Не так уж и давно.
Да, соглашается она, это верно.
Он постукивает пальцем по бокалу. Грета видит светлую полоску там, где когда-то было обручальное кольцо.
Хорошо, что вы можете побыть с папой, говорит он, и она кивает:
Они собирались в это путешествие целую вечность, и он все же захотел поехать. Вот мой брат и попросил меня составить ему компанию.
Почему именно вас?
Она пожимает плечами:
Потому что у него трое детей и работа от звонка до звонка.
А вы
У меня не слишком много каждодневных обязанностей и зиллион бесплатных миль. Она делает большой глоток. Все хорошо. Я даже не стала бы особенно возражать, если бы только мне не пришлось провести целую неделю с папой.
Вы с ним не ладите?
Не очень.
Почему?
Потому что у меня нет троих детей и работы от звонка до звонка.
Он смотрит на нее:
Вы это серьезно?
Это лишь часть наших разногласий.
А другая часть?
Можно просто сказать, что я не являюсь его любимицей.
Бен открывает рот, чтобы сказать что-то, но потом закрывает его.
Что?
Ничего, отвечает он, я просто У меня к вам так много вопросов. Не могу сообразить, какой задать первым. Мне не хочется грузить вас.
Грета улыбается:
Это не так просто сделать.
Окей. Значит, ваш папа
Подождите! Она поднимает свой, уже пустой, бокал. Сначала я хочу еще выпить. Мне может понадобиться несколько порций.
Это правильно.
Она поворачивается к нему, чтобы лучше видеть его лицо. Их колени почти соприкасаются.
У вас есть сегодня еще одна лекция? спрашивает она, и он отрицательно качает головой. Значит, вам не нужно быть где-то еще?
Не нужно. А что?
Тогда, думаю, нам следует напиться.
Бен смеется:
Я так не считаю.
Почему нет?
Я здесь работаю. Он оглядывается, желая выяснить, не может ли кто подслушать их. Представляю Колумбию.
И вы боитесь, что кто-то может подойти к вам и задать вопрос о «Зове предков», а вы не сможете ответить?
Выражение его лица меняется, он наклоняется к ней, его глаза блестят.
Слушайте. Я могу выпить ящик пива, но все равно буду в состоянии поведать вам о каждой детали жизни Джека Лондона.
Докажите это, говорит она.
Глава 9
Где-то после третьего или четвертого коктейля Грета идет в туалет, а когда она возвращается, Бен смотрит на нее с каким-то странным выражением лица.
В чем дело? спрашивает она, и он показывает на свой телефон:
Я гуглил вас.
О-ох, весело говорит она, хотя все мышцы ее тела напрягаются, это звучит зловеще.
Она ищет на его лице следы жалости признак того, что он видел то видео, но на нем одно лишь удивление.
Вы, оказывается, крутая особа. Он протягивает ей телефон, словно она нуждается в доказательствах. На экране ее фотография в «Роллинг Стоун», сделанная после выхода первого альбома. На ней блестящее черное платье, русые волосы уложены в высокую прическу, и то ли из-за освещения, то ли из-за макияжа она выглядит так, будто вся состоит из углов. Глаза огромные, зеленее, чем в жизни, и в них читается вызов.
Очевидно, он не слишком продвинулся в своих изысканиях. Это ее фото наиболее часто встречается в интернете, выскакивает сразу, когда кто-то ищет ее там. Но, глядя на снимок теперь, Грета видит, как нервничала она тогда, как сильно потела от жара софитов, замечает легкое раздражение, прячущееся в уголках рта, результат многочисленных просьб фотографа посмотреть на него, не глядя на него, что бы это ни значило.
Вы тоже человек непростой, говорит она, снова усаживаясь на стул рядом с ним.
Бен качает головой:
Это разные вещи.
Вот уж нет. Вы автор бестселлера. И вы занимаетесь любимым делом.
Это не мое любимое дело, пожимает плечами он. Во всяком случае, не так, как у вас.
Она приподнимает брови:
Откуда вы знаете? Мы только что познакомились.
Я видел, как вы играете, признается он, кивая на телефон, который лежит на столе между ними. И даже борода не скрывает того, что он покраснел.
Правда?
Ага, всего несколько секунд. Но это действительно хорошо.
Она отмахивается от него, как делает это обычно, словно все это не стоит выеденного яйца и не имеет большого значения. Но потом, передумав, кивает:
Спасибо.
Бармен возвращается, и они заказывают еще по коктейлю и какие-то закуски. Уже почти пять часов, и бар полон народу. И пугающе легко забыть о том, что они сейчас на теплоходе у побережья Аляски, и это обстоятельство кажется ей все более и более странным каждый раз, когда она вспоминает о нем.
А как вы начинали? интересуется Бен, облокачиваясь на стойку бара. Вы всегда хотели заниматься этим? А на других инструментах вы играете?
Бен, говорит она.
Да?
Вы не обязаны брать у меня интервью.
А если я хочу? Он слегка улыбается, глядя ей в глаза.
Она делает еще один большой глоток.
Вам не нравится это? Правда?
Что?
Писать.
Он качает головой.
Я не из тех людей, которые придумывают истории с раннего детства. А вроде как въехал в это дело задним ходом.
Будучи профессором?
Будучи большим нердом.
Она смеется:
А это не одно и то же?
Очень смешно, щурит он глаза.
Но вы продолжите писать?
Он пожимает плечами:
Я заключил контракт еще на одну книгу, но никак не могу начать.
А о чем она должна быть?
О Германе Мелвилле.
Понятно, говорит она, о китах.
В том числе и о них.
И в чем проблема? Просто он не Джек Лондон?
Она ждет, что он снова рассмеется, но он, напротив, становится мрачным.
Не знаю. Может быть. Я получил первый в своей жизни экземпляр «Зова предков» на распродаже, когда мне было десять. Родители покупали кресло-качалку, а когда продавец обнаружил меня в углу, читающего эту книгу, то разрешил оставить ее. Я прочитал ее, должно быть, раз сто. И так полюбил, что написал о Джеке Лондоне вступительное эссе в колледж, о том, как мне хотелось бы обладать его жаждой приключений, о том, что никогда не оказывался дальше чем в пятидесяти милях от нашей фермы, о том, что готов идти по жизни собственным путем. И это оказалось билетом в мою последующую жизнь. Он приглаживает бороду, его взгляд прикован к окну, за которым над водой поднимается легкий туман. Когда речь заходит о том, что книги способны формировать личность, мне становится смешно, потому что это само собой разумеется. Но в моем случае это вовсе не метафора. Моя жизнь в буквальном смысле была бы совершенно иной, если бы я не нашел пути к этой книге. Или же если бы эта книга не нашла пути ко мне.
Грета улыбается:
Первая любовь не забывается.
Ну это длилось куда дольше, чем моя действительная первая любовь, печально говорит он, но потом принужденно улыбается. Простите, для меня это до сих пор внове. Наше расставание. Хотя, думаю, одно каким-то образом связано с другим. Я начал работать над «Дикой песней» сразу после свадьбы и закончил ее около шести месяцев тому назад, как раз когда все рухнуло. Он смотрит в свой бокал. Но, как бы то ни было, та история подошла к концу, и пришло время начать еще одну. Просто мне трудно перевернуть страницу.
Грета не очень хорошо понимает, о чем они говорят: то ли о его книге, то ли о браке.
Бывает трудно идти вперед, соглашается она. Вы вложили в это столько себя, а затем приходится все начинать сначала, как-то так. Не зря говорят, что вторые прокляты.
Он смотрит на нее пустым взглядом.
Вы же, наверное, знаете о кризисе второго альбома: о том, что многие музыканты блестяще дебютируют, а следующая их попытка с треском проваливается.
И с вами так было?
Она вертит в руке бокал:
Посмотрим. Он выходит в июле.
Я уверен, что он великолепен.
Грета кивает, борясь с желанием рассказать ему все. В последние три месяца она совершала немыслимые акробатические кульбиты, пытаясь избежать этой темы. Но в разговоре с совершенно посторонним человеком, которого она никогда больше не увидит после того, как эта неделя закончится, есть нечто такое, что ей почти хочется открыться ему. Почти.
Иногда, говорит он, трогая подставку под бокал, я сомневаюсь, что способен написать еще одну книгу.