* * *
Ана не успела закурить, как из комнаты раздался счастливый крик.
Музыкант сидел в кровати. И разглядывал иголки в своей ладони.
Господи, что вы со мной сделали? У меня такое чувство, что я спал лет двести.
Ну хоть выспались?
Вполне. А который сейчас час?
Одиннадцать. Вы спали полчаса.
Музыкант улыбался, как ребенок. И пока Буддист вытаскивал иголки и протирал ладонь спиртом, ребенок не отпускал детское удивление, будто первый раз в жизни увидел фокусника.
Хорошо, Буддист подвел какой-то свой итог. Если не возражаете, часов в восемь вечера я к вам снова зайду. А пока сестрой милосердия поработает Ана, она знает, что делать. Если будет скучно, послушайте музыку вот, я принес несколько дисков. Это, собственно, не музыка, а так набор звуков. Но они лечат. Телевизор смотреть не надо. И не позволяйте Ане много курить.
Если не возражаете! Музыкант попробовал передразнить слова Буддиста. Вообще, казалось, он впал в здоровое детство. Да как я могу возражать? Столько хлопот и неприятностей из-за меня. Может мы?
Нет, спасибо, не надо.
Да. Как скажете. Музыкант виновато улыбнулся. А играть можно? Музыкант повел глазами в сторону Аниного пианино.
Сегодня не стоит. А завтра пожалуйста. Только до одиннадцати вечера. Тень улыбки проскользнула по губам Бута. И только до второго головокружения.
Как до второго?
Это просто. Первое может появиться случайно и, наверное, вас напугает. Не бойтесь. Ничего страшного у вас нет. А если придет второе, надо прилечь, хотя бы на полчаса. Значит, организм попросил небольшого отдыха.
Дверь легонько захлопнулась. Ана и Музыкант немного помолчали.
Что ты хотел сказать? «Столько неприятностей может мы?»
А, это? Да хотел предложить денег немного, но он перехватил мысль. Телепат. Странный, да? Порой мне кажется, он настолько нормален, что выглядит, как сумасшедший. Или наоборот. Что-то я запутался.
Пожалуй, да, кивнула Ана. Ты действительно чувствуешь себя хорошо?
Да, похоже на то. Давай позавтракаем на кухне.
А постельный режим?
Ты на что намекаешь?
Дурачок.
Не совсем
* * *
Ровно в восемь раздался звонок. Как сигнал точного времени. Можно было подумать, что Буддист стоял под дверью, смотрел на часы и, когда стрелка отщелкала последнюю секунду восьмого, нажал кнопку звонка.
Теперь поработаем с правой рукой. Глубокого сна, как утром, не будет, но иголки сделают свое дело не хуже, поверьте.
Верю, конечно, верю. Ана сказала, вас зовут Бут. Не слишком фамильярно вас называть так? А то каждый раз запинаешься перед очередным «вы».
Да, конечно. Ана сказала, вас зовут Кай.
Музыкант только прикрыл глаза в знак согласия, он еще чувствовал большую слабость и, хотя проспал полдня, к вечеру сил не набрался. Буддист, загнав последнюю иголку, пообещал:
Сейчас потянет в сон, но буквально на минуту, потом пойдет прилив сил.
Через минуту Музыкант открыл глаза.
Бут, Ана сказала, что эти, не знаю, как их назвать, станут инвалидами.
Назвать их просто гражданин Хомов, гражданин Саспинсюк. А инвалидами они не станут. Мы оба знаем, что они уже были такими, не совсем полноценными, не способными на общественно полезный труд.
Это жестоко. И очень высокомерно. Прости те.
Прости! Если это не слишком фамильярно. Мы не глубокие старцы и не аристократы, вполне можем говорить друг другу «ты». И еще, это моя просьба, никаких запретов на темы и на мнения. Хорошо?
Хорошо, Бут. Кажется, у меня действительно появились силы. Надеюсь, мнение о жестокости не от их прилива.
Безусловно, нет. Если не сложно, расскажи, что ты нашел жестокого и высокомерного?
Может, я что-то неправильно понял, но одному светит слепота. Светит слепота, почти смешно. А другому вечная головная боль! В прямом смысле. Да? Жестоко. Да? Это их искалечит
Искалечит что? Не заминай слова, Кай. Правила очень просты никаких запретов на мнения. Говори, что думаешь. Иначе вряд ли что скажешь.
Искалечит что? Музыкант повторил вопрос и откинулся на подушки. Знаешь, что такое идиотский вопрос? Вопрос, на который сам можешь ответить, немного подумав. Все дело в том, сколько будет длиться это немного. Если ты немного подумаешь, вполне можешь согласиться, что это слишком жестоко. Если я немного подумаю, выйдет, что они получили по заслугам. Да. И где правда?
А ты не думай. Говори, проговаривай. Попробуй следовать только самой мысли, а не тому, как к ней отнесутся, и где правда. Иначе встретишь тупик, из которого не выберешься. Тебе это знакомо?
Да, конечно. Только непривычно. Вернее, привычно, но не для внешних мыслей. Это бывает, когда я просто думаю, сам с собой. А в спорах всегда приходилось оборачиваться. Да и споров обычно никаких нет, я обычно ни с кем не говорю о серьезных вещах.
Серьезные вещи! Это ярлык. Ты теряешь мысль. Продолжай от «искалечить».
Да, хотел сказать «искалечит их судьбы», но сразу почувствовал фальшь.
Продолжай.
Продолжаю. По-твоему, получается, что их судьбы уже были искалечены. Так же как мозги, разум, вера. Все, что делает человека живым. Но я не могу понять, кто тебе дал право судить? Или не тебе, а нам с тобой?
Мы бы этого и не делали, если бы они сами не попросили.
Но почему именно так одного загнать в слепоту, другого в безумие головной боли?
У меня не было выбора. Это не вариант «лес рубят, щепки летят». Это вариант выживания. В данном случае твоего и моего. Я не мог остановить их другим способом.
Но у вас же есть какие-то приемы, которые не калечат.
У кого у вас?
Не знаю. Судя по тому, что сказала Ана, ты владеешь приемами. Господи, не знаю, как это называется. Мастер чего-то восточного. Какой-то борьбы.
Кай начал говорить жестко. Непривычно для себя.
Нет, Кай, не мастер. Даже не подмастерье. Очень поверхностно знаю все эти вещи. И тогда, возле автобусной остановки у меня не было возможности выбирать. Бут немного помолчал. Если точнее, они были слишком пьяны, чтобы их можно было запугать или остановить легкой болью. Поэтому пришлось работать на «вынос». Есть такой термин. Но это я сейчас осознаю, а тогда не думал. Это закон. Это первое, чему меня учили мастера не думать, когда делаешь что-то важное.
Намеренно не ведать, что творишь?
Нет. Это типично европейское заблуждение. Если перевести то, что я сказал, на наш язык, получится так: не думать значит, не думать о деталях, не препарировать каждое движение. Это полезно даже в спокойной обстановке, когда европейцы как ни стараются, все равно думают. О «белой обезьяне», слышал? Думают именно оттого, что стараются. Но в обычной жизни можно думать, можно не думать большой разницы не будет. А вот в «необычной», когда приходится очень быстро решать проблему, не думать просто необходимо.
Бут помолчал секунду, словно что-то вспоминал.
Ведь тебе это знакомо. Ты попадаешь в подобное состояние, когда чем-то увлечен настолько, что забываешь обо всем на свете. Это так говорят «обо всем на свете», а на самом деле, ты прекрасно осознаешь или чувствуешь, что творишь подлость или благо.
И что ты чувствуешь, когда калечишь людей? Жесткость речи и беспристрастность от Бута окончательно пришли к Музыканту. Извини, я следую правилам игры, хотя по идее не имею права задавать такие вопросы человеку, который меня спас.
Можешь не извиняться, мы уже обозначили правила. «Калечишь людей». Ты сам можешь назвать их людьми? Или это слишком высокомерно? Ради чистоты мнения попробуй представить, что они не тебя избивали, а кого-то постороннего. Или, напротив, близкого тебе.
Кай нахмурился и от наплыва головной боли нахмурился еще больше.
Не могу. Если кого-то постороннего или близкого. Тогда они однозначно нелюди. Но я-то не посторонний. Значит, не могу думать отвлеченно
И все же попробуй, представь картину со стороны. Представь, что в твоих руках разрешение этой ситуации. Как в детской игре у тебя есть магическая сила. Что бы ты сделал?