Я не знала, куда спешили остальные девчонки, которых мы видели в вестибюле и на лестнице, но явно не сюда. На третьем этаже не было никого, кроме нас с Максин.
На периферии поля зрения что-то мелькнуло, и я вздрогнула, ахнув, прижала ладонь к груди, но тут же расслабилась, когда увидела полосатую кошку. Она вышла из темного угла с молью в зубах и довольством собой на мордочке.
Они тут повсюду, объяснила Максин, заметив мое изумление.
Кошки?
Да.
Это так задумано?
Не совсем. Они спасают нас от моли, и большинство особо не царапается. Правда, черная с кухни любит кусаться.
Полосатая кошечка снова растворилась в тени, и мы с Максин пошли дальше по коридору.
Мы проходили мимо деревянных дверей, пока наконец не остановились перед той, на которой была аккуратно выведена цифра одиннадцать.
Это твоя комната, объяснила Максин.
Хотя она заверила меня, что здесь мне ничего не грозит, я все еще чувствовала легкую грусть и раздражение. Мне пришлось бросить родной район, работу, и теперь я должна жить в какой-то школе, полной чудачек? В то время как моя бедная мать сидит в палате психбольницы совсем одна, и никто ее не навещает? Конечно, Максин тут ни при чем. Если кто и виноват в моем несчастье, так это мистер Хьюс, но мне ведь надо найти какой-то выход своей досаде.
Максин толкнула дверь. На первый взгляд комната напоминала общую спальню над ателье. Здесь стояли четыре кровати, по две слева и справа от входа, но не из дешевого железа, а на деревянных каркасах ручной работы и с балдахинами.
Пышный черный ковер выгодно контрастировал с золотым туалетным столиком у дальней стены и обоями из золотого дамаста, как в коридоре. Пожалуй, мне еще не доводилось видеть такой красивой комнаты.
Вот эта свободна, сообщила Максин, показывая на ближайшую кровать слева. Мы уже подготовили все необходимое. Осенняя форма лежит на постели, а в шкафу висит еще четыре. Обувь под кроватью. Соседки тебе покажут, где найти все остальное.
Хорошо.
Ты, наверное, сильно устала. Я три дня проспала после моего первого всплеска. Думала, голова лопнет от боли. Некоторые до недели в себя приходят. В общем, отдыхай.
Она развернулась к двери, и я выпалила ей вслед:
Всплеска?..
Максин посмотрела на меня, вопросительно вскинув брови. Меня ужасно сердило то, как она увиливала от вопросов и хитро ухмылялась.
Это не моя вина, добавила я. Не знаю, как ножницы оказались у него в шее. Я их даже не трогала!
Максин вздохнула.
Миссис Выкоцки все тебе объяснит.
Меня не отправят в тюрьму? на всякий случай уточнила я, хотя нелегко было признать вслух, что у полиции есть все основания так поступить.
Максин рассмеялась и крикнула уже из-за двери:
Пока нет!
И оставила меня одну.
Я подошла к своей кровати и провела ладонью по форме, которую для меня подготовили. Черная хлопковая блузка с пышными рукавами, которые резко сужались на локте, передник и шерстяные гетры того же цвета, черная бархатная лента на волосы и накидка все как у всех. Меня поразило высокое качество ткани и пошива.
Больше всего я обрадовалась нижнему белью. Три идеальных корсета и три шелковые сорочки. Такого роскошного белья у меня в жизни не было. Мне уже не терпелось сорвать с себя окровавленный корсет, и я даже коротко рассмеялась от облегчения.
В зеркале у дальней стены маячило мое отражение, и я увидела болотно-зеленый синяк на шее. Впрочем, вся моя кожа теперь ощущалась как будто чужой, так что сейчас меня это не сильно волновало.
По поводу изнеможения Максин верно сказала: я чувствовала сильную тяжесть во всем теле, и в голове стоял туман. Однако я не сразу юркнула в постель. Сначала подошла к окну в алмазной раме и поднесла пальцы к узкой щели, через которую просачивался холод. С третьего этажа открывался панорамный вид на заросший Форест-парк и печальный двор академии, окруженный стеной.
Я отодвинула засов и толкнула окно просто чтобы проверить, открывается оно или нет. Хотя прыгать с третьего этажа было высоковато. И делать я этого не собиралась. По крайней мере, пока.
Наконец я легла на кровать, не зная, как быть. Надо мной нависал балдахин из темно-красного бархата, в тон покрывалу. Я провела ладонью по подушкам, набитым гусиным пухом, и вздохнула.
Однажды в шесть лет меня отправили домой из школы, потому что я никак не могла перестать плакать. Мама спросила, в чем дело, и я попыталась как можно подробнее ей объяснить: что подняла руку, хотя обычно этого не делала, и спросила учительницу, когда нам расскажут про другую сторону мира, изображенного на карте. Она перевернула плакат и показала, что на обороте ничего нет. «Это все. Это и есть весь мир». Когда я поняла, что у него нет изнанки, нет нового мира, который мы могли бы исследовать, это осознание разбило мое детское сердечко.
А сейчас, лежа в кровати с вырезанными на изголовье феями и лианами, я гадала о том, не ошибалась ли моя учительница. Ведь сейчас я в самом деле очутилась на оборотной стороне, в совершенно новом мире.
Мне снился особняк в тонах золотого и бордового. Компания мужчин в пошитых по фигуре костюмах, собравшихся за начищенным до блеска столом красного дерева. Я стояла в углу и наблюдала за ними, подобно призраку. Ко мне подошел растрепанный кудрявый юноша в сером пальто. Он потянулся к моей руке Нет, не чтобы взять ее, а чтобы передать мне какой-то предмет. Мои швейные ножницы, теплые, как человеческая плоть, влажные от густой крови, которая начала стекать между моими пальцами. Одна капля упала на белый ковер, и юноша мне подмигнул. Собравшиеся за столом резко затихли и посмотрели на меня.
Я очнулась на мягкой, но плотной подушке и в замешательстве огляделась. Дамастовые обои, бархатный балдахин все на месте. Значит, хотя бы эта комната мне не приснилась.
Тот парень. Он тоже настоящий. Или был настоящим. Мы с ним уже встречались.
Он приходил к нам в прошлом декабре, сразу после Рождества. Я отчетливо это помнила. Уильям ввалился в квартиру поздней ночью настолько холодной, что на мое одеяло лег иней, и вырвал меня из глубокого сна. Я зажгла лампу на прикроватной тумбочке, взяла ее и вышла на кухню. Обмякший Уильям опирался на плечи невероятно привлекательного парня. Обычно мой брат не приводил к нам друзей только Оливера, и то очень редко. Они покачивались, распевая пьяную песню о потерянной любви, но тут же умолкли, увидев меня.
Что случилось? спросила я.
Фсе фпорядке, с трудом пробормотал Уильям.
Боюсь, он слегка перебрал, объяснил его друг.
Что ж, надеюсь, хорошо провел время, ядовито проговорила я.
Мое раздражение грозило в любой момент перерасти в приступ гнева. Уильям ни разу не приходил домой пьяным. Я вообще не помнила, чтобы он пил! Я вот весь вечер провела за уборкой: отмыла грязную плиту, причесала маму, подготовила одежду на стирку В то время как мой брат веселился с какими-то неизвестными мне друзьями!
Спасибо, дальше я сама, сказала я, забирая Уильяма у незнакомого парня.
Тот посмотрел на меня мутным взглядом наверное, тоже «слегка перебрал».
Я Финн, вдруг представился он, и тогда меня удивил его ирландский акцент.
Э-э, Финни! промямлил Уильям, уткнувшись носом ему в воротник.
Я не ожидала, что мы будем обмениваться именами.
Ну, я Фрэнсис. Сестра Уильяма.
Он часто о тебе упоминает, заметил Финн.
Моя драгоценная сестренка, промычал Уильям, пока я перекладывала его руку с плеч Финна на свои.
Он покачнулся, и мы едва не рухнули на пол.
Эй, эй! вскрикнул Финн и тут же подхватил моего брата с другого бока.
Мы подтащили Уильяма к постели и уложили прямо поверх одеяла. Финн быстро развязал ему шнурки, при этом глядя не на обувь, а на меня, что было само по себе впечатляюще. Хотя от его пронзительного, серьезного взгляда мне хотелось спрятать лицо за распущенными волосами.