Откуда ты знаешь моего брата?
Мы вместе работаем.
Уильям ушел с должности мальчика на побегушках у судьи Кэллахана около года назад, и в последние месяцы все чаще где-то пропадал. Я знала только, что он работает помощником в какой-то ассоциации джентльменов. В клубе, который посещают важные персоны. И если бы Уильям хорошо себя показал, его могли бы взять в своего рода подмастерья и обучить предпринимательской деятельности. По крайней мере, он мне так говорил, когда я жаловалась.
В клубе?
Да.
Чем вы там занимаетесь?
Неважно, отмахнулся Финн и открыл было рот, чтобы добавить что-то еще, но тут же передумал.
Я немного подождала, но он молчал.
Отвратительно себя чувствую, пожаловался Уильям, зарываясь носом в подушку. Зачем ты столько в меня влил?
По-моему, нечестно все валить на меня, возмутился Финн.
Все этот виски Завтра не смогу работать, бормотал Уильям.
Я тебя прикрою, не волнуйся. Хотя ты многое потеряешь, знаешь же. Завтра воскресенье, и босс придет в своем
Фиолетовом костюме, хихикнул Уильям, насколько он вообще мог смеяться в таком состоянии.
Опишу тебе в деталях, как он выглядел, когда вернешься, пообещал Финн, похлопал Уильяма по плечу и поднялся на ноги.
Нет, подожди! Надо написать больше песен, а то никакого мюзикла не получится!
Мюзикла? переспросила я.
Три порции виски назад постановка мюзикла казалась неплохой идеей, объяснил Финн.
Мое имя прославится, Фрэнсис! воскликнул Уильям.
Я тяжело вздохнула.
Ложись спать, Уильям.
Ты никогда не даешь мне веселиться!
Похоже, ты веселишься за нас обоих, огрызнулась я.
Зачем ты так? Я очень усердно тружусь пробормотал он, закрывая глаза.
Ах усердно? насмешливо передразнила его я. У меня руки все в крови от того, как много я работаю по дому. Не могу тебе показать, потому что в квартире у нас невыносимо холодно и мне приходится носить перчатки, чтобы руки не онемели. Но ничего, я все понимаю. Ночь у нас обоих выдалась богатая на события. Ты выпивал с друзьями, а я читала маме вслух чертового Диккенса, потому что она не может успокоиться и уснуть, когда тебя нет дома!
Горло сдавило от обиды. Мне очень хотелось наказать брата, но в итоге я просто выставляла себя дурой перед его другом. Глупо было плакать. Плакать всегда глупо.
М-м Извини, Фрэнсис.
Уильям перекатился на спину и вытянул руки, словно хотел меня обнять, но тут же уронил их на матрас.
От твоих извинений мне ни горячо ни холодно. Давай спи. Утром поговорим.
Наша мама считала, что в середине ночи все кажется хуже, чем есть на самом деле. И, наверное, была права.
Спокойной ночи, дружище, сказал Финн, похлопав Уильяма по голове.
Из вежливости я проводила его до двери.
Приятно было с тобой встретиться, Фрэнсис наконец-то, сказал он у порога.
Наконец-то?
Для твоего брата ты дороже всего на свете, улыбнулся Финн, но я на улыбку не ответила.
Больше не надо его спаивать, ладно?
Мы одновременно потянулись к щеколде, и наши руки на мгновение соприкоснулись.
Хорошие у тебя перчатки, заметил Финн, не глядя мне в глаза.
Никогда не знаешь, когда заглянут гости. А встретить их без перчаток было бы просто скандально, пошутила я, хотя голос у меня звучал несколько натянуто.
Что ж, с радостью сообщу всему приличному обществу, что твои манеры на высоте, пошутил он в ответ, и это было даже мило с его стороны.
Наверняка он почувствовал, как у нас холодно, и уж точно слышал мою постыдную тираду, когда я отчитывала Уильяма. И, вместо того чтобы посмеяться надо мной, Финн поддержал шутку. Не помню, пожелала я ему спокойной ночи или нет, но он мне пожелал, оглянувшись через плечо уже на пороге, словно ища что-то в моем взгляде.
Я потерла глаза, тщетно пытаясь стереть эти воспоминания об Уильяме. Некоторые жгли сердце больнее других.
Не знаю, сколько я продремала. За окном было еще светло, в коридоре тихо, во дворе никого. Скорее всего, учебные кабинеты располагались далеко от этого крыла.
Какое-то время я ходила по комнате, заглядывая в тумбочки и шкафы своих соседок, но ничего интересного там не обнаружила. Хотя чего я ожидала? Дневника с записью «Помогите! Накидки у них очень красивые, но меня отсюда не выпускают!» или вроде того? Вместо него нашлись только одинаковые комплекты формы, книги, листы бумаги и чернильницы, бутылочка духов с ароматом сирени и жемчужные серьги, небрежно брошенные на стуле.
Наконец я подумала, что рыться в чужих вещах как-то неправильно, и решила выйти прогуляться. Насладиться ароматом сосен, окружавших академию. Я всю жизнь провела в городе, среди сирен, шума и дыма фабрик, и от полнейшей тишины «Колдостана» мне становилось не по себе. Может, все это будет казаться не таким невероятным, если выйти на улицу и убедиться в том, что деревья и трава настоящие.
Я побежала вниз по лестнице, провожаемая взглядами с масляных портретов и фотографий. И уже потянулась к медной ручке двери, когда тишину, словно острым ножом, разрезал голос Максин. А ведь я даже не заметила ее в вестибюле!
Куда это ты?
Она сидела на шелковой кушетке у стены с книгой в руках и выражением ужаса на лице.
Прогуляться по парку?
Нет-нет. Нельзя, рявкнула она, и по ее интонации я поняла, что допустила серьезный промах.
Но прошептала я, и глаза у меня защипало от слез, как всегда, если мне становилось неловко или стыдно.
Господи, за последние сутки я слишком уж часто плакала. Надо постараться больше не распускать сопли.
Нам ни в коем случае, никогда нельзя выходить отсюда без сопровождения, твердо произнесла Максин. Это ясно?
Да, пискнула я, хотя мне было ни капли не ясно.
Отлично. Тогда идем со мной, позвала она с натянутой улыбкой. Ты спустилась как раз вовремя. Пора познакомить тебя с великой Выкоцки.
Глава 5
Большая черная дверь выделялась на фоне белого вестибюля, словно разинутая пасть чудовища. День клонился к вечеру, и мраморный пол отливал розовым под лучами закатного солнца. Максин вытянула длинные пальцы, приподняла дверной молоток в виде золотого орла и резко отпустила. Глухой стук отдался вибрацией в моем теле.
Войдите! позвал ледяной голос.
Удачи! воскликнула Максин как-то чересчур бодро, что было на нее не похоже.
Я перевела дыхание и повернула медную ручку.
Шагнув за порог, я очутилась в слабо освещенной комнате, закутанной в темное дерево и черный бархат. Всю дальнюю стену занимали полки, нагруженные миниатюрными баночками и скляночками под слоем пыли. Сводчатый потолок украшали высушенные лекарственные травы и букеты гипсофилы растения с мелкими белыми цветочками. Они висели вниз головками, подвешенные на плотной нити, и едва не касались моей макушки. За столом из черного дерева сидела дама лет шестидесяти. Перед ней тихо жужжали изящные медные инструменты, высились стопки пожелтевших бумаг и стояла целая кучка высохших чернильниц.
Директриса была с ног до головы одета в черный бархат, в тон своему кабинету. Платье до пола и накидка выглядели в точности как наряды остальных девушек и женщин, которые встретились мне в этой академии, если не считать ткани и громадной броши из лунного камня на воротнике. Белоснежные волосы были убраны наверх в прическу стиля помпадур. Директриса сидела, держа спину ровно, словно статуя, и щурилась на меня поверх своего острого носа. Все это время она постукивала по столу пальцами такими бледными, что они казались едва ли не прозрачными, и на костяшках проступали фиолетовые вены. Мне подумалось, что директриса быстро нашла бы общий язык с миссис Кэрри.
Должно быть, вы мисс Хеллоуэл? наконец спросила директриса.
Голос ее звучал благородно и слегка напыщенно, как у представительницы высшего общества. От него мне хотелось по привычке выудить из кармана бланк заказа и поинтересоваться, какое именно платье она желает.