Помню, как-то раз меня нанимали телохранительствовать к пожилой бабуле, самой настоящей аристократке с соответствующими манерами. Было это в начале моей карьеры, и возможностей качать права у меня было меньше. Так что на том собеседовании мне пришлось выдержать двухчасовое чаепитие с тремя сменами блюд. Включая ломтики огурца, завернутые в лаваш то был легендарный сэндвич с огурцом.
В моем деле, как по мне, чем конкретнее и честнее, тем лучше. Вежливо, но без всех этих словесных кружавчиков. В них заблудиться можно быстрее, чем в южноамериканских джунглях (бывала, могу сравнивать).
Евгения Максимовна, было очень приятно с вами познакомиться. Снова рукопожатие, не слабее первого. Рука у Соколова была трудовая, шершавая, кое-где мозолистая. И одновременно какая-то ухоженно-чувствительная, как хороший инструмент для взлома, к примеру.
Взаимно, Артур Лаврентьевич.
Арцах Суренович, благодарю, что познакомили.
Надеюсь, у вас все сложится. Лицо Арцаха говорило об обратном, и руку он пожал неохотно; хотя и не пытался на сей раз первым прервать рукопожатие.
всю душу вынул! Варданян произнес это уже в гардеробной, в полуподвале консерватории. Между нами и гримеркой Соколова было два этажа. Позвольте?
Это он подал мне пальто.
Арцах, ну хоть вы-то сегодня будьте по-простому, взмолилась я.
Хорошо, хмыкнул он, назад нагнитесь, я вам польты ваши на плечи вздену, да и двинем отсюда к такой-то матери!
Молоденькая гардеробщица посмотрела на Варданяна неодобрительно. Очевидно, до ее уровня культурного человека он не дотянул.
На улице противно моросило: январь в этом году выдался влажный и теплый. Декабрь был ему под стать. Так что граждане Тарасова зимнюю одежду из шкафов даже и не вынимали. Куда там, по такой парной сырости еще перепреешь и простудишься.
От консерватории мы дошли до небольшой чайной, оформленной в восточном стиле.
По-моему, для первого раза довольно неплохо, осторожно заметила я, когда официантка принесла зеленый чай и рисовое печенье и оставила нас одних. Смотрю, человек он очень вежливый; но, чуется мне, и впрямь опасный.
Причем, Евгения, заметьте: совсем на опасного не похож.
Такое уметь надо. Опытный товарищ, согласилась я, надкусывая печенье.
Вас-то тоже не заподозришь, хмыкнул он. И, наклонившись вперед, спросил с мальчишеским любопытством: Что, правда ножи в платье?
Истинная правда.
Не то чтобы я удивлен. А вы хорошо держались.
Вы тоже, подбодрила я. Между прочим, делать кислую физию при таком человеке это сильно. С вами он считается?
Да. Арцаха напоминание о встрече заставило поморщиться. У меня ведь папа прокурор
мама адвокат, подхватила я, и не забудьте мафиозную бабушку!
И сам я, смею надеяться, не последний человек, посмеялся Арцах, отпивая чай из бамбукового стакана. Так что могу позволить себе немно-о-ожечко недовольства.
Он досмеялся. Смерил меня взглядом, помялся, похмурился
Что? подтолкнула я. Давай, Варданян, говори, чего там у тебя на душе. Чую ж, что неспокоен.
Серьезно, если вам не понравится его предложение Отказывайтесь, а то и к черту шлите! Вы можете себе это позволить! выпалил Арцах.
Почему вы так уверены, что мне обязательно не понравится его предложение, и я откажусь? Я посмотрела на него, матерого журналиста, стреляного воробья. Выдержала паузу. Или вы хотите, чтобы мне не понравилось его предложение?
Ну уж от вас ничего не скроешь, проворчал Варданян.
Вы просто слишком громко думаете. Я пыталась одновременно приободрить его и вызнать, что же его так беспокоит. Серьезно, если вы что-то знаете или подозреваете карты на стол! Знание сила, а?
Вас не напрягло, что корзина цветов была так, м-м-м-м раздербанена на все лады? Арцах взял печенюшку, но сжал слишком сильно и уронил ошметки в стакан.
Я бы тоже ее хорошенько проверила, пожала я плечами. Если Соколо
Называйте его пианист! напомнил Арцах.
Ладно, ладно. Если пианист знает, что ему может грозить опасность, а тут ему преподносят такую большую вещь Я бы проверила. В цветах много что можно спрятать. У меня как-то был случай, охраняла оперную диву. Так ей в цветах змею спрятали! Правда, неядовитую: то ли ужа, то ли полоза. Но перепугалась она страшно.
А вы не заметили, прищурился Варданян, что другие цветы в своей гримерке он этак не раздергивал?
Не обратила внимания, с досадой признала я.
А это значит что? Он глядел на меня, как учитель на отличницу, привычно ожидая, что я отвечу правильно.
Теперь уже я замялась. Примерила себя на место Соколова
Он знал эту, кхм, женщину и ожидал от нее подвоха? Я назвала менее вероятный вариант из двух. Я-то подозревала, что лишь размер корзины и вызвал подозрение. Остальные-то цветы были в виде худосочных букетиков в прозрачных обертках. В таких и пластит толком не спрячешь. Хотя если о-о-о-очень постараться
Я вам больше скажу, Женя! азартно вскинулся Арцах, в запале тыча в меня указательным пальцем. Пианист знал, что это не женщина! И знает этого человека, о-ох-х-х, он очень хорошо его знает!
Я отвела его руку в сторону. Узбечка-официантка, одетая «под японку», в простенькое кимоно с цветастым поясом, опасливо поглядывала на нас от дверей.
Желаете еще чаю? пропищала она, выдавив улыбку.
Бедная девочка, поздний час, а тут двое взрослых с каким-то странным разговором.
Да, будьте так добры. Зеленый, без сахара. Я успокаивающе улыбнулась ей. Мол, не волнуйся: если дядя сойдет с ума, тетя большая и сильная, тетя его скрутит.
Едва официантка ушла, Арцах на всякий случай выглянул в коридор. Вернулся за столик, сел, подгибая ноги (мы сидели на подушках, за низким столиком не очень-то удобно, прямо скажем; сидишь на собственных пятках).
Затем ручкой быстро написал на салфетке одно слово, передал салфетку мне.
Я прочла и присвистнула.
Вот-вот. Салфетка была порвана в клочки, клочки отправились во внутренний карман пиджака. Если не ошибаюсь, эта же организация курировала некоторые операции «Сигмы», в которой вы служили?
Парочку-троечку. Таких, знаете, самых ядреных, подтвердила я без особой конкретики. Так он оттуда, этот мужик в платье?
Да.
Теперь ясно, почему он так мастерски загримирован и одет. От бабы натурально не отличишь, обескураженно признала я. Если, конечно, под юбку не заглядывать.
Этот тип перевоплощаться умеет. Хоть у меня глаз на переодетых и наметанный, но вот с ним я просто отваливаю подальше, не пытаясь угадать.
И как вы определяете, когда надо отваливать подальше? поинтересовалась я.
Если где появляется пианист, значит, и этот агент неподалеку. Просто десять из десяти. Ему, агенту, лет не меньше, чем пианисту. Пианиста поймать он пытается уже о-о-очень долго. И, поверьте, между ними лучше не встревать. Я-то встрял, когда статьи готовил. Сунул нос, куда не надо. Вы, Евгения, на допросе с пристрастием когда-нибудь были?
Только допрашивать доводилось, буркнула я.
Мне стало противно от услышанного. Вспомнился вежливый женский голос за стенкой кабинки, худые длинные пальцы с изысканным маникюром. Эти пальцы дотронулись до моей руки, когда я передавала женщине из соседней кабинки несколько кусков туалетной бумаги. И все это время это был мужчина.
Жутковато становится, когда внешность настолько обманчива. Я и сама умею менять облик, когда требует работа. Но тут была видна работа пугающе мастерская.
А я на допрос попал вот к этому агенту. Один раз. Отпустил он меня только после того, как понял, что с меня и впрямь нечего взять. Даже разрешил опубликовать статьи. Варданян скривился, будто лимон надкусил. Ощущение осталось, будто у тебя во внутренностях пьяный патологоанатом поковырялся. Вот прямо пальцами.
Короче, где один, там и второй, подытожила я.