Ты уже перекидывался при нём?
Ещё нет.
Почему? Ты не догадываешься, как для них это удивительно? И что они все хотят посмотреть, как обращается колдун?
В мире Юргена не существовало вещей более естественных, чем оборотничество.
Сначала я решил рассказать, как мы живём
Хранко закатил глаза.
Мне так-то всё равно. Он придал голосу вальяжную ленцу, точно ему и вправду не было дела до мелких колдунят. Но когда я был на его месте, то с большим удовольствием смотрел на чары, а не слушал пустой трёп.
Он вытащил из ножен кривой кинжал, очень подходящий ему, высокому, скроенному по-птичьи заострённо.
Ладно, сказал. Увидимся позже.
Деревья гневно шелестели от ветра. Над их кронами то и дело проносились молнии, освещая небо тёмно-синее, в лиловых закатных пятнах. Юрген кивнул в сторону туч.
Крылышки не подмочишь?
Хранко усмехнулся.
Потявкай мне ещё тут.
Он приподнял ворот рубахи и шагнул с крыльца во двор, под дождь. Одним резким движением воткнул кинжал в сырую землю.
Юрген сел на корточки возле Савы и сказал негромко:
Чтобы перекинуться, чародею-оборотню всегда нужно пересечь границу.
Какую? Голос Савы звучал взволнованно и хрипло.
Какую угодно. В самом начале это бывает поваленное дерево или пень чем больше и видимее граница, тем легче. Потом ветки или порог. Когда колдун осваивается, он сам выбирает, через что ему удобнее обращаться. Смотри.
Хранко подался вперёд полунырком, будто хотел приземлиться на темя. Правой рукой вырвал из земли кинжал, кувыркнулся глубже и выкрутился вороном. Громко каркнул, сложил крылья и рванул в вышину, к крыше терема.
Лес за частоколом шумел сумеречной темнотой.
Сава потрясённо замер.
Нож, произнёс он. Даже нож забрал! И одежда в одежде перебросился? У нас в деревне говорят, что оборотни, когда обращаются, совсем нагие.
Может, это какие-то другие оборотни, предположил Юрген. Вначале будешь перебрасываться в одной одежде это твои крылья, шерсть, чешуя, что угодно. Потом получится взять с собой небольшую сумку или кошель, на что хватит мастерства. Очень пригождается в дороге. Я слышал, пан Авро, глава Двора Лиц, может обратиться, даже если на него надето чужое обличье а колдовская кожа страшно тяжела.
Он вытащил свой нож и покрутил им перед Савой.
Опытные чародеи всегда забирают с собой то, через что перебрасываются. Если уничтожить границу разрубить дерево или унести с собой кинжал, оборотень не сумеет вернуться обратно. А так ему достаточно просто удариться оземь. Поэтому мы стараемся перекидываться через небольшие вещи. Говорят, госпожа Кажимера способна перекинуться через собственный волос Представляешь толщину волоса? То-то же.
Сава облизнул губы.
А были те, кто не вернулся? Так и остались животными?
Может, и были, но не у нас. Слухи ходят разные. За новичками Йовар следит, ты не переживай. Юрген похлопал его по плечу. Научишься.
Сава до сих пор смотрел на небо, словно хотел разглядеть на нём следы Хранко. Юрген поднялся.
Ветер усиливается, заметил он. Пойдём в дом.
Сава нехотя подчинился. Спросил только:
Слушай, Юрген И запнулся. А что про чудище? Будет ли нам какая-то беда?
Юрген рассмеялся.
Глупости. Вот посмотришь на Йовара и решишь но, будь я чудовищем, постарался бы держаться от него подальше.
Он отворил дверь и пристукнул по косяку.
Это крепкий терем в колдовском лесу. Нас здесь ничто не достанет.
Затем распрямился, с наслаждением вдохнул запахи дождя, ягод, свежей травы и шагнул за порог.
Глава II. Птицы и колокола
Здесь говорили, что ладанный дым пугает чудовищ. Ольжана сомневалась, что в Стоегостском господарстве многое знали о чудовищах, там, откуда она родом, предпочитали осиновый кол и круг из соли. Но ей нравился запах ладана и тот звонкий голос, которым в церкви читали стихиры.
Ольжана была ведьмой, но всё равно любила церкви поэтому сейчас сидела на скамейке и смотрела, как дождь стучал по витражам, сложенным из стёкол медовых оттенков. Таких, как она, в церквях не жаловали, но скрыться было несложно. Достаточно не касаться вещей, выкованных из чёрного железа: решёток, подсвечников, перил. Церковь в этом городке была маленькой, и чёрного железа раз-два и обчёлся.
Чёрное железо уважали и в Вольных господарствах, и в Иофате их западном соседе. Иофат страна рыцарей, туманных холмов и королей в каменных усыпальницах; это они подарили Вольным господарствам веру, в честь которой строили церкви. «Юрген бы сказал, что навязали», подумала Ольжана. Но сама она верила и в Тайных Людей, и в северных духов, и в иофатские Длани. Она знала по именам всех их пророков Перстов и с молчаливым восхищением разглядывала церковные фрески с картинами из их жизни. Юрген смеялся и рассказывал: иофатцы считают ересью то, во что господарцы превратили насаженную им религию. «Персты, которых чтят у нас, замечал он, это наши старые языческие боги». Ольжана только отмахивалась. Когда она могла отлучиться из Чернолесья, то при случае зажигала свечи в деревенских кумирнях некогда в них поклонялись идолам, а теперь восславляли Длани.
Что бы ни говорил Юрген, ей это нравилось: верить, что выше них была мудрая сила. От этого становилось спокойно и хорошо.
Насколько Ольжана вообще могла быть спокойной.
Она сжала ладонь, сминая складки платья на бедре. Да, здесь говорили, что ладанный дым пугает чудовищ, но, когда появилась тварь, прозванная Сущностью из Стоегоста, её не сумели остановить ни ладан, ни железо. Ни обычное, которым были вооружены люди господаря, ни чёрное верное средство против нечисти и колдунов.
Сущность напала ночью. Проломила двери хоромин, в которых спали младшие ученицы госпожи Кажимеры Ольжана жила с ними, потому что постигала с азов волшебство Звенящего двора и была в нём удивительно неуклюжа. Эта неуклюжесть и привела к тому, что она оказалась в безымянной церкви, бегущая куда глаза глядят. Но той ночью Ольжана ещё ничего не знала, лишь проснулась от грохота, а выскочив из своей комнаты, босая, в одной рубахе, увидела его.
Голос чтеца за алтарём бархатно выводил стихиры. Вкрадчиво шептал дождь. Ольжана смотрела сквозь горящие свечи, но перед глазами стоял огромный волк: он поднялся на задние лапы и ссутулился, как раненый человек. Его шерсть была черна. Его глаза пылали, а вместо морды скалился голый волчий череп, похожий на натянутую костяную маску. Чудище выглядело как рисунок из чёрных книг Йовара: так изображали оборотней. Не перекидышей, которыми были все чародеи Вольных господарств и за их пределами, а волколаков обыкновенных людей, изуродованных чужой волей.
Ольжана знала, что была трусливым ребёнком и выросла в трусливую женщину. У неё перехватило дыхание, и она бессознательно попятилась. Но как спасаться самой, если рядом визжали ученицы госпожи Кажимеры? В комнатах рядом с ней жили девочки-подростки. Большинству было около двенадцати младше Ольжаны на десять лет; некоторым тринадцать или четырнадцать. Они игрались с разумом и чувствовали куда ловчее её, обученной Йоваром, и, бывало, хихикали над её неловкими попытками творить тонкие чары. Но это не имело никакого значения особенно в ту ночь.
Чудовище заслонило собой тесный проход между их комнатами. Ольжана крикнула, надеясь обратить на себя внимание. Это потом она узнала, что Сущность и так пришла именно за ней и будет идти по её следам, пока не околеет. Но тогда ей казалось важным отвлечь чудовище от девочек. Спокойным голосом Ольжана велела им обращаться и бежать через окна в своих комнатах, а у самой зуб на зуб не попадал от изумления и страха.
Чудовище оскалилось и рухнуло на передние лапы, готовясь к прыжку. Его зубы были белыми, как туман, и длинными, как кинжалы. Никто не считал Ольжану сильной колдуньей, и что бы она ни делала, то заслуживала насмешки Йовара куда чаще, чем сдержанную похвалу. Но восемь лет в Чернолесье ни для кого не проходят даром она взяла лунный блик из окна и раскроила на ломти, чтобы изрезать жёлтые волчьи глаза. Свет скользнул, ослепив Сущность лишь на мгновение.