Бут чуть хмурился и массировал какие-то точки на ноге.
Вот и вся картина. И никакого тумана в ней. Божественное плавно перетекает в человеческое. И доказательств никаких не требуется.
Булгаков?
Да.
Музыкант к этому времени перестал дымиться, последняя палочка моксы погасла.
Ты прав, есть граница, что перемещается с появлением новых знаний. Но существует и вечная, неподвижная. В точных науках люди кое-что смогли сделать. Но в вопросах «кто мы?», «зачем мы?», «откуда?», «как правильно?», «почему этот звук прекрасен, а этот так себе?» в этом мы остались такими же непонимающими, как и сотни лет назад. Здесь одинаково беспомощны суперумный Хокинг и не самый умный дядя Коля из соседнего подъезда. У первого целые тома теорий и формул, у другого фразы типа «ну, еж ты, когда оно, тогда да!» Хотя я с ними мало знаком, с обоими.
Музыкант все глубже уходил в себя и говорил, казалось, сам с собой, почти не видел Бута. А тот аккуратно вытаскивал из Музыканта иглы и складывал их в коробочку. Потом достал странно пахнущую мазь и начал втирать ее в обработанные точки. Мазь была со странным запахом, хороший парфюмер насчитал бы в нем не один десяток разных нот.
И здесь никто ничего толком не может сказать. Вернее, все философствующие только и говорят о проявлениях Бога, в той или иной форме. Но толку? Я же вижу одно: здесь мы, а там Он, если Он есть. Там, где заканчивается понимание, но продолжается вера. Там, где мы не можем ничего доказать, но либо чувствуем, либо не можем чувствовать иначе.
Музыкант грустно посмотрел на Бута.
Ты упомянул Булгакова. Я бы не сказал, что он много разгадал. Но предложил красивую версию, которая для многих в этой стране стала чуть не святым текстом, заменила библию. Когда-то «Мастер» помог мне что-то понять, но дальше я не пошел. Вернее, пошел, но мой путь почти не связан с умными словами. Видно, мне дано думать звуками. Кстати, ребята в ЦМШ за это придумали мне кличку Кай. Иногда я говорил им, что из звуков можно сложить любой узор.
Ребята откуда?
Из ЦМШ, Центральной музыкальной школы.
Понятно. Ты складывал из звуков слово «Вечность»?
Нет. Узор.
Видишь разницу?
Слышу! И вижу, иногда.
Что за Узор?
Буддист недовольно качнул головой одна из обработанных точек воспалилась.
Ох, господи, Музыкант улыбнулся очередному «господи». Не так просто рассказать, как почувствовать.
Только не опускайся до «мысль изреченная есть ложь».
Да, конечно. Это универсальная отмазка. Сейчас попробую.
Только накинь халат, а лучше оденься полностью. И свитер надень.
Хорошо. Слышишь? Я от тебя заразился, теперь по каждому поводу говорю «хорошо».
Не отвлекайся.
Да.
Музыкант быстро накинул на себя одежду и начал говорить еще со свитером на голове:
Тебе случалось видеть нечто прекрасное цветущую вишню или закат, такой, что с ног сшибает? Звезды в горах?
Конечно.
А слышать? Тебя пробивала музыка? До мозга костей, до мозга души, если у нее есть мозг.
Да.
Или запахи. Запах любимого тела, любимого блюда, напитка. Или завораживающий вкус. Наверное, понятно, о чем я?
Понятно.
Хорошо. Так вот. Все это я называю точками Узора. Когда неведомый Узор, находящийся за краем нашего понимания и даже за гранью наших чувств, пробивает пространство, время, черт его знает, что он еще может пробить. И является нашим глазам, душам в виде мгновения, когда мы по-настоящему живем. Мгновенного ощущения прекрасного, небесного, мистического. Как хочешь назови.
Да, это знакомо. Думаю, всем знакомо, не только нам.
А теперь представь, что точки Узора соединены в линии. Но разглядеть линии дано немногим. Но если повезет увидеть их, ты буквально увидишь, услышишь, почувствуешь, что линия Узора это миллионы его точек, связанные воедино. И они способны дать нам не мгновенное откровение, а нечто, заставляющее нас чувствовать в миллион раз сильнее. Это не просто вера, это, скорее, состояние. Но его очень трудно передать словами, и даже звуками сложно передать. И, возможно, не надо.
Вполне допускаю. Что-то и я чувствовал, что-то от других слышал подобное. И (ты только не принимай близко к сердцу, я еще не до конца понял, о чем ты говоришь) порой люди улетают к звездам в самых разных состояниях. В религиозном трансе, в наркотическом. Словом, я пока не уверен, что твой Узор то же самое, что другие называют Богом. Надо будет переварить, понять. А понять мы можем только через то, что раньше сами поняли, через свои образы.
Бут тоже стал задумчивым, хотя никакой тревоги в его глазах не было.
Кстати, ты ведь знаешь, наверное, что восточным медикам понадобились три тысячи лет, чтобы связать особые точки на человеческом теле в единую систему. Может, здесь есть что-то похожее на твои слова. Система эта настолько сложна, что множество врачей пользуются лишь основами знаний, а дальше начинают импровизировать. И здесь сложно отделить разумное от суеверного бреда, любви к случайным числам. Здесь
Да, кесарю кесарево, слесарю слесарево, Музыкант сначала с удивление слушал Бута, а потом решил съязвить. Но лучше пусть будет такая картина, чем никакой.
Да. Давай померяемся узорами. И еще докажи мне, что музыка намного выше, мудрее и человечнее, и богоугоднее, чем моя медицина.
Ладно! Музыкант уже вышел из задумчивости, в глаза заиграли веселые искорки.
Ладно! Бут свои веселые искорки в глазах погасил. Я потихоньку начинаю понимать, о чем твой Узор. Но только начинаю. Ты лучше скажи, куда твоя теория тебя привела? Или что дала тебе?
Боюсь, никуда особенно не привела и мало чего дала. Только только я начал лучше понимать, что отличает, ну скажем, Баха, Иоганна, от типичного хомо сапиенс. И только.
И что же?
Хома приходит в буйный восторг, когда ему удается увидеть одну точку Узора. Он помнит встречу с прекрасным много лет. А Бах для него точка ничто, он скользит по линиям так легко, будто с детства привык их видеть, как мы видим это окно.
А Моцарт?
Почему ты спросил?
Просто.
Это не просто. Почему Моцарт?
Ну, я ничего не понимаю в музыке, но мне кажется, что он намного ближе к Абсолюту, или, если хочешь, к Узору, чем все остальные.
Ты понимаешь! Кай чуть наклонил голову. Понимаешь. Потому что так оно и есть. Взгляд исподлобья. Только об этом знают далеко не все. На Моцарте висит такой же ярлык «Здесь живет великий композитор!» как на Бетховене, Гайдне и прочих. Даже на Элтона Джона его вешают. Ярлык один для обывателей и, как ни странно, для многих музыкантов, профессионалов. Это чертовски странно, что они не знают. Амадей единственный, кто не просто видит узор, не просто скользит по его линиям. Он его творит.
Хм.
Думай как хочешь.
Бут коротко наклонил голову и повел влево-вправо так, что косточки в позвоночнике хрустнули.
То есть не только близок к Богу, но и сам есть Бог? Отчасти?
Отчасти, точнее не скажу. Не понимаю, не вижу всей картины. И знаешь, лет пятьсот назад нас за подобные речи сожгли бы на костре.
А полвека назад дали бы по десять лет без права переписки.
Ну и что? Реабилитировали бы.
Да. Бы. А теперь давай домой. Думать о небесном полезно, но о земном еще полезнее. Лекарства, витамины, здоровая еда. Сеанс окончен.
VI
Ана чувствовала себя дурой уже больше часа ждала подругу в кафе. Но, против обычного, чувствовать себя дурой было не обидно. Кофе давно остыл, Ана потребляла его мелкими глотками, одной чашки хватило на час. Улыбалась и хмурилась, вспоминала все страшное и не страшное, что так встряхнуло ее застоявшуюся жизнь.
Подруга позвонила и сказала, что вообще не придет такие пробки, что в центр не прорваться. Врет, наверное. Но бог с ней. И без нее хорошо.
Привет!
Ана посмотрела на того, кто сказал «привет». Не узнала. Может, просто подбивает клинья? Хорошо, что сейчас это неважно. Мужик классный, даже стильный дорогие джинсы, замшевая куртка с бахромой. Нечто художественное. Где ты раньше был, милочка?