счастья. Ты везешь меня в башню?
Ты посетишь башню, подтвердила Люба. Трижды. Но к Бухгалтеру я отпущу тебя следующей ночью. Сегодня мы отдохнем и поделимся друг с другом своими историями. Если ты не против.
Хорошо, не стал возражать Трубадур, план Любы на ближайшие часы вполне совпадал с его собственными желаниями. Расскажешь мне, кого мы видели у Радужной Стены? Что произошло с этими странными людьми?
Это не люди, вздохнула Люба. Не совсем люди. Это чери.
6
Дом Любы оказался последним в ряду почти одинаковых домов на мощенной улице. Дальше мостовая переходила в узкую тропу, на которой двум людям было не разминуться. Тропа взбиралась по склону холма к облаку мрака. Саму башню можно будет различить во мгле только с середины склона так объяснила Люба. Трубадур невольно засмотрелся, как женщина, высоко взметнув носки сапог, нисколько не заботясь о длине клетчатой юбки, с грацией сфинкса покидает мобиль. Люба заметила завороженный взгляд.
Говорю же: не стоит торопиться с визитом к Бухгалтеру, улыбнулась она. Проходи, дверь не заперта. Мы здесь не очень-то заботимся о сохранности личных вещей.
Шагнув за порог, Трубадур что-то задел ногой. По полу было разбросано множество неразличимых в сумерках предметов, Трубадур чуть не споткнулся об один из них. Голень, прокушенная щенком дикого пса, боднула тупой болью. Трубадур невольно застонал.
Обувь, так Люба объяснила шуршание подбитого предмета по полу. У меня ее много. Ботинки, сапоги, тапки. Некоторое время назад в Городе жил Сапожник. Из тех чудаков, что держатся за свою профессию, не хотят менять имя. Долго жил, но здесь для всех исход один.
Как и везде, равнодушно заметил Трубадур, закусив губу, боль в ноге только начала отступать. Трубадур мысленно поблагодарил Ворчуна за его таблетки.
Как и везде, чуть подумав, согласилась Люба. Есть еще туфли на каблуке. Вот они мне достались не от Сапожника. Они наследие одной милой Шлюхи. Так ты меня назвал, когда впервые увидел?
На равнине так хвалят женщин, смутился Трубадур. За красоту. За желание, что вызывают в мужчинах.
Я вызываю в тебе желание? хитро прищурилась Люба, но тут же ее голос в мерцающих сумерках комнаты снова стал ровным. Она вернулась к теме. Одежды тоже много. И белье есть. Я его не люблю носить, но оно у меня есть. Иди осторожно, смотри под ноги. Комната на первом этаже для гостей. Кухня тут. Вон туалет, там же теплая вода, утром нагрела, думаю, еще не успела остыть. На втором этаже спальня и мои шкафы с вещами.
Туалет оказался кстати. Крохотное помещение было без окон, поэтому дверь Трубадур не закрывал, чтобы блики из общей комнаты обрисовывали хотя бы контуры нужника. В полутьме Трубадур не сразу понял, что роль сточной дыры здесь выполняет стул специальной конструкции. На щелчок ногтем по ободку стул отозвался стеклянным звоном. И холод по ногам тоже пошел стеклянный. Хрупкая вещь, Трубадур старался быть осторожным и двигаться медленно. Присел, расслабился и, сам не заметив этого, задремал, спустя всего мгновение.